Лишь много лет спустя стало известно, что инициатором очередного антибулгаковского выступления был Платон Керженцев, возглавлявший в ту пору Всесоюзный комитет по делам искусств. Он-то и подал в политбюро специально подготовленную справку, названную «О Мольере»:
«В чём был политический замысел автора?.. Он хотел в своей новой пьесе показать судьбу писателя, идеология которого идёт вразрез с политическим строем, пьесы которого запрещают.
В таком плане и трактуется Булгаковым эта "историческая" пьеса из жизни Мольера...
Несмотря на всю затушёванность намёков, политический смысл, который Булгаков вкладывает в своё произведение, достаточно ясен, хотя, может быть, большинство зрителей этих намёков и не заметит.
Он хочет вызвать у зрителя аналогию между положением писателя при диктатуре пролетариата и при "бессудной тирании" Людовика XIV».
Следует признать, что Керженцев во многом был прав. Ведь всё то, на что указывалось в его справке, автор «Мольера» и хотел сказать. И Платон Михайлович внёс предложение:
«Мои предложения. Побудить филиал МХАТа снять этот спектакль не путём формального его запрещения, а через сознательный отказ театра от этого спектакля как ошибочного, уводящего их с линии социалистического реализма. Для этого поместить в "Правде" резкую редакционную статью о "Мольере" в духе этих моих замечаний и разобрать спектакль в других органах печати».
Иосифу Виссарионовичу идея понравилась, и он написал на справке:
«Молотову. По-моему, т. Керженцев прав. Я за его предложение. И. Сталин».
9 марта газета «Правда» вышла с редакционной статьёй «Внешний блеск и фальшивое содержание». Под этим хлёстким названием стоял подзаголовок: «О пьесе М. Булгакова в филиале МХАТ». Читатели как бы сразу предупреждались, что речь пойдёт не о театральном спектакле, а о пьесе!
Дневниковая запись гласит:
«Когда прочитали, М[ихаил] А[фанасьевич] сказал: "Конец "Мольеру", конец "Ивану Васильевичу""...
Днём пошли во МХАТ — "Мольера" сняли, завтра не пойдёт...
Вечером звонок...: "Надо Мише оправдываться письмом". В чём?..
Не будет М[ихаил] А[фанасьевич] оправдываться. Не в чем ему оправдываться».
Удар по Булгакову был нанесён сокрушительный. Это и в самом деле означало конец, конец всему: планам, мечтам, надеждам.
Первым отреагировал на пришедшую беду телефон — он тотчас замолк. Автору отвергнутой властями пьесы звонить опасались.
10 марта к антибулгаковской кампании подключилась «Литературная газета», опубликовав статью «Реакционные домыслы М. Булгакова». На следующий день свой «камень» в «Мольера» бросило другое издание. Елена Сергеевна записала:
«В "Советском искусстве" сегодня "Мольер" назван убогой и лживой пьесой.
Как жить? Как дальше работать М[ихаилу] А[фанасьевичу]?»
12 марта Булгаков сообщил Вересаеву:
«Удар очень серьёзен. По вчерашним моим сведениям, кроме "Мольера", у меня снимут совсем готовую к выпуску в театре Сатиры комедию "Иван Васильевич".
Дальнейшее мне неясно».
13 марта — новая запись в дневнике:
«Вечером Жуховицкий. На меня он произвёл окончательно мерзкое впечатление. Лжёт на каждом шагу, приезжает выспрашивать, и чувствую, что он причиняет вред. Его роль не оставляет сомнений».
И вдруг 15 марта телефон, молчавший в течение нескольких дней, внезапно зазвонил. Михаила Афанасьевича разыскивал Керженцев. Он пожелал непременно встретиться с драматургом. Булгаковы поехали:
«В новом здании в Охотном ряду, по пропуска м, поднялись вверх. После некоторого ожидания М[ихаила] А[фанасьевича] пригласили в кабинет. Говорили они там часа полтора.
Керженцев критиковал "Мольера" и "Пушкина". Тут М[ихаил] А[фанасьевич] понял, что и "Пушкина" снимут с репетиций...
Керженцев задал вопрос о будущих планах. М[ихаил] А[фанасьевич] сказал о пьесе о Сталине...
Бессмысленная встреча».
Однако у этой «бессмыслицы» было весьма осмысленное продолжение — на следующий день в «Советском искусстве» появилась «скверная по тону заметка» о пьесе «Александр Пушкин».
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |