В связи с тем, что ономастика (антропонимика) является составной частью языкознания, функции антропонима следует рассматривать в контексте функций языка и речи в целом.
Функция (от лат. functio «исполнение, совершение»), по определению Ахмановой, — это назначение, роль, выполняемая единицей языка при ее воспроизведении в речи.
Функционирование языка — это одна из важных его сторон, связанная с его сущностью, его назначением и действием в обществе, его природой, это то, без чего язык не может быть самим собой. [Языкознание. Большой энциклопедический словарь 1998: 564].
Функция антропонимии — это то, без чего нет номинации человека в обществе, без чего нет изначального назывного слова в языке, без чего не может быть лексической системы.
Функция антропонима — это свойство номинативного знака в системе наименования, это его наличие в языке и возможность реализации в речи, то есть это средство и одновременно процесс общения [Фролов 1994: 158].
Немецкий психолог К. Бюлер выделил три функции языка как проявляющиеся в любом акте речи: функцию выражения (экспрессивную), соотносимую с говорящим; функцию обращения (апеллятивную), соотносимую со слушающим, и функцию сообщения (репрезентативную), соотносимую с предметом, о котором идет речь. Репрезентативная функция является самой существенной для языка, так как благодаря ей осуществляется коммуникация [Языкознание... 1998: 564].
А.А. Реформатский дополнил классификацию К. Бюлера, выделив номинативную функцию (функцию называния): в чистом виде эту функцию выполняют собственные имена.
В. Бланар выделил специальные антропонимические функции: 1) указание на родство — в ряде случаев антропонимы позволяют отличить родственников от неродственников; 2) легализация человека в обществе — присвоение имени каждому новорожденному; 3) характеристика (для прозвищных имен); 4) указание на социальное положение.
А.В. Суперанская среди функций имен собственных в речи выделяет: 1) коммуникативную: Позвони Сергею; 2) апеллятивную: Вера, вернись!; 3) экспрессивную (выразительную). Обычно в ней выступают имена с широкой известностью, находящиеся на пути превращения в нарицательные (аппетит, как у Гаргантюа), а также участвуют в ней имена с суффиксами субъективной оценки (Ванечка, Иванище). 4) дейктическую (указательную): Знакомьтесь, Чижиков. Основной языковой функцией в этой связи является номинативная [Суперанская 1973: 272—273].
И.В. Бестужев-Лада выделяет четыре тесно связанных между собой функций антропонимов: 1) различительную (функцию различения индивидов друг от друга); 2) социальную (функцию указания на место индивида в социальной структуре общества); 3) ритуальную (функцию соответствия традициям, обычаям, моде, личным вкусам); 4) харизматическую (функцию, связанную с верой в сверхъестественную силу имени).
Так, в диссертации В.Н. Михайлова «Собственные имена персонажей русской художественной литературы XVIII и первой половины XIX в., их функции и словообразование» [Михайлов 1956], одной из первых работ по литературной антропонимике, выделяются две основные функции литературных имен собственных — функция семантической характеристики (характеристика в семантике производящего слова какого-либо свойства персонажа: Дурыкин, Молчалин, поэт Рифмохват, Честон) и общеэкспрессивная функция (способность собственных имен в контексте художественного произведения создавать общее оценочное представление о носителе, вызвать эмоцию у читателя: Голопупенко, Коробочка, Свербыгуз, Чичиков, Яичница) [Михайлов 1956: 6, 11].
Проведя наблюдения над функционированием антропонимов в произведениях различных жанров художественной литературы, В.Н. Михайлов пришел к выводу, что «использование функций семантической характеристики и общеэкспрессивной функции связано более всего со стилями сатиры и юмора» [Михайлов 1956: 18].
Известны и другие классификации функций поэтических онимов, однако законченной целостной классификации в настоящее время нет.
Антропоним в художественном тексте многофункционален, его функции делятся на обязательные (языковые) и факультативные (речевые), поскольку антропоним в художественном произведении отражает языковую действительность и свое функционирование в речи. Так, функции антропонимов в художественном тексте характеризуются, прежде всего, общеязыковыми свойствами — обозначать индивидов, служить средством номинации лиц (лат. nomination — «называние, наименование»), выделяя их и различая, конкретизируя и обобщая.
Главная в нехудожественной речи коммуникативная функция в художественном тексте приобретает стилистический фон и может быть квалифицирована как функция коммуникативно-стилистическая, ведущая функция антропонима в художественном тексте. Антропоним в этой связи является средством указания на действующее лицо, его вербальным представителем. Коммуникативно-стилистическая функция реализуется в следующих разновидностях:
1) апеллятивной (лат. appellation «обращение, воззвание»), репрезентирующей воздействие или призыв. В тексте: «— О душе, о душе подумайте, Клюквин! — вдогонку ему крикнул Гавриил Степанович» [Театральный роман, ч. 1, гл. 9: 250]; «— Ваня! — слабо доносилось со сцены. — Дай желтый!» [Театральный роман, ч. 2, гл. 15: 330]; «— Если они не прекратят эти безобразия, Марья Степановна, я уеду за границу» [Роковые яйца, гл. 5: 266]; «— Баклажанов! Почему ты не ешь?» [Театральный роман, ч. 1, гл. 5: 224];
2) дейктической (греч. deiktikos «указательный»), указывающей на одного из собеседников в диалоге или представляющей новое лицо в диалоге, а также обеспечивающей назывное отношение к одному из персонажей. В тексте: «— Канавкин Николай, — застенчиво отозвался появившийся» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 15: 178], «— Ищу вас по всему театру, позвольте представиться — режиссер Фома Стриж» [Театральный роман, ч. 1, гл. 9: 255], «— Мы — новое домоуправление нашего дома, — в сдержанной ярости заговорил черный. — Я — Швондер, она — Вяземская, он — товарищ Пеструхин и Жаровкин. И вот мы...» [Собачье сердце, гл. 2: 196], «— Юнкер Павловский! — загремел в цейхгаузе Мышлаевский, как Радамес в «Аиде»» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 6: 60], «Людмила Сильвестровна Пряхина, артистка нашего театра, — сказал Бомбардов» [Театральный роман, ч. 1, гл. 9: 243].
В приведенных отрывках антропонимы Людмила Сильвестровна Пряхина, Николай Канавкин, Фома Стриж, Павловский, Пеструхин выполняют репрезентативную функцию — представление нового лица в диалоге, при этом в первых трех примерах лицо представляется само, а в последних пяти — другим лицом.
3) номинативно-экспрессивной. Это основополагающая функция для индивидуализации и конкретизации персонажей произведений. Экспрессивный компонент вскрывает волевые качества и эмоции, которые вызывают наименования, а затем — внешность и поведение героя. Звуковая ассоциация «хорошо и этично», «плохо и неэтично» присутствует в коннотативном значении антропонимов. В тексте: ср.: Петраков-Суховей, Фиалков, Шариков, Канавкин, Щукин, Рвацкий — уменьшается «красивость» звучания фамилии; Алеша (Алексей), Наташа (Наталья), Ниночка (Нина), Николка (Николай), Федя (Федор), Ксюшка (Ксенья), Аннушка (Анна), Маня, Маша (Мария), Груня (Агриппина) — возрастает фамильярность обращения.
В речи автора, как правило, за конкретным персонажем закреплена определенная форма его имени (полная, сокращенная, квалитативная), в текстах произведений М.А. Булгакова эта особенность является стилистически значимой: «— А между тем меня силою задержали здесь, тычут в глаза лампой, в ванне купают, про дядю Федю чего-то расспрашивают!..» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 8: 98], «Через четверть часа чрезвычайно пораженная публика не только в ресторане... видела, как из ворот Грибоедова Пантелей, швейцар, милиционер, официант и поэт Рюхин выносили спеленатого, как кукла, молодого человека...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 71], «Пришла и Дуня с горящим лицом и блистающими глазами» [Роковые яйца, гл. 8: 282], «Первая явилась Леночка, затем — квартирант» [Спиритический сеанс, с. 88], «— Кирюшка! Бросьте трепаться! Что вы, с ума сошли?.. Федор Иваныч сейчас вернется» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 4: 57].
Стилистические ремарки объективно раскрываются в использовании однословной, двухсловной и многословной формул русского именника; «Придя, был встречен домработницей Груней, которая объяснила, что сама она только что пришла...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 7: 87] (нейтр.) — однословная формула используется при номинации прислуги; «Из-за закрытой двери кабинета доносился грозный голос, несомненно, принадлежащий Прохору Петровичу» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 17: 200]; «— Иван Арнольдович, бросьте вы отвечать. Идите в спальню, я вам туфли дам» [Собачье сердце, гл. 8: 239] — двухсловная формула «имя + отчество» используется со значением уважительности: «Приходил гладко выбритый председатель режиссерской корпорации Иван Александрович Полторацкий» [Театральный роман, ч. 1, гл. 11: 266], «На карточке было напечатано кудрявым шрифтом: Альфред Аркадьевич Бронский...» [Роковые яйца, гл. 4: 259] — трехсловная формула именования используется для номинации уважаемого всеми человека.
Необходимо подчеркнуть стремление М.А. Булгакова поддержать традиции русской литературы в намеренности подбора писателем социально значимых антропонимов, включая их структуру и модели именования. Например, антропоним Измаил Александрович Бондаревский является характеризующим и без контекстного окружения: фамильный формант -СКИЙ (как показатель принадлежности к знатному роду), полная форма отчества и личного имени и трехсловная формула именования создают образ уважаемого человека из высших слоев общества.
В тексте художественного произведения функция индивидуальной характеристики может выступать в двух основных вариантах:
а) функция непосредственной характеристики, отражающей смысловую связь с породившим имя собственное апеллятивом и раскрывающейся либо с помощью контекста, либо на основе ассоциативных отношений звучащего имени и его общеязыковой семантикой: Персиков, Жуколов, Карпов, Дроздов, Горностаев, Пролежнев, Глухарев, Лиходеев, Бобков, Катков, Шариков. В тексте: «Курьер Карпов сообщил, что будто бы этот самый маг остановился на квартире у Лиходеева» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 17: 198], «Шариков пропал и через минуту вновь появился в окошке» [Собачье сердце, гл. 7: 228];
б) функция косвенной характеристики, суть которой может быть познана в ходе этимологической или экстралингвистической интерпретации антропонима.
• Куролесов — куролесить — «дурить, строить шалости, проказить; вести себя странно, необычно, как не в своем уме» (Даль, т. 2, с. 223). «Обещанный Куролесов не замедлил появиться на сцене и оказался рослым и мясистым, бритым мужчиной во фраке и белом галстуке» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 15: 176]. Савва Потапович Куролесов, по сути дела, ничего дурного не совершил: он всего лишь исполнил отрывки из «Скупого рыцаря» и тем самым поставил Никанора Ивановича в тупик. Куролесов «вдруг стал обращаться к кому-то, кого на сцене не было, и за этого отсутствующего сам же себе и отвечал, причем называл себя «государем», то «бароном», то «отцом», то «сынком», то на «вы», то на «ты» (177). Потом он умер, затем поднялся, стряхнул пыль с фрачных брюк, поклонился и ушел. Словом, куролесил на сцене, насколько позволял его драматургический талант.
• Пороховникова — «порох» в переносном значении трактуется как «вспыльчивый человек». Должно быть, тетушка застенчивого Канавкина обладала отнюдь не ангельским характером. «— У тетки моей, Пороховниковой, на Пречистенке...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 17: 178]. Возможно и другое толкование имени собственного: пороховник — «сосуд для хранения пороха» [Даль, т. 3, с. 330]. В таком случае фамилия намекает на то, что рисковое предприятие Клавдии Ильиничны — хранение дома валюты — представляет собой не что иное, как пороховую бочку.
• Фамилия Кусков апеллирует к слову кусок и в так называемом «курьерском» контексте вызывает ассоциации с тем, кто подбирает куски (ср.: кусочник — «бранно, попрошайка, побируха» [Даль, т. 2, с. 230]). «Кусков вскакивал в грузовик...» [Театральный роман, ч. 1, гл. 11: 278].
• Беллетрист Бескудников (кудесный — «волшебный, чудесный» [Даль, т. 2, с. 216]), видимо, лишен необычных качеств и являет собой ничем не замечательную, заурядную личность. Кроме того, данная персонажу характеристика — «тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами» (с. 63) — наталкивает на сравнение с тихим омутом, в котором водится нечистая сила. Если учесть, что слово кудъ трактуется еще и как «злой дух, бес, сатана» [Даль, т. 2, с. 216], то в фамилии (бес+куд-ников) закладывается значение «дважды сатана».
• Фамилия Павианов, принадлежащая одному из виднейших представителей поэтического подраздела МАССОЛИТа, звучит достаточно прозаично и, возможно, намекает на то, что ее носитель, не умея сказать ничего своего, слепо подражает творчеству какого-нибудь признанного поэта. В основе фамилии лежит мотивирующее слово павиан. Думается, писатель специально обратил внимание на название именно этого рода подсемейства мартышковых. В словаре Ф. Брокгауза и И. Ефрона павиан описывается как «животное умное, осторожное и тем более вредное в случаях нападения. Характер их отличается крайней злобностью, коварством, вспыльчивостью и необузданностью» [Брокгауз и Ефрон, т. 40, с. 520].
• М.В. Подложная. Мотивирующее слово подложный ставит под сомнение плодотворность «однодневных творческих путевок», оформлением которых ведает, как узнает читатель по надписи на одной из дверей МАССОЛИТа, персонаж с этой фамилией. В. Даль к слову подложный предлагает следующий синонимический ряд: «составляющий подлог, поддельный, подставной, для обмана, выдаваемый за истинный, за подлинный, настоящий».
• С.Б. Лиходеев. Апеллятив лиходей, от которого образована фамилия директора театра варьете, понимается как «лихой, злой человек, враг», хотя эти качества самого персонажа несколько смягчены писателем и поддаются оттенком иронии.
• А. Рюхин. мотивирующее слово рюха имеет несколько толкований. Это и «небольшая цилиндрическая чурка для игры в городки» [Словарь современного русского литературного языка. 1961: 1650], это и «свинья» [Даль, т. 4 1980: 123]. В просторечии выражение попасть в рюху — значит «потерпеть неудачу, сделать промах, попасть в неприятное положение». Если два первых толкования апеллятива рюха сообщают фамилии поэта пейоративность то значение выражения попасть в рюху характеризует попытки литературного творчества поэта Александра Рюхина. И еще один, более тонкий штрих к этому образу проявляется при авторском сопоставлении идентичных имен и фамилий с одинаковыми аффиксами: Александр Пушкин и Александр Рюхин. Булгаковского поэта Рюхина, с появлением которого в роман вплетается тема зависти, бездарности, жаждущей литературной славы, постоянно мучает гений поэта Пушкина («Но что он сделал? Я не постигаю — что-нибудь особенное есть в этих словах: «Буря мглою...»? Не понимаю!... Повезло, повезло!»), функция «говорящей» фамилии дополняется также авторским отношением к образу, высказанным устами Ивана Бездомного: «...балбес и бездарность Сашка!»; «Типичный кулачок по своей психологии и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария. Посмотрите на его постную физиономию и сличите с теми звучными стихами, которые он сочинил к первому числу! Хе-хе-хе... «Взвейтесь» да «развейтесь»... а вы загляните к нему внутрь — что он там думает: вы ахнете!».
• Н.Л. Непременова. Семантика мотивирующего слова непременный (т. е. совершенно обязательный) точно раскрывает суть поведения — желание быть всегда в центре любого недоразумения с целью «подзудеть», как говорит Булгаков, московской купеческой сироты, ставшей писательницей и сочиняющей батальные морские рассказы под псевдонимом «Штурман Жорж».
• Мстислав Лаврович. Л. Яновская, называя реальное лицо, которое писатель возможно «спрятал» под именем Мстислава Лавровича, пишет, что в романе под этим именем угадывается Всеволод Вишневский, фамилия которого спародирована через популярные некогда «лавровишневые капли» [Яновская 1983: 298]. Однако есть основание предполагать, что процесс авторизации этого антропонима происходил с ориентацией именно на внутреннюю семантику имени («мсти» — ср. месть, мститель и «слав» — ср. слава) и фамилии («лавр» — венок, ветвь этого дерева как символ награды, победы) [Словарь современного русского литературного языка. 1957: 16]. И именно лексико-семантический анализ этого литературного антропонима позволил расшифровать нравственную позицию критика Мстислава Лавровича, ополчившегося на роман мастера.
Почему же персонаж именуется Мстиславом Лавровичем?
Примечательно то, что форма фамилии на -ович прослеживается не во всех редакциях романа. В более ранней редакции, в «Князе тьмы», в одном из эпизодов фигурирует фамилия Лавровский: «А! — вскричал рыжий. — Вон, вон, видите... в «М — один»... вон Лавровский!» [Булгаков 1993, с. 165].
В данном случае наблюдается перекличка фамилий Лавровский/Вишневский, где протоним зашифрован путем замены одного корня на другой. В исследовательских работах неоднократно отмечается ассоциативная связь этих корней, так как фамилия Вишневского была спародирована через популярные в те времена «лавровишневые капли».
В номинациях персонажа и его прототипа также можно установить параллель между сугубо славянскими именами Мстислав и Всеволод. М.А. Булгаков не случайно из множества двукорневых имен, в которых также мог быть «запрограммирован» мотив славы (ср.: Вячеслав, Ярослав, Святослав, Мирослав и др.), выбрал именно это. Мстислав Лаврович в контексте романа выступает скорее не как носитель славы, а как критик, мстящий мастеру за славу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |