Каждому, кто хоть раз попытался создать художественное произведение, хорошо известно, что написать его — это лишь полдела. А может, даже треть и даже четверть. Гораздо сложнее написанное пристроить, опубликовать. Всё новое входит в этот мир с трудом. Ещё больше труда требуется для покорения этого мира.
Покорить социалистический мир «Адаму и Еве» было очень непросто. Ведь булгаковская пьеса поднимала на щит бунтарство главного героя, не желавшего обменивать свою любовь к свободе ни на какие коврижки!
Впрочем, на этот раз драматург вроде бы мстить никому не собирался. Гораздо важнее для него было, чтобы его пьесу прочла Елена Шиловская. Прочла бы и поняла всё то, что сам Булгаков не мог высказать ей в драматический момент расставания.
Обещание, которое дали они при разлуке, строго соблюдалось: они не встречались, не переписывались и не перезванивались. Но на сестру Елены Сергеевны ограничения не распространялись. С Ольгой Бокшанской Булгаков продолжал видеться в театре, где и мог дать ей экземпляр новой своей пьесы. А Ольга, как мы знаем, жила с Еленой в одной квартире, поэтому передать сестре экземпляр «Адама и Евы» было очень просто.
22 августа Булгаков представил пьесу Ленинградскому Красному театру. Её директор В.Е. Вольф был инициатором заказа «пьесы о войне». Он же выступил и в роли «отказчика» — пьесу не приняли. Слишком смелые иносказания, ощущавшиеся чуть ли не в каждой реплике, вероятно, здорово испугали «красного» директора.
Вернувшись в Москву, Михаил Афанасьевич написал Станиславскому (30 августа):
«Я очень жалел, что пьеса не пошла в Художественном театре. Этому был ряд причин... Но кроме того — в договорах МХАТ существует твёрдо принятый вообще тяжёлый, а для меня ужасный пункт о том, что в случае запрещения пьесы автор обязан вернуть аванс (я так уже возвращаю тысячу рублей за "Бег").
Я вечно под угрозой запрещения. Немыслимый пункт!..
Вот почему пьеса срочно ушла в Театр Вахтангова».
Но и там «Адама и Еву» встретили настороженно.
Сохранилась фотография: группа вахтанговцев и четыре драматурга. В первом ряду (прямо на полу) двое актёров с небольшим плакатиком, на котором написано от руки:
«Сегодня нам читают: Л. Леонов, К. Федин, М. Булгаков, И. Сельвинский».
Драматурги сидят во втором ряду, справа — Булгаков, в центре — Леонов и Федин, слева — Сельвинский. В тот день Сельвинский знакомил театр с очередным вариантом своей комедии, которая теперь — после многочисленных правок — стала называться «Теорией вузовки Лютце». Булгаков читал «Адама и Еву». Белозерская вспоминала:
«Вахтанговцы, большие дипломаты, пригласили на чтение Я.И. Алксниса, начальника Военно-воздушных сил Союза... Он сказал, что ставить эту пьесу нельзя, так как по ходу действия погибает Ленинград».
Мудрым оказался авиационный начальник! Сразу разглядел, что к чему!
«Адам и Ева» так и не увидели света рампы. Но Булгаков с помощью одного из своих «ключиков» сумел всё же открыть некую заветную дверцу и сообщить всем то, что хотел. Во-первых, что режим большевиков (а точнее, тот самый социалистический рай, который они мечтают построить) рано или поздно неумолимо рухнет. Во-вторых, что уже не Булгаков жаждет встречи с вождём, а «тот, кто организует человечество», то есть именно генеральный секретарь большевистской партии «хочет видеть» своего писателя!
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |