Театр. Станиславский продолжает репетировать «Мольера». Здесь же Булгаков. На сцене — актёры. Умерший Мольер (актёр Станицын) лежит в подушках на огромной постели. Его почти не видно. Вокруг него — персонажи пьесы Булгакова «Кабала святош».
Актриса, исполняющая роль Риваль (со слезами). Спектакль не может быть окончен... Я прошу вас господа... Разъезд... Войдите в положение... Разъезд, господа!
Станиславский. Подождите, подождите! Видите, Михаил Афанасьевич, никак не получается. А почему? было бы неплохо, если бы вы подумали над другим финалом. Ну, что это такое, герой умирает и всё... как-то мрачновато... Надо как-то выйти на что-то светлое, понимаете ли, дать какую-то надежду...
Булгаков. Какую надежду? Если герой умер!
Станиславский (гладит Булгакова по рукаву). Послушайте, ну, вот вчера после генеральной репетиции так и сказали...
Булгаков. Кто?
Станиславский. Ответственные товарищи. Поищите, говорят, Константин Сергеевич, финал в духе социалистического оптимизма...
Булгаков. Чёрт знает, что они под этим понимают.
Станиславский. Придётся угадать!
Булгаков. Дать загробный мир? И примирение там... с тенью Людовика?
Станиславский. Н-нет... не надо загробного мира... Может, как-то показать, что история всё расставила по своим местам, монархии во Франции нет, а пьесы Мольера играют до сих пор...
Булгаков (горько усмехнувшись). Вы думаете, это пропустят?
Станиславский (спохватывается). В самом деле!
Двери в зал открываются, входит Немирович-Данченко. Маленький, кругленький, с бородой. Он семенит мелкими шажками (короткие ноги). В руке он держит газету.
Немирович (резко, отрывисто, властно). Добрый день. Простите, но репетицию придётся закончить.
Станиславский (не глядя на Немировича). Ну, что ж, так, — так так... а мне нужно принять капли... Извините старика, режим, понимаете ли. Извините...
Станиславский стремительно покидает зал. Актёры смотрят почтительно и на одного, и на второго. Поведение обоих вызывает изумление только у Булгакова. Немирович спокойно, не глядя в сторону Станиславского, дожидается, пока тот уйдёт, после разворачивает газету. На ней крупными буквами написано «Правда», узнаваемым всеми шрифтом.
Немирович (читает). «Внешний блеск и фальшивое содержание». «Вчера, в Московском художественном театре состоялась генеральная репетиция пьесы драматурга Михаила Булгакова «Мольер».
Булгаков (тихо). Владимир Иванович, не надо!
Немирович. «Мастерская режиссура Ильи Судакова, направляемая мудрым руководством основоположника театра Константина Станиславского, не смогла спасти пьесы, в которой...»
Булгаков. Ну, я же прошу, не надо! Всё ясно... конец «Мольеру». И всему прочему... конец...
К Булгакову подходит режиссёр (Судаков), сочувственно кладёт руку на плечо.
Режиссёр. Михаил Афанасьевич, это всего-навсего критика, это ещё не запрещение...
Булгаков горько усмехается.
Булгаков (Немировичу). Кто подписал статью?
Немирович. Осаф Литовский.
Булгаков кивает, мол, старый знакомый.
Булгаков. Разрешите?
Немирович отдаёт Булгакову газету и уходит. Все ожидают, что Булгаков сейчас начнёт рвать газету, но он очень бережно складывает её, убирает.
Появляется Егоров.
Егоров. Попрошу вернуть аванс!
На него все шикают, Булгаков не обращает на него никакого внимания.
Егоров. У нас договорчик!
Его выталкивают из зала, все расходятся. Булгаков остаётся один в пустом зале театра. Вдруг на постели, стоящей на сцене, садится Мольер-Станицын. Булгаков его замечает.
Булгаков. А, это вы, Жан-Батист...
Станицын (в гриме Мольера). Не понимай... русский говорить... Их бин француз...
Булгаков улыбается сквозь печаль.
Булгаков. Почему Станиславский ушёл, как только появился Немирович? До того, как он начал читать статью? Константин Сергеевич знал заранее?
Станицын. Вы что, не слышали? Владимир Иванович не разговаривает с Константином Сергеевичем с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года!
Булгаков. Как это может быть?
Станицын. Они поссорились в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году и с тех пор не встречаются, не говорят друг с другом даже по телефону.
Булгаков. У меня кружится голова... Как же стоит театр?
Станицын. Стоит, и, как видите, прекрасно стоит. Они разграничили сферы. Если, скажем, Константин Сергеевич заинтересовался вашей пьесой, то к ней уж не подойдёт Владимир Иванович, и наоборот. Стало быть, нет той почвы, на которой они могли бы столкнуться. Это очень мудрая система.
Булгаков. Однако Владимир Иванович пришёл позлорадствовать.
Станицын. О, нет-нет! Это было не злорадство... Это было даже... своего рода сочувствие...
Булгаков. Дивный, прекрасный, непостижимый мир!.. Прощай!
Станицын-Мольер пожимает руку Булгакову и исчезает.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |