«Правду говорить легко и приятно»

«...Слушай, Га-Ноцри, — заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны, — ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?... Или... не... говорил? — Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту.

— Правду говорить легко и приятно, — заметил арестант.

— Мне не нужно знать, — придушенным, злым голосом отозвался Пилат, — приятно или неприятно тебе говорить правду. Но тебе придется ее говорить. Но, говоря, взвешивай каждое слово, если не хочешь, не только неизбежной, но и мучительной смерти».

И далее в поведении Пилата появляется драматическая раздвоенность: он явно не хочет, чтобы подсудимый говорил правду. Более того, он прямо намекает ему, как опасна эта правда: ведь прокуратор вычитал в «куске пергамента», что Иешуа высказывался о власти — в том числе и власти римского кесаря — как насилии. Как преступлении против истины, говоря иными словами.

Так что же Пилат? «Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послал арестанту какой-то намекающий взор». Пилат дает возможность Иешуа отклонить это обвинение. Делает то, что, можно сказать, недопустимо в ходе судебного разбирательства: судья внушает обвиняемому ложь во спасение!..

И что же отвечает Иешуа, которому так откровенно намекнули, что ему достаточно сказать: «нет, не говорил», чтобы его жизнь (телесная) была спасена.

Ответ Иешуа совершенно естественен. Иного он сказать просто не мог. И это — во глубине его духовной сущности. Он не может принять никакой спасительной «лазейки». И говорит только то, что было для него истиной: «Правду говорить легко и приятно»... Тем и подтверждает, что в разговоре с Иудой («очень добрый и любознательный человек»), и вероятно не только с ним, — он, Иешуа, был против власти как насилии: «В числе прочего я говорил... что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть...».