3.4. Морфемные трансформации

Основная функция календарных и некалендарных имен сводится к тому, что они не только называют людей, но и передают отношение называющего. В связи с этим освоение христианских имен находит свое выражение и в сокращении (усечении) того или иного имени, основная цель которого — удобство употребления [Рацен 2000: 121].

Личное имя содержало, кроме основы, еще и формальные, служебные морфемы, которые выполняли только грамматическую функцию в системе родного языка. При заимствовании формальные элементы могут заменяться равнозначными элементами языка принимающего. Так, при включении в святцы большинство календарных мужских имен греческого происхождения теряло окончание -ОС (Πέτρος — Пётр), а личные мужские имена латинского происхождения — окончание -US (Paulus — Павел), и присоединяли, по закону открытого слога, гласный Ъ, который после падения редуцированных перестал употребляться (Петръ → Пётр). Подобным трансформациям подверглись христианские имена из древнееврейского языка с окончанием на твердый согласный (Адам, Вениамин) [Никонов 1969: 65—66].

Имена претерпели значительные изменения в их конечной части:

а) отпадение конечного слога -ИЙ (Антоний → Антон, Игнатий → Игнат, Макарий → Макар, Георгий → Егорий → Егор, Викторий → Виктор): «...звонок возвестил прибытие Егора Агапенова» [Театральный роман, ч. 1, гл. 5: 225]. «Антон Калошин помогает разбираться Малокрошечному в вопросах искусства» [Театральный роман, ч. 2, гл. 15: 334]. «Но сам Макар Рвацкий не понравился мне еще более, нежели кильки в его издательстве» [Театральный роман, ч. 1, гл. 5: 216]. «...оказалась над громадными плечами голова поручика Виктора Викторовича Мышлаевского» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 2: 13].

б) присоединение конечных гласных -А/-О к именам древнееврейского происхождения на -ИЛ (вместо формы -ИИЛ → -ИЛО (-ИЛА), -ЙЛО (ЙЛА). Характерно, что фамилии от этих имен образуются от адаптированных форм и никогда — от церковных [Никонов 1969: 66—67]. В тексте: Гавриил → Гаврило/Гаврила, Михаил → Михайла, Михайло. «— Мы вас сейчас оправим к Гавриилу Степановичу» [Театральный роман, ч. 1, гл. 9: 242], «Первый был не кто иной, как Михаил Александрович Берлиоз, редактор толстого художественного журнала...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 1: 9].

В результате указанных изменений морфологическая структура христианских имен претерпела в большинстве случаев внутреннюю перестройку. Следует отметить, что одно и то же собственное имя при адаптации подвергалось различного рода изменениям, как фонетическим, так и морфемным: Степан → Стефан, Емельян → Емилиан, Амельян, Федор → Федан, Феодор, Семен → Симеон, Ермолай → Ермак, Ермол, Илья → Илия и др. Фонетические и морфологические изменения, сопровождающие образование разговорно-бытовых форм, достаточно органично вытекали из системы русского языка, а личные христианские имена в их официальной форме значительно удалились от своего иностранного оригинала [Рацен 2000: 125].

В 1701 году указом Петра I нормой официального стиля становится именование лиц, независимо от сословий, полными именами, тогда же происходит «низведение форм типа Ивашка, Петрушка в неофициальную сферу общения и соответствующая переоценка их эмоциональных возможностей» [Теория и методика ономастических исследований 1986: 116]. XVIII век в истории русской антропонимики, по словам С.И. Зинина, характеризуется перестройкой системы словообразования личных имен; ее причиной послужило несколько фактов: «исчезновение русских языческих имен с их богатейшей словообразовательной системой суффиксов, появление фамилий с особым арсеналом словообразовательных морфем, а также более строгая формализация христианских имен», но в первую очередь — «противопоставление официальной формы личного имени неофициальной, чего не было в XVII веке» [Зинин 1969: 11, 12]. Результатом этого противопоставления стало то, что неофициальные формы христианских имен стали выражать различные отношения людей друг к другу: ласку, нежность, дружбу, презрение и т. д., что также обусловило развитие суффиксов субъективной оценки.

Причинами развития экспрессивных функций у суффиксов канонических имен стало постепенное проникновение семантики апеллятивных основ исконно русских личных имен в семантику суффиксов, неясность этимологии канонических имен для русскоязычной среды и, как следствие, стремление осмыслить внутреннюю форму имени с помощью суффиксов [Сидорова 1986: 12].

Семантика суффиксов субъективной оценки являлась предметом изучения в работах многих отечественных и славянских исследователей, однако, до сих пор не разработана методология, обеспечивающая их строгое исследование. Неустойчив и сам термин-существительные (формы) со значением субъективной оценки, существительные (формы), выражающие субъективную оценку, субъективно-оценочные формы, качественно-размерные существительные, уменьшительно-увеличительные формы, существительные с суффиксами субъективной оценки и реального уменьшения и увеличения, квалитативные формы (квалитативы) (лат. qualis — «какой (по качеству)»), включающие гипокористики, деминутивы, аугментативы и пейоративы [Толкачев 1977: 75, Суперанская 1969: 128, Подольская 1978: 70, 71, 73]. В нашей работе мы придерживаемся термина квалитативы — «всякие формы, выражающие, кроме основного значения, различные дополнительные семантические, стилистические, субъективно-оценочные и чисто экспрессивные характеристики обозначенного ими лица» [Толкачев 1977: 76].

В русской антропонимике традиционным является деление форм личных имен на полные (паспортные) — Григорий, Наталья; сокращенные (краткие) — Гриша, Наташа; уменьшительно-ласкательные имена (формы с суффиксами субъективной оценки) — Гришка, Гришенька, Гришунька, Наташка, Наташенька. [Суперанская 1969: 132]. При этом в лингвистике отсутствует строгое разграничение уменьшительных и ласкательных форм имен.

Традиционно за нейтральные формы принимаются полные имена и имена сокращенные, однако, «подлинно нейтральных форм имен, имеющих нулевую стилистическую окраску, среди личных имен нет, так как, например, полная (паспортная) форма содержит в себе оттенок «официальности» [Бондалетов, Данилина 1970: 195, 196]. Субъективно-оценочными могут быть и бывают любые формы имен в зависимости от того, кому они адресованы. В русской антропонимической традиции нормой считается именование взрослых людей полным именем (именем в сочетании с отчеством, а детей — сокращенными именами) уменьшительно-ласкательными именами, такое употребление имен стилистически нейтрально, нарушение общепринятой нормы не может не быть стилистически значимым [Теория и методика ономастических исследований 1986: 117].

Неофициальные формы русских личных имен образуются в основном тремя способами: 1) усечением, 2) усеченно-суффиксальным, 3) суффиксальным; при этом наиболее продуктивным способом является усеченно-суффиксальный способ [см.: Сидорова 1986: 14, Поротников 1972: 8, Карпенко А.Ю. 1980: 102, Чернышев 1947: 20—27]. Поскольку суффиксы и окончания квалитативов образуют неделимую, регулярно воспроизводимую модель, применительно к личным именам удобнее говорить не о суффиксах и флексиях, а о финалях (англ. final — «конечный») — условно выделяемых конечных элементах имен собственных, включающих суффикс + окончание, одно окончание или повторяющийся конечный слог (термин А.В. Суперанской) [Суперанская 2001]. Антропонимические финали субъективной оценки являются не словообразующими, а формообразующими, поскольку меняется не именуемый объект, а лишь отношение к нему [Карпенко А.Ю. 1980: 99]. Поскольку образование неофициальных форм мужских и женских имен осуществляется одинаково, традиционно, распределение квалитативов по родам признается не актуальным [Суперанская 2001: 86], вместе с тем наш материал свидетельствует о родовой отнесенности некоторых диалектных финалей (например, -АТКА, -АКА).

Описание способов образования квалитативов, данное в ряде работ по русской антропонимике, свидетельствует о том, что принципы создания их общенародны, наддиалектны, региональные отличия календарных имен наблюдается преимущественно в наборе различных финалей, интенсивности их использования, их фонетической огласовке [Поротников 1972: 8].

В нашей классификации финалей субъективной оценки, выступающих в личных именах персонажей произведений М.А. Булгакова, мы опираемся на работы В.Д. Бондалетова, Е.Ф. Данилиной [Бондалетов, Данилина 1970; Данилина 1969], А. Вежбицкой [Вежбицкая 1996], П.Т. Поротникова [Поротников 1972]. Говоря о значении той или иной финали, мы не выводим прямой зависимости между финалью имени и определенным смыслом, а лишь учитываем то, что «в определенном образце кроются потенциальные возможности для развития определенных сопутствующих лексических значений» [Сироткина 1998: 90]. Одной и той же форме может соответствовать несколько значений (оттенков значений), поэтому, определяя значение какой-либо формы, необходимо учитывать интонационные и контекстуальные условия употребления того или иного личного имени (непосредственное словесное окружение имени в речи, личные взаимоотношения собеседников, их социальное или родственное положение, черты характера говорящего, слушателя, ситуация, в которой происходит диалог) [Щетинин 1966: 140]. Так, в текстах произведений М.А. Булгакова наряду с полными календарными именами мы находим примеры их сокращенных и уменьшительно-ласкательных форм.

Сокращенные формы. Выделяем 5 способов образования сокращенных имен (общее у них то, что финали присоединяются только к усеченной основе):

1) путем присоединения к усеченной основе, оканчивающейся на гласный, финали -ША: Алеша (Алексей), Гриша (Григорий), Маша (Мария), Миша (Михаил), Наташа (Наталья).

2) путем присоединения к усеченной основе, оканчивающейся на согласный, финали -А/Я: Вася (Василий), Митя (Дмитрий, Митрий), Ваня (Иван), Витя (Виктор), Петя (Петр), Филя (Филипп), Федя (Федор), Сережа (Сергей), Маня (Мария), Дуся (Евдокия, Авдотья);

3) путем присоединения к усеченной основе, оканчивающейся на согласный, финали -ЮША: Аксюша (Аксинья);

4) путем присоединения к основе, усеченной до одного звука, финали -УНЯ: Дуня (Евдокия), Груня (Агриппина);

5) путем присоединения к основе повторенного начального согласного и финали -А: Лена (Елена).

Усеченные формы имен используются в романе при назывании мужей, возлюбленных: «Алеша тоже добрый, но как-то он больше ненавидит» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 3: 33], «Знаешь, Сережа, нет у меня к тебе уважения» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 3: 32], при назывании родственников, прислуги: «Придя, был встречен домработницей Груней, которая объяснила, что сама она только что пришла...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 7: 87], «А между тем меня силой задержали здесь, тычут в глаза лампой, в ванне купают, про дядю Федю чего-то расспрашивают!..» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 8: 98], «Метелочку, Витя, рассматриваешь?» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 6: 50], в среде образованных, друзей: «И прекрасно понимаете, что Митя Малокрошечный, будь он хоть двадцать раз председателем, отличит гобой от виолончели!..» [Театральный роман, ч. 2, гл. 15: 333], «— Ваня! — слабо доносилось со сцены. — Дай желтый!» [Театральный роман, ч. 2, гл. 15: 330], «Тут я получил письмо от Миши Панина» [Театральный роман, ч. 2, гл. 8: 240], «Вы Гришу Айвазовского знаете?» [Театральный роман, ч. 2, гл. 8: 234].

В стилистическом плане сокращенные формы имен представляют собой первую ступень ласкательности, а в формообразующем являются первичными производными, на базе которых образуются квалитативы, оформленные финалями субъективной оценки [Данилина 1969: 161].

Самыми продуктивными из квалитативов произведений М.А. Булгакова являются формы с финалями -КА, эти формы образуются двумя способами:

а) от полной (не усеченной) основы имени — Егорка (← Егор), Максимка (← Максим), Николка (← Николай), Федотка (← Федот);

«На плечах у Николки унтер-офицерские погоны с белыми нашивками...» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 2: 10];

б) от усеченной основы имени; эти формы представлены следующими формообразующими вариантами: -ШКА (сокращенное имя на -Ш(А) + КА):

Алешка (← Алеша ← Алексей), Гришка (← Гриша ← Григорий), Матрешка (← Матрена), Наташка (← Наташа ← Наталья) Аннушка (← Анна) Ксюшка (← Ксенья), -ЬКА Ванька ← (Ваня ← Иван), Митька (← Митя ← Дмитрий), Степка (← Степа ← Степан), Дуська (← Евдокия).

«— Ну!! — изумлялась нижняя и Дуська, а мозаичный пол покрывался липкой шелухой...» [Похождения Чичикова, с. 91].

Среди русских финалей субъективной оценки финаль -КА является, по словам А. Вежбицкой, самой многосторонней и неуловимой [Вежбицкая 1996: 137]. В лингвистической литературе эта финаль традиционно описывается как пейоративная (пренебрежительная, возможно, это связано с тем, что генетическая форма восходит к полуименам XV—XVIII вв.), исключение делается только для функционирования -КА в диалектах, в детской среде и в кругу приятелей-мужчин [Вежбицкая 1996: 137—139].

Финаль -КА полисемична и поэтому может выражать различные оттенки отношений, а также абсолютно противоположные чувства (от любви до презрения говорящего к слушающему).

Наслоение финали -КА на другие финали приводит к появлению новых сложных финалей, новых средств квалитативного именного формообразования.

а) самым продуктивным способом квалитативов является присоединение -УШКА/-ЮШКА. Подобные образования имеют свои особенности: как правило, финали присоединяются к полной основе имени и полученные формы адресуются взрослым людям. Примеры из текстов: Аннушка (← Анна), Ксюшка (← Ксения), Миколушка (← Микола ← Николай).

«...Аннушка уже купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже и разлила» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 1: 19], «Ксюшка заскучала и встревожилась сразу» [Похождения Чичикова, с. 89].

б) квалитативные формы, оканчивающиеся на финали -ЕНЬКА, -ОЧКА, образуются от полных и усеченных основ и характеризуются большой степенью ласкательности, интимности: «— Ну да, вот же я и щелкаю... На этой Вареньке, Манечке... нет, Вареньке... еще платье полосатое... музей... впрочем, я не помню» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 13: 150]; «Первая явилась Леночка, затем квартирант» [Похождения Чичикова, с. 88]; «А тотчас же за ней явился Боборицкий с невестой Ниночкой» [Похождения Чичикова, с. 88].

Эмоциональная выразительность квалитативов усиливается постановкой в препозиции и постпозиции определений позитивного, реже негативного, характера, этот прием выступает как средство конкретизации стилистического оттенка, содержащегося в той или иной форме имени. В.Д. Бондалетов и Е.Ф. Данилина выделяют этот прием как отдельный, лексико-синтаксический способ выражения экспрессивно-стилистических оттенков антропонимов [Бондалетов, Данилина 1970: 197].

Таким образом, разнообразие форм личных имен позволяет М.А. Булгакову именовать каждого персонажа с учетом его возраста, семейного и общественного положения, личных качеств, а также дает говорящему возможность выражать свои симпатии и антипатии к именуемому лицу. Вариативность имен произведений М.А. Булгакова повышает эмоциональное воздействие его, поскольку «каждый художественный образ, имеющий экспрессивно-эмоциональные варианты имен, воспринимается объемнее, глубже в своем конкретном проявлении как отражение закономерностей эмоционально-психологической стороны человека» [Громова 1981: 39].

Отчество (патронимическое имя), то есть особым образом оформленное имя отца данного человека, входящее в состав его официального именования, является характерной чертой русской именной системы. Нормой для современных русских отчеств считается образование их от полной (паспортной) формы личного имени отца (Иван → Иванович), редко от церковной формы (Иоанн → Иоаннович) посредством присоединения небольшой группы суффиксов: -ОВИЧ, -ЕВИЧ, -ОВНА, -ЕВНА, -ИЧ, -ИЧНА, -ИНИЧНА [Зинин 1994: 195].

В древнерусской антропонимической системе отчества как специфический тип персонификации лица были наделены характеризующими их грамматическими признаками (совпадение с древнерусскими притяжательными и субстантивированными прилагательными) и словообразовательными признаками (наличие строго ограниченного набора формантов, генетически восходящих к суффиксам притяжательности [Кононенко 1987: 15]. В древнерусском языке формант -ИЧ имел значение не отчества в современном его понимании, а значение невзрослости — присоединяясь к наименованиям животных, -ИЧ участвовал в образовании названий их детенышей (соколич, львич). Позднее, в XVI в., в русском языке появился суффикс -ОНОК/-ЕНОК, который вытеснил в названиях животных -ИЧ (соколенок, львенок) [Горбаневский 1987: 120]. До XVI в. Формы на -ОВ, -ИЧ / -ЕВ, -ИЧ указывали на наследника владетельного лица или вотчины (царевич, Княжевич), и в этом значении в разговорной речи распространялись практически на любого наследника, вплоть до крестьянского сына («Илья Муромец сын Иванович). В XVII в. жалованные вотчины приравниваются к родовым, и первоначальный социальный смысл именования на -ОВ, -ИЧ / -ЕВ, -ИЧ теряется. Однако длительное употребление отчеств на -ОВ, -ИЧ / -ЕВ, -ИЧ дифференцированно от отчеств на -ОВ/-ИН (последние указывали лишь на патронимические отношения: царев сын, Князев сын, Иван Петров сын) наложило на них особый стилистический отпечаток — обозначение вежливого отношения к лицу, а в XVIII в. Приобрело еще и социально-кастовый характер [Суперанская 1977: 21; Теория и методика ономастических исследований 1986: 117].

В конце XVI — начале XVII вв. при вычленении из именований по имени главы семьи отчеств происходит закрепление формантов -ОВИЧ/-ЕВИЧ/-ИЧ за этой категорией, а форманты -ОВ/-ЕВ/-ИН и некоторые другие (например, -СК/-ЦК) начинают восприниматься как форманты, оформляющие семейные именования, которые могут иметь и нетипичные структурные модели. На протяжении всего XVII века происходит закрепление отчеств как грамматической категории и грамматическое оформление многих фамилий [Королева 2000: 20, 21].

Отчества персонажей произведений М.А. Булгакова образуются по существующим в русской антропонимической системе правилам [Справочник личных имен народов РСФСР: ... 1989: 541—545; Петровский 1966: 18].

1) если личное имя оканчивается на твердый согласный (кроме Ж, Ц, Ч, Ш, Щ), добавляются -ОВИЧ, -ОВНА. Сюда же относятся случаи, когда личное имя оканчивается на безударный гласный -А, -У, -Ы (конечный гласный при этом отбрасывается): Альбертович, Антонович, Аполлонович, Арнольдович, Арчибальдович, Александрович, Богданович, Борисович, Брониславович, Викторович, Владимирович, Герардович, Геркулановна, Данилович, Иванович, Иосифовна, Конкрадович, Лаврович, Павлович, Петрович, Пахомович, Потапович, Платонович, Полиграфович, Семенович, Степанович, Телеграфович, Эдуардович, Филлипович. В тексте: «— Помилуйте, Арчибальд Арчибальдович, — багровея, говорил швейцар, — что же я могу поделать?..» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 71]; «— Мы вас сейчас отправим к Гавриилу Степановичу» [Театральный роман, ч. 1, гл. 9: 242]; «...хранил Сергей Герардович в городе Харькове в квартире своей любовницы Иды Геркулановны Ворс, которую мы имеем удовольствие видеть перед собою...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 15: 175]; «Я стукнул в дверь, вошел и в сумерках увидел, наконец, Ксаверия Борисовича» [Театральный роман, ч. 1, гл. 1: 201]; «Отдышавшись на площадке, тучный Никанор Иванович позвонил, но ему никто не открыл» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 9: 103].

2) если личное имя оканчивается на мягкий согласный, а также на сочетание -ИЙ, -АЙ, -ЕЙ, то отчество образуется с помощью форманта -ЕВИЧ, -ЕВНА: Андреевна (← Андрей), Аркадьевич (← Аркадий), Васильевич (← Василий), Вонифатьевич (← Вонифатий), Ипатьевич (← Ипатий), Кондратьевич (← Кондратий), Леонтьевич (← Леонтий), Николаевна (← Николай), Николаевич (← Николай), Сергеевич (← Сергей), Пафнутьевич (← Пафнутий), Прокофьевна (← Прокофий). В тексте: «В это время Тимофей Кондратьевич на площадке лестницы припадал к замочной скважине в дверях квартиры председателя...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 9: 110]; «— Сейчас же, Иван Савельевич, лично отвези. Пусть там разбирают.» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 10: 117]; «Маргарита Николаевна могла купить все, что ей понравится» [Мастер и Маргарита, ч. 2, гл. 19: 230]; «Так это вы, достолюбезный Сергей Леонтьевич! — сказал, хитро улыбаясь, Ильчин» [Театральный роман, ч. 1, гл. 1: 201]; «— Ну что же, Иван Вонифатьевич, не беда, пускай завтра утром выпускают экстренное приложение». [Роковые яйца, гл. 1: 251].

3) от имен с основой на твердый согласный и окончанием — А отчества мужского рода образуются с помощью форманта -ИЧ/-ЫЧ Кузьмич (Кузьма), Нилыч (Нил), Фокич (Фока): «— Что случилось? -шепотом спросил я в сенях у Демьяна Кузьмича». [Театральный роман, ч. 1, гл. 10: 259]; «— Нет, вы видели, Егор Нилыч? Что ж это такое?» [Театральный роман, ч. 1, гл. 9: 253]; «Андрей Фокич охнул, заморгал и шагнул в переднюю, снимая шляпу». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 18: 217].

4) сложный формант -ИНИЧНА (разговорное -ИНИШНА) имеют женские формы отчеств от имен Илья, Лука, Никита — Ильинична, Лукинична, Никитична: «Софья Ильинична сердито шепнула: — Разве можно спрашивать ерунду!» [Похождения Чичикова, с. 90]; «— А! Это... постойте... это у Клавдии Ильинишны, что ли?» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 15: 178]; «— Хлопец, наверно, на Клязьме застрял, — густым голосом отозвалась Настасья Лукинишна Непременова...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 64]; «И он кинулся в переднюю, опять-таки в халате на один рукав. — Ксения Никитишна! — пронзительно закричал он в дверях передней. — Посмотрите, пальто целы?» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 18: 227].

Анализ морфемной структуры фамильных имен произведений М.А. Булгакова свидетельствует о том, что писателем были отражены реальные ситуации функционирования фамилий в интеллигентной среде и в России первой половины XX столетия. Словообразовательная характеристика фамильных антропонимов произведений отличается четко выраженной стереотипностью: по своей структуре они относятся к производным (образующимся суффиксальным путем) — Персиков, Драгунский, Саблин, непроизводным, или простым (не имеющим в своем составе фамильных суффиксов) — Стриж, Куфтик, Варенуха, сложным (возникшим в результате взаимодействия словосложения и деривации) — Благословенный, Лесосеков, составным, или двойным, фамилиям — Семейкина-Галл, Комаровский-Бионкур.

Основную массу фамильных имен произведений М.А. Булгакова составляют производные антропонимы со стереотипными русскими суффиксами. Фамильные суффиксы -ОВ, -ЕВ, -ИН, занимают доминирующее положение в системе словообразования русских фамилий [Зинин 1970а: 95].

Среди фамильных имен булгаковского антропонимикона значительно преобладают фамилии с суффиксом -ОВ (присоединяется к основе, оканчивающейся на твердый согласный): Агапенов, Дроздов, Загривов, Иванов, Павианов, Полозов, Португалов, Петров, Сидоров, Семплеяров, Тулумбасов, Жуколов, Карпов, Фанов, Бомбардов, Баклажанов, Максудов, Игнутов, Плисов, Картузов, Хустов, Илларионов, Копылов, Жагов, Орлов, Степанов. В тексте: «Баритон принадлежал не кому иному, как почетному гостю сегодняшнего вечера Аркадию Аполлоновичу Семплеярову...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 12: 139]; «Именно, что дело вчера было на Сходне, на даче у автора скетчей Хустова, куда этот Хустов и возил Степу в таксомоторе». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 7: 86]; «Большей популярности, чем у Тулумбасова, не было ни у кого в Москве и, вероятно, никогда не будет». [Театральный роман, ч. 1, гл. 11: 272].

Суффикс -ЕВ выступает в фамилиях произведений как вариант -ОВ после мягких согласных основы — Строев, Пролежнев, Понырев, Глухарев, Лиходеев, Китайцев, Пантелеев, Малышев, Горностаев, Патрикеев, Колдыбаева. «Тут он повернулся и увидел Строева» [Театральный роман, ч. 1, гл. 15: 338]; «Звеня шпорами, полковник Малышев по лестнице, оборачиваясь и косясь на Александра, поднимался ко входу в зал» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 6: 62]; «Лиходеев звонил примерно в одиннадцать часов, сказал, что придет через полчаса...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 10: 113].

Суффикс -ИН, занимающий второе место после суффиксов -ОВ/-ЕВ в образовании русских фамилий [Зинин 1970а: 95], присоединяется к именам мужского и женского рода с окончанием -А/-Я и к существительным женского рода с основой на мягкий согласный [Унбегаун 1995: 26]: Саблин, Сытин, Пряхина, Елагин, Клюквин, Ступина, Калошин, Поприхин, Ильчин, Баквалин, Гнобин, Пручевин, Бахтин, Турбин, Жилин, Красин, Желдыбин, Кузьмин, Рюхин, Никитин, Пеструхин, Макушин, Ивашин, Коровин, Черемшин. В тексте: «...Антон Калошин помогает разбираться Малокрошечному в вопросах искусства» [Театральный роман, ч. 2, гл. 15: 334]; «— Верите слову, господин доктор, — загудел виолончельным басом Жилин, вахмистр» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 5: 45]; «Доктор поклонился Рюхину, но, кланяясь, смотрел не на него, а на Ивана Николаевича» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 6: 72]. Существенной чертой словообразования производных антропонимов является то, что каждый из господствующих суффиксов (-ОВ, -ЕВ, -ИН) не исчерпывает, а только завершает деривативную модель с разнородными основами и большим числом промежуточных строевых элементов [Щетинин 1994: 255]. Суффиксы имен и прозвищ на уровне фамилий подверглись структурному перераспределению, в результате которого суффикс фамилии объединился с суффиксом производящей основы:

— НИКОВ (от названий профессий на -НИК) [Унбегаун 1995: 92]: Мельников, Пороховникова, Лапшенникова, Овчинников, Бескудников. В тексте: «— У тетки моей, Пороховниковой, на Пречистенке...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 15: 178]; «Стараясь не попадать своими глазами в мои, Лапшенникова сообщила мне, что редакция обеспечена материалами на два года вперед...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 13: 153];

— КОВ: Абабков, Бобков, Катков, Персиков, Шариков, Петракова, Соков, Кондюков, Вешнякова, Королькова, Кусков, Лендрикова, Фиалков:

«16 апреля 1928 года, вечером, профессор зоологии IV государственного университета и директор зооинститута в Москве, Персиков, вошел в свой кабинет...» [Роков, яйца, гл. 1: 250]; «— Это уж как кому повезет, — прогудел с подоконника критик Абабков». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 64]; «Шариков пропал и через минуту вновь появился в окошке». [Собачье сердце, гл. 6: 225];

— ЦОВ: Квасцов, Свинцов. В тексте: «— Говорит жилец означенного дома из квартиры номер одиннадцать Тимофей Квасцов» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 9: 108];

— ЦЕВ (от географических или этнических названий) [Унбегаун 1995: 110] — Полтавцев, Китайцев, Раздорцев: «Так что ему, Китайцеву, совершенно непонятно и неизвестно, каким образом в Варьете Степа мог допустить подобный сеанс». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 27: 354].

— КИН: Дрыкин, Денискин, Жаровкин, Ласточкин, Щеткин, Щукин, Чугункин, Канавкин, Пакин, Конкин, Чичкин, Шпичкин. В тексте: «— Где Пакин был в то время, как вы пропадали в буфете? — спросила Августа Авдеевна» [Театральный роман, ч. 1, гл. 9: 250]; «— Канавкин, Николай, — застенчиво отозвался появившийся». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 15: 178]; «К вечеру только нашел, наконец, вагон Щеткина» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 2: 16]; «Щукин, отличавшийся огромной, почти цирковой силой, стал палец за пальцем отгибать и отогнул все». [Роковые яйца, гл. 9: 289];

— ХИН: Рюхин, Пеструхин, Пряхина, Поприхин. В тексте: «— ...да что-то ничего в волнах не видно, — ядовито и горько сказал новеллист Иероним Поприхин». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 64];

— ОЧКИН (от уменьшительных слов с суффиксом -ОЧК(А)): Ласточкин: «Утром в пятницу, то есть на другой день после проклятого сеанса, весь наличный состав служащих Варьете — бухгалтер Василий Степанович Ласточкин, ...смотрели на то, что делается под стеною Варьете». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 17: 195].

В некоторых случаях различие в фамильных суффиксах имеет историко-социальное значение: так, фамилии на -ОВ, -ЕВ, -ИН в основной своей массе принадлежат рядовым, незнатным жителям, тогда как ряд фамилий на -СКИЙ, -ЦКИЙ принадлежит лицам дворянского происхождения, представителям социальной верхушки, интеллигенции [Унбегаун 1995: 20]. Примеры из текста: Айвазовский, Рвацкий, Полторацкий, Бондаревский, Торопецкая, Скавронский, Драгунский, Латунский, Бернадский, Римский, Бенгальский, Кандалупский, Янковский, Владычинский, Парчевский, Поплавский, Стравинский, Преображенский, Вяземская, Боборицкий, Бронский, Павловский, Студзинский, Шервинский, Мышлаевский, Богородицкий, Таврическая, Французский, Худяковский, Лещинский, Шполянский, Суржанский, Липский, Курицкий — «У Филиппа Французского лицо юноши, но уже тронутое затаенной и никогда не удовлетворенной порочной страстью». [Жизнь господина де Мольера, с. 76]; «Мышлаевский вдруг застонал, пытался подуть на пальцы, но губы его не слушались». [Белая гвардия, ч. 1, гл. 2: 14]; «На карточке было напечатано кудрявым шрифтом: Альфред Аркадьевич Бронский...» [Роковые яйца, гл. 4: 259]; «Испугался генерал Богородицкий и сдался с юнкерами». [Белая гвардия, ч. 1, гл. 2: 10]; «Приходил гладко выбритый, <...>, председатель режиссерской корпорации Иван Александрович Полторацкий». [Театральный роман, с. 266]; «Но сам Макар Рвацкий не понравился мне еще более, нежели кильки в его издательстве». [Театральный роман, с. 216].

В фамильной антропонимии произведений М.А. Булгакова зафиксированы фамилии и с суффиксами -ОВИЧ, -ЕВИЧ, -ИЧ, характерным для белорусской антропонимии [Зинин 1970а: 97] — Бутович, Лаврович, Палосич, Лисиневич, Юцкевич, Страшкевич, Шаркевич, Сенкевич, Лисович: «В передней вешал фуражку на олений рог Ксаверий Антонович Лисиневич и кисло улыбался» [Похождения Чичикова, с. 87]; «— Палосич! — повторился отчаянный крик за прилавком кондитерского...» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 28: 371]; «...узнали, что Лаврович ушел на реку, и совершенно от этого расстроились» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 65]; «— Товарищ Бутович, вам будут оставлены билеты у Фили в конторе» [Театральный роман, ч. 1, гл. 11: 266].

Фамильная антропонимия у Булгакова представлена и набором украинских формантов: -КО (Пятнажко, Покобатько, Козырко, Плешко), -ЕНКО (Винниченко, Буценко, Сосненко, Проценко, Дегтяренко), -ЧУК (Косарчук). -ЯК (Буздяк) В тексте: «— Член правления Пятнажко! — спросил у сидящего вошедший» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 18: 211]; «Затем появился писатель Винниченко, прославивший себя двумя вещами» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 5: 48]; «И вдруг как-то сами собой запели второй куплет, всех повел за собою Косарчук, у которого, может быть, и не было абсолютного слуха, но был довольно приятный высокий тенор» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 17: 206].

Наконец, порядка ста двадцати фамилий образованы с помощью формантов, отсутствующих в восточнославянской антропонимии, например, латышского — Палайтис, еврейского — Пружинер, Брейтман, Фридман, Фельдман, Гердт, Ариман, Пеллисон, германских — Дитрих, Шлиппе, Клинкер, Крупп, французского — де Кальвимон, де Горла, Дезейе, де Л'Эпи, де Рамбуйе, Дебри, Поклен, де Фужере, де Бофор, Лавальер, де Кознак, Миньяр, де Лагранж, де Лартиг, де ла Фейяд, де ла Круа, де Бомон де Перефикс, де Ремон де Мормуаррон сьер де Моден, де Люинь, д'Арвье, де Шанваллон, де Визе, де ла Брекур, де ла Торилльер, Фуке, д'Окур, де Граммон, де Метайе, д'Ассуси, дю Круази, де Сувре.

Непроизводные (простые) фамилии, не имеющие в своем составе антропонимических формантов и в грамматическом плане являющиеся существительными, представляют собой нетронутые слепки древних дохристианских и более поздних мирских русских имен [Щетинин 1968: 106]: Стриж, Варенуха, Куфтик, Ворс. В тексте: «— Ищу вас по всему театру, позвольте представиться — режиссер Фома Стриж». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 21: 255].

Сложные фамилии состоят из двух основ: Лесосеков, Благословенный, Богохульский, Двубратский, Малокрошечный — «Дважды я принимался читать роман Лесосекова «Лебеди». [Театральный роман, с. 231]; «— Однако, — проворчал Двубратский». [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 64]; «Императора Александра Благословенного не видели, что ли?» [Белая гвардия, ч. 1, гл. 6: 64].

Двойные фамилии не представляют собой продуктивной категории в истории русской наследственной антропонимики; время их объективно обусловленного возникновения — XV—XVI вв., период отпочкования и размежевания боярских семей [Щетинин 1968: 115]. В антропонимии произведений М.А. Булгакова двойные фамилии единичны — это Петраков-Суховей, Семейкина-Галл, Комаровский — Бионкур, Козырь — Лешко, Лебідь-Юрчиков («...плясала красавица архитектор Семейкина-Галл, крепко схваченная неизвестным в белых рогожных брюках» [Мастер и Маргарита, ч. 1, гл. 5: 66]; «Обедающий за соседним столиком беллетрист Петраков-Суховей с супругой, доедающей свиной эскалоп... заметил ухаживания Арчибальда Арчибальдовича» [Мастер и Маргарита, ч. 2, гл. 28: 377]; «Тут же я узнал, что лучше всего это делали все тот же Комаровский — Бионкур» [Театральный роман, с. 347].

В отдельную группу можно объединить фамилии, которые упоминаются на страницах романа единожды. Их назначение состоит в том, чтобы заполнить вакуум московского пространства. Как правило, эти фамилии не отличаются благородством звучания и происхождения и рождают в сознании читателя самые разнообразные ассоциации. Например, Желдыбин (здесь и железо и дыба), Абабков (баба, обабиться, обабок — «гриб»), Пятнажко (пятнать — «марать, грязнить: пятнатель — клеветник» [Даль, т. 3: 575]), Беломут («мутить белый свет» — «вносить раздор, несогласие, беспорядок»; «баламут» — «человек, вызывающий беспокойство, волнение среди кого-нибудь, вздорный болтун» [Ожегов, с. 32]).

Среди персонажей, составляющих московский фон, можно также отметить Пелагею Антоновну, Марью Александровну, Ксению Никитишну, Пелагею Петровну, Прохора Петровича, Федора Васильевича, Павла Иосифовича, Драгунского, Парчевского, Китайцева.