Ночь. То же место у Гоголевского бульвара. Несмотря на позднее время, бульвар и набережная полна людьми. Все гуляют. Снова на прежнем месте играет оркестр. Кто-то танцует, кто-то пьёт, кто-то с надрывом декламирует стихи.
Декламрующий.
Герцен, Герцен,
загробным вечером,
скажите, пожалуйста,
вам не снится ли,
как вас
удивительно увековечили
пивом,
фокстротами
и венским шницелем?Прав
один рифмач упорный,
в трезвом будучи уме;
на дверях
мужской уборной
бодро
вывел резюме:
«Хрен цена
вашему дому Герцена».
Обычно
заборные надписи плоски,
но с этой — согласен!В. Маяковский
Храма Христа Спасителя нет. В небо взлетает какой-то салют. В честь чего? Неизвестно. Дым, гром, гул, чад... Одним словом, ад... В этом аду бродит неуместная фигура безумного Мандельштама в балахоне. С бульвара выходят Пастернак и Ахматова. Ахматова глядит в пространство и бормочет.
Ахматова. Коля... Коля... кровь...
Пастернак. Что?
Ахматова. ...в могиле...
Пастернак. Анна Андреевна, вы идти-то можете?
Ахматова. Куда?
Пастернак. Послушайте, давайте отложим!
Ахматова (вдруг совершенно трезво). Да как же, голубчик? Они же в тюрьме... Надо сегодня...
Мандельштам замечает их, подходит.
Мандельштам (рад). Анна Андреевна, вы приехали? Хотите послушать мои новые стихи?
Ахматова (Пастернаку). Кто это? Похож на Пьеро... Я видела Сашу... как он пел...
Мандельштам. Что такое? О ком вы? (переглядывается с Пастернаком) Это же я! Анна Андреевна, что с вами?
Ахматова. Простите... Здесь был храм, теперь его не стало... Была Анна, а теперь только мать Лёвы и жена Николая... Боже... да ведь мой Коля... его расстреляли!
В небо взлетает шутиха.
Пастернак. Уже? Как это?.. вы не можете знать... когда?
Ахматова. Давно... в двадцать первом...
Мандельштам (успокаивает Пастернака). Она о другом муже.
Пастернак (боится, как бы Мандельштам снова не начал читать стихи). Разрешите, Осип Эмильевич... Разрешите пройти... У Анны Андреевны очень тяжёлое положение!
Мандельштам сторонится.
Мандельштам. А куда вы?..
Пастернак. В Кремль.
Мандельштам бледнеет, на его лбу выступает холодный пот, а Пастернак уводит Ахматову влево, к Кремлю. Мандельштам метнулся в другую сторону, но тут дорогу ему преградил рыжий с внимательными глазами. Сняв свой старомодный котелок, рыжий говорит ласково.
Рыжий. Осип Эмильевич, а почитайте мне свои новые стихи.
Мандельштам, взглянув в лицо рыжего и, очевидно, узнав его, начинает дрожать так, что его серый балахон ходит волнами.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |