29 ноября 1932 года в дневнике литератора Григория Гаузнера появилась запись:
«Москва. Чище. Притихла классовая борьба. Длинные продовольственные очереди. Рост хулиганства и бандитизма».
А для Булгакова конец ноября ознаменовался премьерой во МХАТе (28-го числа) «Мёртвых душ». Его инсценировка гоголевской поэмы была столь искусно «выправлена» и «приглажена», что от булгаковского там мало что осталось. Даже на афише драматург был представлен всего лишь как «составитель текста инсценировки».
Весь конец года и начало следующего заполнила почти каждодневная работа над многостраничным произведением «Жизнь господина де Мольера». 14 января 1933 года Булгаков сообщал брату в Париж:
«Сейчас я заканчиваю большую работу — биографию Мольера..
Ты меня очень обязал бы, если бы выбрал свободную минуту для того, чтобы, хотя бы бегло, — глянуть на памятник Мольеру (фонтан Мольера), улица Ришелье.
Мне нужно краткое, но точное описание этого памятника в настоящем его виде по следующей примерно схеме: Материал, цвет статуи Мольера.
Материал, цвет женщин у подножья.
Течёт ли вода в этом фонтане (львиные головы внизу).
Название места (улиц, перекрёстка в наше время, куда лицом обращён Мольер, на какое здание он смотрит)».
1 февраля работа должна была быть завершена. Но увы... Об этом — в письме брату от 8 марта:
«У меня в доме целый месяц был лазарет. Грипп залез в семейство. Отчего я и не известил тебя сразу по получении твоего очень нужного для меня письма с описанием Фонтана...
Работу над Мольером я, к великому моему счастью, наконец, закончил и пятого числа сдал рукопись. Изнурила она меня чрезвычайно и выпила из меня все соки».
Это была не просто работа! Судьба (в который уже раз!) дарила ему шанс, давала возможность достойно выйти из сложившихся жизненных трудностей. Ему стоило лишь, с благодарностью приняв этот подарок фортуны, написать о давным-давно ушедших людях и о далёкой старине по-философски спокойно, без подковырок и колкостей!..
Но поручить Булгакову (особенно после «Кабалы святош») написание книги о Мольере было всё равно что доверить волку создание трактата о вегетарианском питании. Хищник-волк всегда найдёт повод вставить в своё сочинение хвалу мясной пище.
Вот и Булгаков поступил по-булгаковски.
Новый его роман начинался с эпиграфа, который по тем временам звучал вызывающе смело:
«Что помешает мне, смеясь, говорить правду?
Гораций»
Вновь, как киевский князь Святослав, Булгаков взялся за свой мстительный меч, восклицая: «Иду на вы!»
На этот раз писатель выступил в образе неунывающего Справедливого Сапожника, с улыбкой швыряющего в лицо Людовику слова горькой правды. Сделав вид, будто ему ничего не известно о том, что время королевских Шутов давно кануло в Лету, он вынимал из ножен своё грозное оружие и...
Впрочем, нет, Булгаков ничего не забыл! В девятой главе мольеровской биографии прямо сказано:
«Взявший меч, как известно, должен быть готов ко всему...»
И писатель приготовился. От намеченного плана действий, о котором заявил в эпиграфе, он не отступил, поэтому всем, кто знакомился с его биографическим романом, ни на секунду не позволял забыть о том, что жизненный путь французского драматурга излагает не кто иной, как Михаил Булгаков. Каждый эпизод трёхсотлетней давности в книге преподносился так, словно автор «лично присутствовал при всём этом». Мало этого, Булгаков весьма заинтересованно комментировал происходящее, давая собственные оценки людям и их поступкам.
Вслед за эпиграфом в «Жизни господина де Мольера» идёт пролог, озаглавленный фразой, которая начинается с личного местоимения: «Я разговариваю с акушеркой». «Я» — это некий рассказчик, от чьего имени ведётся всё повествование. И вот как обращается он к акушерке, только что принявшей «у милейшей госпожи Поклен... недоношенного младенца мужеского пола»:
«Этот младенец станет более известен, чем ныне здравствующий король ваш — Людовик XIII, он станет более знаменит, чем следующий король, а этого короля, сударыня, назовут Людовик Великий или Король-солнце!..
Слова ребёнка переведут на немецкий язык. Переведут на английский, на итальянский, на испанский, на голландский. На датский, португальский, польский, турецкий, русский... На греческий! На новый греческий, я хочу сказать. Но и на греческий древний. На венгерский, румынский, чешский, шведский, армянский, арабский...
Ах, госпожа моя! Что вы толкуете мне о каких-то знатных младенцах, которых вы держали когда-то в руках! Поймите, что этот ребёнок, которого вы приняли сейчас в покленовском доме, есть не кто иной, как господин де Мольер!»
Ничего не скажешь, написано великолепно, блестяще! С той изящной лёгкостью и с тем весёлым задором, которые увлекают и заставляют читать дальше не отрываясь. И позиция автора-рассказчика корректна, безукоризненна. В ней вроде бы и придраться не к чему! Булгаков, словно Мольер, въезжал в Париж трёхсотлетней давности, чтобы одержать в нём победу! Но при этом...
«...он вёл себя мудро, как настоящий лукавый комедиант. Он явился в столицу с шляпой на отлёте и с подобострастной улыбкой на пухлых губах».
Однако иронические одежды, в которые, казалось, наглухо задрапирована «Жизнь господина де Мольера», всё же не могли скрыть её ёрнической сути. Ведь чуть ли не каждой своей репликой Булгаков давал понять, что не о Мольере и Людовиках ведёт он речь, а о себе самом и о большевистских вождях. И о том месте, которое им предстоит занять в истории.
«Вот он — лукавый и обольстительный галл, королевский комедиант и драматург!.. Вот он — король французской драматургии!»
В этих восторженных восклицаниях, обращённых к Мольеру, прочитывается убеждённость Булгакова в том, что истинным королём любого поколения является человек пишущий. Вот почему великий французский драматург (спустя триста лет после своей смерти!) намного дороже, ближе и понятнее людям, чем какой-то Людовик, даже отождествлявший себя с солнцем.
Эту булгаковскую мысль так и тянет продолжить: пройдут века, и не всемирно известных правителей величайшей в мире социалистической державы будут с благодарностью вспоминать потомки, а его, затравленного и лишённого почти всех прав беспартийного писателя и драматурга.
«Жизнь господина де Мольера» заканчивается фразой, которая содержит в себе всё то же личное местоимение «я»:
«И я, которому никогда не суждено его увидеть, посылаю ему свой прощальный привет!»
У сотрудников ЖЗЛ, ознакомившихся с жизнеописанием Мольера, сразу же должны были возникнуть вопросы: да кто он такой, этот Булгаков, чтобы вот так запросто, запанибратски посылать приветы драматургу с мировым именем? К лицу ли советскому писателю это нескромное «ячество»?
Кто-то из наиболее дотошных редакторов вполне мог обратить внимание и на типично булгаковский финал. Мог, вчитываясь в слова: «...посылаю ему свой прощальный привет!» — попытаться понять загадочный смысл букв «П», обступающих «Е» и «С»: П. Е. С. П. П.
Как бы то ни было, но «Жизнь господина де Мольера» заказчики встретили в штыки. В письме П.С. Попову Булгаков перечислил основные претензии, которые были предъявлены его роману:
«Рассказчик мой, который ведёт биографию, назван развязным молодым человеком, который верит в колдовство и чертовщину, обладает оккультными способностями, любит альковные истории, пользуется сомнительными источниками и, что хуже всего, склонен к роялизму».
Но это ещё полбеды. А.Н. Тихонов, возглавлявший тогда редакцию ЖЗЛ, впрямую заявил Булгакову, что все его ёрнические подковырки сразу бросаются в глаза, а в исторических коллизиях...
«...довольно прозрачно проступают намёки на нашу советскую действительность».
Одним словом, как ни старался «одинокий литературный волк» Булгаков выкрасить свою «шкуру» в такой же, как и у всех, красный цвет, в новом его произведении современники сравнительно легко обнаружили «белую» антисоветчину.
Спорить с редакцией писатель не стал. Или, выражаясь его же собственными словами...
«...счёл за благо боя не принимать».
А в ответ на все критические замечания написал письмо, в котором весьма миролюбиво обращался к Тихонову:
«Вы сами понимаете, что, написав свою книгу налицо, я уж никак не могу переписать её наизнанку. Помилуйте!»
И спокойно предлагал решить судьбу книги полюбовно:
«...не надо её печатать. Похороним и забудем».
Даже постоянный защитник Булгакова Горький (он всё ещё жил в Италии) и тот, ознакомившись с «Жизнью господина де Мольера», встал на сторону А.И. Тихонова, которому сообщил:
«...с Вашей вполне обоснованной оценкой работы М.А. Булгакова совершенно согласен. Нужно не только дополнить ей историческим материалом и придать ей социальную значимость — нужно изменить её "игривый" стиль. В данном виде это — не серьёзная работа, и Вы совершенно правильно указываете — она будет резко осуждена».
Со своей стороны, обратим внимание на ещё один загадочный штрих булгаковской книги. Автор выступает в ней как достаточно квалифицированный медик: оценивает профессионализм врачей той эпохи, указывает на неправильные диагнозы и на неверные способы лечения. Но при этом почему-то умалчивает, отчего умер его герой. Хотя знал (не мог не знать!), что Мольера свела в могилу та же самая болезнь почек, от которой скончался и его отец, Афанасий Иванович.
Почему об этом — ни слова? Не хотелось затрагивать слишком болезненную тему?
Ответа мы, к сожалению, не знаем...
Итак, судьбе было угодно, чтобы ещё одно булгаковское произведение было положено на полку. Отклонено. Нет, отвергнуто самым решительным образом! Месяцы долгого упорного труда пошли прахом.
Но Мольер от себя не отпускал. 7 апреля 1933 года Булгаков писал в берлинское издательство «С. Фишер-Ферлаг»:
«...мне было бы очень интересно знать, верно ли известие в Пражской газете, что МОЛЬЕР идёт в Цюрихе?..
Будьте добры сообщить мне, поступает ли аккуратно гонорар из Риги, где в театре Русской Драмы МОЛЬЕР идёт под названием КОМЕДИАНТЫ ГОСПОДИНЫ».
А 10 апреля было отправлено письмо в Париж — Замятиным:
«Я написал инсценировку "Войны и мира". Без содрогания не могу проходить теперь мимо полки, где стоит Толстой. Будь прокляты инсценировки отныне и вовеки!»
Но жизнь продолжала демонстрировать свою страстную приверженность к равновесию. И как бы в утешение за провал биографии Мольера Московский Художественный театр неожиданно вспомнил о «Беге», предложив Булгакову заключить новый договор — при условии внесения в пьесу некоторых изменений.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |