Как научная отрасль ономастики, русская антропонимика зародилась сравнительно недавно, хотя изучение собственных имен, в том числе антропонимов, началось еще в эпоху Киевской Руси. Функции имен собственных в поэзии заинтересовали в свое время М.В. Ломоносова, который считал, что имя собственное может быть переведено и «внушает разные идеи, и это свойство следует использовать в поэзии» [Бондалетов 1983: 87]. Н.М. Карамзину принадлежат ценные замечания о роли суффикса -ич- в русских патронимах и установление времени появления русских фамилий [Зинин 1972: 231]. Некоторые работы того времени можно со всей очевидностью считать наивными, так, В.К. Тредиаковский, проведя этимологический анализ греческих и латинских личных имен, пришел к выводу, что все они восходят к славянским [Зинин 1972: 230].
На основании частичного фонетического созвучия В.К. Тредиаковский «объяснял» происхождение слов Норвегия от «Наверхия», Британия от «Пристания», Италия от «Удалил» [Цейтлин 1958: 22], Игорь от «игривый» [Введенская, Колесников 1996: 13].
В 1813 году была опубликована основополагающая работа по русской дохристианской антропонимии «О личных собственных именах у славяноросов» Е. Болховитинова. В этой работе автор рассмотрел древнейшие славянские («природные») имена типа Борислава, Властемира, Пирогостя и попытался установить историю морфологического оформления личных имен.
Большой фактический материал по русской антропонимии был собран в девяностые годы XIX столетия многими лингвистами, историками, этнографами, в частности, А. Баловым [Балов 1893, 1896], А. Соколовым [Соколов 1891], Н. Харузиным [Харузин 1893, 1893а]. В их работах рассматриваются вопросы генезиса календарных и некалендарных имен, «великорусские» фамилии и народные прозвища.
В литературном отношении немало данных на основании старинных личных имен приведено в статье А.И. Соболевского «Заметки о собственных именах в великорусских былинах» [Соболевский 1890].
Существенным вкладом в русскую антропонимику было появление в 1903 г. «Словаря древнерусских личных собственных имен» Н.М. Тупикова» [Тупиков 1903], в котором было представлено более 5000 личных имен, собранных из различных древних исторических, юридических и литературных источников.
В последующее пятидесятилетие отечественная антропонимика была вне сферы системного изучения историков, этнографов и лингвистов, основные исследования того времени касались лишь происхождения антропонимов. Так, в незаконченной статье А.М. Селищева «Происхождение русских фамилий, личных имен и прозвищ» [Селищев 1948] затронуты вопросы истории русских антропонимов, их морфологической и семантической структуры, способов грамматического оформления современных фамилий на базе отчеств, образованных от прозвищных или христианских имен.
Автор обратил внимание на хронологию состава русского именника, сопоставил именования восточных, южных и западных славян.
Весьма важной, можно сказать, этапной явилась книга В.К. Чичагова «Из истории русских имен, отчеств и фамилий» [Чичагов 1959], ставшая первым развернутым описанием истории русской трехчленной системы именования. Автор представил значительный фактический материал, дал определение главных антропонимических единиц и их вариантов, определил место антропонимики в системе языка. По словам ученого, русская ономастика является «одним из отстающих от требований жизни и советского языкознания отделов науки о русском языке» [Чичагов 1959: 7].
В числе первых следует назвать «Ономастикон» историка С.Б. Веселовского, опубликованный лишь по прошествии 22 лет после смерти автора [Веселовский 1974]. В этой работе приведен перечень сотен именований XV—XVII вв., обозначавших жителей Московской Руси — от князей до крестьян. К сожалению, в словаре не всегда объясняется происхождение антропонимов.
Литературная антропонимика как дисциплина, занимающаяся изучением функционирования собственных имен в художественном произведении, оформилась лишь к пятидесятым годам двадцатого века.
При изучении антропонимического пространства какого-либо произведения исследователи часто лишь сопоставляли имена персонажей с реальными именами [Никонов 1974: 234], оставляя в стороне теорию литературной антропонимики.
Вместе с тем, попытка разработки теоретических положений литературной антропонимики была предпринята еще в диссертации Э.Б. Магазаника «Поэтика имен собственных в русской классической литературе» [Магазаник 1966]. В ней рассматривалась взаимосвязь стилистических функций имен собственных в художественном произведении с поэтикой текста. По прошествии 12 лет положения о системности поэтической ономастики и ее роли в создании подтекста всего произведения были дополнены Э.Б. Магазаником в монографии «Ономапоэтика, или «Говорящие имена» в литературе» [Магазаник 1978].
Большое количество работ было посвящено исследованию антропонимического пространства в произведениях классиков русской и советской литературы: Н.В. Гоголя [Карпенко 1971, Михайлов 1954, Успенский 1972, Чернышев 1947], Ф.М. Достоевского [Альтман 1958, Магазаник 1968, Успенский 1972], А.Н. Островского [Андреева 1971, Чернышев 1947], М.Е. Салтыкова-Щедрина [Каценеленбоген 1950, Таич 1971, 1974], Л.Н. Толстого [Магазаник 1968, Альтман 1959, Горбаневский 1988, Фролов 1990, Фролов, Ячменева 1991], А.П. Чехова [Колоколова 1961, 1970, Успенский 1972, Шаталов 1960].
В большинстве исследований литературная ономастика рассматривается в синхронном плане (в творчестве одного писателя или в отдельно взятом произведении). Это работы М.С. Альтмана, С.И. Зинина, М.В. Горбаневского, З.П. Жапловой, В.Н. Михайлова, И.В. Мурадян, П.А. Силаевой.
В исследованиях по литературной антропонимии в синхронном аспекте основное внимание уделяется антропонимам, подчеркивающим качества персонажей («говорящим» именам). Этот ономастический материал является наиболее доступным, а потому, вероятно, и наиболее привлекательным для исследователей.
Отечественная антропонимика в 1980—90-е гг. пополнилась работами В.А. Никонова [Никонов 1988, 1988а], А.В. Суперанской [Суперанская 1990, 1993, 1997], Н.В. Подольской [Подольская 1978, 1988], М.В. Горбаневского [Горбаневский 1987, 1988], Ю.А. Карпенко [Карпенко 1986], Т.Н. Кондратьевой [Кондратьева 1983], О.И. Фоняковой [Фонякова 1990], Н.К. Фролова [Фролов 1990, 1994] и многих других.
Менее изучено функционирование в художественном тексте «реальной» антропонимии. Следует отметить, что именно этот пласт литературных онимов порой дает ценные сведения о жизни и творчестве писателя, поскольку за многими «нейтральными» номинациями персонажей скрываются именования их прототипов. Дешифровкой литературных имен собственных занимались М.С. Альтман, Г.А. Силаева и другие.
В последнее время литературная ономастика получает развитие и ряд новых направлений. Так, например, в работах Г.Ф. Ковалева исследуется восприятие самими писателями ономастических единиц, функционирующих как в литературе, так и в повседневной жизни [Ковалев 2001].
В.И. Супрун обращается к изучению ядра и периферии ономастического пространства художественного текста [Супрун 1998].
В.М. Калинкин, основываясь на разработанной А.П. Журавлевым методике анализа звукобуквенных комплексов, рассматривает фонетические функции имен собственных в художественном тексте [Калинкин 1999].
Таким образом, проблема изучения литературной ономастики по-прежнему остается актуальной. Большое значение имеет тот факт, что в ее разработке принимают участие и лингвисты и литературоведы.
Лингвистами поднимаются вопросы о соотношении литературной ономастики с ономастикой реальной и зависимости первой от второй, о функциях собственных имен в художественном тексте и об этапах их исторического развития в художественной литературе.
Литературоведам ономастический материал необходим в целях установления источников художественного произведения, выявления прототипов персонажей, анализа характерных черт литературных направлений, жанров, а также стиля писателя.
Литературные антропонимы существенно отличаются от обычных антропонимических единиц. Например, если сравнить антропонимы, носителями которых являются члены какого-либо коллектива, с антропонимами отдельно взятого литературного произведения, можно отметить тот факт, что в литературном произведении перед нами предстает упорядоченная система. Эта система имен собственных играет исключительно важную роль в реализации идейно-художественного замысла писателя. Глубокий анализ собственных имен позволяет увидеть в произведении новые, порой совершенно неожиданные грани.
По черновым редакциям произведений можно проследить, как тщательно подбирают писатели имя для каждого своего героя, заботясь при этом, чтобы оно гармонировало с описываемой эпохой, соответствовало социальному срезу персонажа, подчеркивало какую-то существенную черту его характера или же намекало на прототип. Словом, литературное имя многое может сказать как о своем носителе, так и об авторе. И если в языке основной функцией собственных имен считается номинативная или дифференциальная, то в литературе на первое место выходит функция стилистическая.
Ю.А. Карпенко выделяет две разновидности стилистической функции: информационно-стилистическую и эмоционально стилистическую [Карпенко, с. 37].
Выразителем информационно-стилистических смыслов является внутренняя форма (этимологическое значение) собственного имени. Здесь необходимо ввести термин «апеллятив», обозначающий лежащее в основе антропонима «слово с лексическим значением» [Нерознак 1978, 1985]. Именно апеллятив определяет этимологическое значение литературного имени собственного (как правило, фамилии или прозвища) и несет в себе ту или иную информацию о персонаже. Необходимая информация может реализовываться автором с помощью: 1) собственнохарактеристического и 2) косвеннохарактеристического приемов [термины принадлежат Э.Б. Магазанику 1978: 49].
Первый предполагает употребление собственных имен, прямо и непосредственно характеризующих персонажей нарицательным значением своей основы (ср. Стародум, Верхоглядов, Здравомыслов). В дальнейшем к собственнохарактеристическому приему прибегали в своих сатирических произведениях Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.П. Чехов, М.А. Булгаков.
Вымышленные имена реалистических персонажей выглядят более естественно и приближенно к реальной жизни благодаря тому, что писатели все чаще намеренно обращаются к косвеннохарактеристическому приему, «затемняя» значение фамилий использованием в качестве мотивирующего слова диалектизмов, варваризмов или искажением фонетического облика нарицательной основы. Особую роль в реалистической литературе играют «ассоциации, вызываемые этимологическим значением имени и создающие представление не о признаке, а о персонаже в целом» [Черемисина 1958: 49].
Использование косвеннохарактеристического приема ведет к тому, что имена собственные реализуют свою художественную функцию подтекстно. По определению Э.Б. Магазаника, это «имена с подтекстом» [Магазаник 1978: 28].
Нередко подтекстовая функция проявляет себя благодаря такому явлению, как ономастическая криптография. В данном случае мы имеем дело с полувымышленными именами собственными, когда писатель зашифровывает в имени персонажа имя прототипа (протоним). В.А. Никонов выделяет две основные причины шифрования: имя литературного героя должно: 1) помочь читателю узнать прототип, имени которого нельзя назвать прямо, или, наоборот, 2) отвлечь внимание читателя от прототипа, наличие имени которого в тексте по какой-то причине важно для самого автора [Никонов 1974: 243].
Эмоционально-стилистическая функция имен собственных выражается, как правило, на уровне фонетики. Э.Б. Магазаник отмечает: «Не имея вещественной семантики, собственное имя становится особенно выразительным в звуковом отношении» [Магазаник 1978: 24].
Далее исследователь приводит слова Буало о том, что «резкий и странный звук одного имени делает подчас всю поэму шутовской или варварской» (там же). Эмоционально-стилистическая функция может также реализовываться через словообразовательную форму собственного имени или с помощью разных видов несоответствий (имени и фамилии, имени и образа и т. д.).
Разделяя информационно-стилистическую и эмоционально-стилистическую функции, Ю.А. Карпенко акцентирует внимание на одном очень важном моменте: «Мы говорим о двух разновидностях одной стилистической функции литературной ономастики, а не о двух разных функциях, прежде всего потому, что эти разновидности обычно составляют одно целое, которое членится не в художественном тексте, а лишь в ономастическом исследовании для удобства анализа» [Карпенко 1986: 37].
Иначе говоря, подобного рода разграничения нужны для исследователей-ономастов. Сами писатели вряд ли делят номинации на две отдельные группы: имена, несущие в себе информацию, и имена, выражающие эмоцию.
В последующих главах нашей работы на материале произведений М.А. Булгакова мы попытаемся показать проявляющиеся на уровне стилистики особенности имен собственных и продемонстрировать их роль в реализации авторской идеи.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |