Квалифицируя имена в произведениях М.А. Булгакова, нельзя пройти мимо его персонажа в «Мастере и Маргарите», Мастера, имя которого вызывает определенные затруднения при его лексической и морфологической характеристике. Сложность заключается в том, что автор романа о Пилате назван Булгаковым мастером, и этот персонаж не имеет личного имени в традиционном смысле этой языковой категории. Примечательно то, что в работах литературоведов о романе «Мастер и Маргарита» слово мастер пишется с прописной буквы, как личное имя, тогда как в тексте романа орфографические нормы, свойственные собственным именам, не соблюдаются.
«Я — мастер, — он сделался суров и вынул из кармана халата совершенно засаленную черную шапочку с вышитой на ней желтым шелком буквой «М». Он надел эту шапку и показался Ивану и в профиль и в фас, чтобы доказать, что он — мастер...
— А как ваша фамилия?
— У меня нет больше фамилии, — с мрачным презрением ответил странный гость, — я отказался от нее, как и вообще от всего в жизни. Забудем о ней».
Возможно, из буквы «М» на шапочке кто-то сделает столь глубокие и никуда не ведущие выводы, как это представляет М. Золотоносов: «...еврейская буква «мем» («М»), имеющая тринадцатый порядковый номер, означает «некромантию», то есть вызывание «воздушных трупов» [Золотоносов 1991: 106]. Вряд ли Михаил Афанасьевич так хорошо знал еврейский алфавит и вообще еврейскую кабалистику. Да и в том не было нужды.
Человек без имени автоматически выпадает из социальной системы, и Мастер сознательно идет на это, спасаясь от «перевернутого» мира в клинике Стравинского. Прежде чем перейти к истории возникновения конечного варианта номинации, следует обратиться к вопросу, кого называют мастерами.
Д. Самойлов писал о Павле Антокольском: «Но он не игрушка словесной стихии. Он мастер. Он умело управляет цепными реакциями поэтической речи» [Самойлов 1987: 350]. А. Ахматова, рассказывая Б. Пастернаку о горькой участи О. Мандельштама, воскликнула: «Но ведь он же мастер, мастер?» [Чудакова 1988: 411]. Сам М. Булгаков в прологе романа «Мольер» обращается к своему герою: «Но ты мой бедный и окровавленный мастер!»
Как уже было отмечено И.Л. Галинской, «в имени героя заключен не только прямой смысл слова «мастер» («специалист, достигший в какой-то области высокого умения, искусства, мастерства»), оно еще активно противопоставляется слову «писатель» [Галинская 1986: 76]. Ведь именно на вопрос Ивана Бездомного «Вы писатель?» ночной гость, погрозив кулаком, ответил: «Я — мастер».
Таким образом, в имени главного героя актуализируется еще один смысл слова «мастер» — истинный художник, чье творчество позволяет, говоря словами самого М.А. Булгакова, «приобщиться к действительному бессмертию».
Примечательно то, что в ранних редакциях герой именовался Поэтом:
«— Прощен! — прокричал над скалами Воланд, — прощен!
Он повернулся к поэту...» [Чудакова 1976: 239].
Слово мастер в контексте романа отвечает всем параметрам языкового статуса антропонимов в художественной речи, суть которого состоит в единстве номинативной, индивидуализирующей (идентифицирующей), дифференцирующей функций. Более того, имя мастер, имея обобщенно — символическое значение (уважение к образцовому умению, совершенному владению ремеслом, оттенок посвящения служению некоей высшей задаче), «зашифровывает» имя автора теории трех миров Г. Сковороды. Назовем этот вид имен антропонимами-символами (в данном случае символ понимается как «вещественный, графический или звуковой знак, обозначающий какое-либо явление, понятие»). Нетрадиционное лексико-семантическое наполнение антропонимов-символов влечет за собой и нетрадиционное для собственных имен орфографическое оформление. Специфика семантики антропонимов-символов заключается в том, что они всегда зашифровывают имена конкретных реальных лиц, и читатель, разгадывая эти символы, получает дополнительную, подтекстовую информацию.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |