На связь с предыдущей карикатурой «Крупской», помимо обуви, указывает еще и помещенный на обороте страницы с «ленинской» карикатурой рассказ Свэна «Опасный жилец» (стр. 4). В нем... словно бы излагается история возникновения рисунка костлявой старухи из предыдущего номера! Этот рассказ примечателен близким родством с черным юмором знаменитой повести Д. Хармса «Старуха», поэтому мы рискнем привести его целиком: «За стеной шарканье сапог, шум отодвигаемого стула и голоса. Яков Захарович осторожно зовет жену, увлекает ее к платяному шкафу и с ужасом шепчет:
— Слушай!..
Между кроватью и шкафом светящаяся точка замочной скважины. Яков Захарович нагибается и прижимает ухо к замку».
Прервемся на мгновение, чтобы указать на «булгаковское», а вовсе никакое не «свэновское» происхождение этой ситуации: у замочной скважины в № 4 мы видели... Сталина в обличье злобной коммунальной старухи; разговор двух проходимцев в рассказе «Тайны Мадридского двора» — «подслушал и записал Г.П. Ухов». Здесь его «ухо» — принадлежит «Якову Захаровичу».
«В комнате жильца разговаривают двое.
— Что касается меня, милый, — слышится ласковый баритон жильца: то я решительно предпочитаю старуху.
— Ты, дуся, не увлекайся, — мрачно гудит неизвестный бас: — старуха старухе рознь...
— Конечно, — соглашается баритон: — другой и не обрадуешься. В Харькове мне такая попалась, что... Старуху, милый, тоже с толком надо брать. Этакая желтая, понимаешь, костлявая и чтобы не моложе пятидесяти.
— Господи, — испуганно бормочет Яков Захарович, — вселят таких на мою голову.
— Мать, пресвятая-заступница, — вторит жена: — в доме дочь взрослая, а они тут со старухами путаются...
— А горбатых тебе не пришлось? — докапывается баритон.
— Горбатых? Была одна, да только так — канитель с ней, дорогуля, вышла, не больше... Понимаешь, два дня уговаривал, денег дал, а пришла, — бас кашляет и сердито сплевывает, — повертелась и бросила.
— С горбатою, — ужасается Яков Захарович, — до убогих добрались.
— Тсс, — толкает его жена, — услышат.
— Так ты, говоришь, придет? — спрашивает баритон.
— Угу, подтверждает бас: — минут через пять будет. Ровно к семи обещала. Старая, тощая, песок сыплется. За червонец, дуся, условился.
— Сюда приведут: — ахает Яков Захарович.
— Нет, — горячится он, — такого декрета нет, чтобы в семейный дом уличных старух приводить. Нет! Я им покажу, я им милицию вызову, я им...
Через пять минут Яков Захарович вместе с управдомом и дворником стоят перед комнатой жильца.
— Так вы, говорите, притон? — чуть слышно спрашивает управдомом.
— Помилуйте, — также тихо отвечает Яков Захарович: — только что привели. Прямо с поличным поймаем. И притом, — он краснеет и конфузливо заканчивает: — со старухой...
Медная задвижка со звоном падает, дверь с треском распахивается.
— Милостивый государь, — накидывается на жильца возмущенный Яков Захарович: — милостивый государь... У меня дочь взрослая... На это декрета нет... Я не позволю, поняли вы, не позволю!..
Жилец остолбеневает. Непонимающими глазами обводит присутствующих и вдруг разражается хохотом:
— Дьявол-лы! — стонет он: — ум-ни-ки... Подслушали наш разговор и решили... Да, ведь, мы же художники... Разговор о моделях шел, о натурщицах... Вот и сейчас позировала... А вы...
И корчится в припадке неудержимого смеха».
Таким образом, одним из собеседников в рассказе оказывается, по-видимому... тот самый К. Елисеев, который в предыдущем номере нарисовал Н.К. Крупскую в виде пересчитывающей деньги костлявой старухи! Мотивы «геронтофилии», которые в шутку пронизывают этот рассказ, бурно разовьются в романе Саши Соколова «Палисандрия», и вместе с тем — от «занозинских» карикатур в него перейдет то же гротескное изображение истории советской партийно-государственной верхушки, воплощенной у него в зловеще-комическом «ордене часовщиков». Еще более мотивированной оказывается при этом «набоковская» поза героини карикатуры: герой еще более позднего, чем прежние, американского романа Набокова «Лолита» «решительно предпочитает» — но не старух, как Палисандр Дальберг из откровенно пародирующего знаменитое набоковское произведение романа С. Соколова, — а, наоборот, совсем юное существо!
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |