На рисунке в профиль изображена костлявая старуха в поношенном платье, фартуке и шерстяном платке, сползшем с плеч на локти. Она с любопытством рассматривает монеты, лежащие у нее на ладони, пересчитывая их пальцем другой руки. На уме у нее то же, что и у героя рассказа, напечатанного на предыдущем обороте страницы: «— Дай Бог здоровья Сокольникову... Опять можно в чулок прятать» (рисунок К. Елисеева, № 7, стр. 3). Примечательно, что на ногах у нее огромная какая-то бесформенная обувь, которую можно принять и за спущенные чулки, об одном из которых она говорит.
Если бы к этому времени был написан роман В.В. Набокова «Дар», то можно было бы подумать... что это пародийная иллюстрация к сонету, опоясывающему его вставную новеллу о Чернышевском:
...Увы! что б ни сказал потомок просвещенный,
все так же на ветру, в одежде оживленной,
к своим же Истина склоняется перстам,с улыбкой женскою и детскою заботой,
как будто в пригоршне рассматривая что-то,
из-за плеча ее невидимое нам.
Но нет, эта старуха на карикатуре — не Истина. Самое главное... что ее прическа точь-в-точь воспроизводит знакомую всем по растиражированным портретам прическу вдовы недавно усопшего вождя, Надежды Константиновны Крупской! Те самые «седоватые волосы», которые упоминает Булгаков в конце рассказа «Воспоминание...», с пучком сзади; потрепанная ее одежда соответствует «вытертой какой-то меховой кацавейке», в которой ее увидел писатель.
При этом автор романа «Дар» полностью отдает себе отчет и в происхождении своего сонета от карикатуры 1924 года, и о реальном, историческом прототипе героини этого рисунка. Об этом свидетельствует один странный повтор в его повествовании, который впервые становится понятным лишь после того, как в героине карикатуры была узнана Крупская: «Как-то Крупская, обернувшись на ветру к Луначарскому, с мягкой грустью сказала ему: «Вряд ли кого-нибудь Владимир Ильич так любил... Я думаю, что между ним и Чернышевским было очень много общего»». Здесь, и именно в отношении Крупской, повторяется мизансцена опоясывающего сонета: «все так же на ветру, в одежде оживленной»; Крупская «оборачивается» — то она есть располагается спиной по отношению к Луначарскому, как и Истина — по отношению к «нам».
У Луначарского в соответствующем месте его воспоминания про ветер ничего нет:1 эту деталь автор романа намеренно вводит, чтобы соотнести фигуру Истины из своего стихотворения — с Крупской, а далее — с карикатурой «Занозы»! В следующей фразе романа обыгрывается само это слово — «истина»: ««Да, несомненно было общее, — добавляет Луначарский, сначала было отнесшийся к этому замечанию скептически...»» И вновь: ничего о своем «скептическом» отношении к словам Крупской Луначарский в действительности не сообщает! Это слово потребовалось автору как антитеза к слову «истина».
Примечания
1. Луначарский А.В. К юбилею Н.Г. Чернышевского // В его кн.: Н.Г. Чернышевский: Статьи. М.—Л., 1928. С. 112.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |