Важным моментом в развитии современной литературной ономастики является ее стык с идеями и методами общей стилистики и лингвистики текста. Разрабатывая свое учение о языке художественной литературы, академик В.В. Виноградов писал в работе «Задачи стилистики»: «Вопрос о подборе имен, фамилий, прозвищ в художественной литературе, о структурных их своеобразиях в разных жанрах и стилях, об их образных и характеристических функциях — не может быть проиллюстрирован немногими примерами. Это очень большая и сложная тема стилистики художественной литературы».
Это, действительно, большая тема стилистики и ономастики, и она крайне мало разработана еще и потому, что обе эти науки недостаточно состыковались, объединились в исследовании объекта: мало разработана сама теория и методика литературной ономастики, не описаны, в частности, все аспекты парадигматического и синтагматического анализа художественного текста в их системном взаимодействии на материале творчества разных писателей.
В настоящее время можно четко выделить несколько разных принципов, или общих аспектов системного анализа имен собственных в художественном тексте по следующим противоположениям их дифференциальных признаков, с учетом
— объекта изучения имен собственных: текстовый — внетекстовый (социолингвистический, энциклопедический, исторический и т. д.);
— характера коннотаций: стилевой (внутренний) — общеязыковой (внешний);
— содержания внетекстовой информации: лингвистический (ономастический, коннотативный) — экстралингвистический (энциклопедический, социальный, историко-культурный, реальный и т. д.);
— охвата ономастического пространства художественного текста: полный — дифференциальный (спорадический); отнесенности к уровням семантической композиции художественного текста: ономастический — ономапоэтический;
— типов системных связей имен собственных в художественном тексте (для каждого уровня семантической композиции): парадигматический — синтагматический;
— аспектов семантико-стилистического анализа имен собственных: структурный — функциональный.
Системный подход к изучению художественной речи («поэтического языка», «языка писателя») зародился в нашей науке в 1920—1930-х гг. и в настоящее время становится ведущим. В рамках такого целостного подхода (Ю.Н. Тынянов, Б.А. Ларин, Л.В. Щерба, В.В. Виноградов, А.М. Пешковский и др.) основным аспектом изучения такого художественного текста становится функционально-семантический анализ единиц разной структуры и уровня (слово, словосочетание, сложное синтаксическое целое, приемы словоупотребления и т. д.), а целью описания — поиск индивидуальной семантико-стилистической системы, отраженной в словоупотреблении писателя. Использование же имен собственных представляет собой подчиненную часть этой общей функциональной системы художественного текста. Каждое имя, как и каждое «слово» в фокусе, включено, по словам Б.А. Ларина, в многообразные связи окружающего текста, где оно «работает» не само по себе, а в тесной и ощутимой зависимости от ближайшего и общего контекста.
Таким образом, в целом развернутом тексте литературного произведения имя собственное функционирует как важный и органичный элемент его стилистической системы, выполняя активную роль в создании «общей образности произведения» (А.М. Пешковский). А поскольку художественный текст есть функционально замкнутая система эстетически организованных речевых средств, имя собственное обрастает здесь множеством смысловых связей, сложных ассоциаций и коннотаций, которые образуют его индивидуально-художественную семантику. Оценочные коннотации, идущие от системы языка и речевого узуса, преобразуются в художественном тексте и становятся текстуальными под влиянием системных связей имен собственных с парадигматическим (тематическим) и синтагматическим (ближайшим, речевым) контекстом произведения. Эти термины Ф. де Соссюра давно используются в общей лингвистике для называния основных параметров системного изучения единиц языка/речи.
Общепринятой дефиниции термина «системность» в лингвистике еще не выработано в силу разногласия интерпретации языковедами таких понятий, как «язык» и «речь», «система» и «структура» [Тираспольский 1999: 45]. Хронологически теоретическая постановка проблемы языка и речи в истории языкознания обычно связывается с именем Ф. де Соссюра и его «Курсом общей лингвистики» [Соссюр 1999], где он предложил изучение речевой (языковой) деятельности (Langage) разделить на две части: 1) изучение языка (Langue) и 2) изучение речи (Parole). До введения в науку о языке Ф. де Соссюром дихотомии «язык-речь» лингвисты считали, что «единицы, обращающиеся в речи, собственно и являются единицами языка».
Ф. де Соссюр определял язык как систему, подчиняющуюся своему внутреннему порядку, как совокупность взаимозависимых элементов, связанных между собой отношениями. В отличие от языка, в речи, по мнению Ф. де Соссюра, нет ничего, кроме суммы частных случаев [Соссюр 1999: 42—43]. В постсоссюровской лингвистике свойство системности признается за языком, тогда как за речью часто не признают системности [Сидоров 1987: 3].
Термины «система», «структура» широко используются также в ономастике, причем в одних работах эти термины дистанцируются, а в других — сближаются: то, что понимается под «структурой» одними ономастами, оказывается для других «системой» и наоборот [Воробьева 1977: 39]. В нашей работе мы придерживаемся следующих определений ономастической (антропонимической) «системы» и «структуры»: система — порядок правильного расположения антропонимов как классификация или форма организации отношений, как единство взаимосвязанных частей, как совокупность имеющих нечто общее имен; структура — строение, взаимное расположение состава антропонимов, или схема внутренних связей, как одна из сторон системы [Фролов 2000: 110]. Причем соотношение «система — структура» представляет собой следующее: структура — это «система минус элементы системы» [Солнцев 1977: 29—30]. Антропонимическая система является «внутренне организованной совокупностью языковых средств идентификации лица» [Королева 2000: 3]. Известно традиционное деление антропонимических систем разных народов на однословные, двухсловные, трехсловные формулы именования лица. Однако эта классификация исходит из официально принятой формулы (у русских это «имя + отчество + фамилия»), а это «не совсем то, что действительно существует в речи» [Суперанская 1973: 175], так как в речи используются различные однословные или двухсловные, а иногда и многочленные системы, отличающиеся от единой, официальной.
Имена собственные являются словами, специфика которых заметна как на уровне языка, так и на уровне речи [Катермина 1998: 7]. В процессе общения имена собственные выполняют роль номинативного, «индивидуализирующего словесного знака» [Щетинин 1966: 6]. Имя собственное (как и любой языковой знак) является двусторонней единицей, сторонами которой выступают форма (звуковая оболочка) и содержание (значение) [Нерознак 1991: 108; Языкознание. Большой энциклопедический словарь 1998: 167; Фролов 2000: 112]. Специфика имен собственных определяется тем, что имена собственные являются частью лексико-семантической системы любого языка, функционируют в ее рамках, развиваются по языковым законам. Положение имен собственных в лексико-семантической системе обусловлено, с одной стороны, тесной связью с именем нарицательным и, с другой стороны, противопоставленностью имен собственных и имен нарицательных до такой степени, что имена собственные образуют в языке «особую подсистему, отличающуюся значительным своеобразием, которое обнаруживается при анализе как сигнификативного, так и денотативного аспектов понятийно-предметного содержания имен собственных» [Ситюк, Кудина 1987: 84].
Н.К. Фроловым выделяются три принципа классификации антропонимических единиц:
• тематический (на основе знаковой сущности) — на этой основе среди онимов выделяются антропонимы — имена собственные людей. Здесь возможна внутритематическая классификация путем членения антропонимов на личные, патронимические (матронимические), фамильные имена, семейные прозвания, прозвища, псевдонимы;
• семасиологический принцип предполагает объединение антропонимов на базе семантической группировки прозвищ, фамилий, псевдонимов;
• структурно-грамматический — морфолого-словообразовательная систематизация антропонимов аффиксального образования [Фролов 2001: 305].
В этом случае анализ структуры антропонимов следует проводить на фонетическом, морфемном, словообразовательном лексико-семантическом ярусах языка.
Соотношение «Реальная антропонимия — Литературная антропонимия», по словам Ю.А. Карпенко, можно представить как соотношение «факт языка — факт речи» [Теория и методика ономастических исследований 1986: 220]. В этом случае литературной антропонимии как факту речи не отказывается в ее системности, так как литературная ономастика, по мнению А.В. Суперанской, это еще один ярус, еще одна знаковая система, созданная «по моделям реальной ономастики из материала имен нарицательных» [Цит.: Фонякова 1990: 5].
Таким образом, номинативные знаки всех персонажей произведений М.А. Булгакова могут быть классифицированы на основании их функций в тексте произведения, в зависимости от социальной, национальной принадлежности именуемого лица, его половозрастного статуса, а также полноты — неполноты официальной формулы русского именника. Нам видится возможным оценить в процессе классификации антропонимов мастерство М.А. Булгакова в создании объективной антропонимической картины жизни в России в первой трети XX столетия.
Тема художественного вымысла в научной литературе обычно касалась разгадки появления сюжета, который рождался в реальной ситуации, либо целиком являлся плодом фантастических раздумий писателя. Психолингвисты и литературоведы сделали многосторонние наблюдения и получили известные результаты, касающиеся творческого воображения мастеров слова: так, художественный вымысел, как один из основных моментов литературно-художественного творчества, состоит в том, что «писатель, исходя из реальной действительности, создает новые, художественные факты» [Краткая литературная энциклопедия 1962, 1: 1069]. В лингвистике проблема «вымысла» имен персонажей является своеобразной лакуной, хотя бесспорным признается действие закона языковой аналогии — моделирование вымысла должно иметь под собой реальную основу. Обычно классиков художественной литературы оценивают как тонких знатоков традиций национального именослова, хотя всегда приходится иметь дело с оригинальным антропонимическим миром писателя.
В процессе творческой работы над текстами своих произведений М.А. Булгаков при выборе имени вымышленному персонажу, следуя сложившейся в литературе XIX века традиции, ориентировался на реальный именник, на традиционную формулу русского именослова, а также на авторское понимание смыслового подтекста литературного антропонима. Невозможно также отрицать стремление писателя сблизить имена своих героев с именами из реальных прототипов. В процессе работы над антропонимиконом произведений М.А. Булгаков использовал как готовые образцы, так и создавал свои авторские имена.
Реальное именование и литературно-художественный именник — социолингвистически схожие, но не тождественные явления. В национальной системе именословия художественный антропонимикон — это лишь структурная составляющая часть народного именника, который вбирает в себя бесконечное множество авторских индивидуализированных микросистем. Эти микросистемы в значительной степени совпадают с народным именником, они представлены меньшим число номинативных единиц, но потенциально более многочисленны и оригинальны, поскольку могут включать незнакомые общенародному именнику назывные знаки. В национальном антропонимическом пространстве нет ничего, чего нельзя найти в антропонимической системе художественного текста, кроме того, поэтическая антропонимия всегда следовала за общенародной традиционной антропонимией. Естественно, что в классических литературно-художественных текстах, каковыми являются произведения М.А. Булгакова, нашли свое воплощение как система традиционного, реального русского именословия, так и художественная эволюция наименования персонажей в литературном произведении.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |