Несмотря на то, что образ этого героя не претерпел концептуальных изменений при перенесении его из романа в пьесу, а некоторая его трансформация связана с требованиями поэтики драмы, трудно согласиться с тем, что число даже и количественных изменений исчерпывается данными, приведенными в работах исследователей (одноаспектность характеристики героя, отсечение побочных сюжетных линий [Бабичева 1983:120, 122—123]). Собственно языковыми параметрами речевой партии Мышлаевского не занимались, а приходится отметить, что изменения в системе персонажей отразились особым образом и на строе речи героя.
В романе фигура Мышлаевского по представленности в его речевой партии основных типов языковых структур занимала особое положение среди других персонажей. Основу его образа составлял пласт прямой речи (этот герой в полной мере проявляет себя в речи, речи в высшей степени яркой, и своеобразной, и экспрессивной, и образной). Практически все эпизоды, в которых Мышлаевский играет одну из ведущих ролей, перешли в пьесу1, но были или сокращены, или, наоборот, расширены, или же претерпели ряд изменений. К тому же, в пьесе в состав некоторых эпизодов были включены разбросанные по тексту романа реплики и фрагменты разговоров этого героя с другими персонажами, что осложняет прямое сопоставление коммуникативных событий с их текстовыми аналогами в прозаическом произведении и требует дополнительных комментариев (объяснений) по каждому отдельному случаю. Но и помимо ситуативного анализа можно зафиксировать ряд изменений в речевой партии Мышлаевского, связанных с изменением жанра произведения и носящих более общий характер, касающийся основных характеристик речи данного персонажа.
Речевая партия Мышлаевского в пьесе лишена наиболее ярких языковых черт и образных выражений речи этого героя в романе, т. е. по сравнению с романом она упрощена и шаблонизирована. Эти изменения явились, как кажется, первым следствием изменения системы персонажей, произошедшим как в силу обращения к законам другого жанра, так и в силу заострения социальной направленности пьесы2. Герой являет собой тип образцового служаки, не очень далекого и грубоватого. Его речь должна укреплять читателя/зрителя в этом мнении.
В условиях сцены особую силу оказывает на зрителя привлекательность, блистательность и острота слова, поэтому артистическая языковая игра и изобретательность были убраны из речи Мышлаевского: его образ не должен был затмевать образы главных героев — Турбиных. Это могло бы повлечь за собой смещение акцентов и, в конечном итоге, противоречило бы авторскому замыслу. Фигура капитана Мышлаевского выходит на передний план только после смерти Алексея, занимая ставшее «вакантным» место лидера, и, предлагая выход из сложившейся тупиковой ситуации, о которой говорил еще полковник Турбин, и предопределяет поворот в идеологической направленности пьесы3.
Основные принципы изменения речевой партии Мышлаевского в пьесе раскрываются при сопоставлении коммуникативных событий, обнаруживающих наибольшее число идентичных фрагментов в текстах обоих произведений. В этих целях сцена прихода Мышлаевского из-под Красного трактира представляет собой наиболее удачный эпизод.
На разницу в объеме романных и драматургических аналогов одной (с содержательной точки зрения) сцены исследователи неоднократно обращали внимание4. Разница эта достаточно велика: почти в два раза уменьшен объем сцены в пьесе (5,5 страниц в романе и 2 страницы, в пьесе). Сокращение некоторых фрагментов речи Мышлаевского (в основном, его рассказа о происходящих событиях) способствует приданию данному сценическому эпизоду динамизма (Мышлаевского перебивают, не дают рассказывать «с красотами»). Одновременно с этим осуществляется вставка информации, необходимой для ясности происходящего в сценических условиях действия. В романе этой информации нет вообще, или она черпается читателем из собственно повествовательных участков текста:
«совершенно замерз» (С. 52)
«Вот что: там ванна сейчас топится, вы его раздевайте поскорее, а я ему белье приготовлю» (Елена, с. 52—53)
«Голубчик, сними, сними, сними... (Мышлаевский.)
«Сейчас, сейчас... (Николка, с. 53)
«Водки бы мне выпить, водочки» — В романе: «от винного стаканчика водки поручик Мышлаевский опьянел мгновенно до мути в глазах».
«Сейчас дам» (Алексей, с. 53)
«Да как же так? А в газетах пишут, что мужик на стороне гетмана...» (Николка) + реакция Мышлаевского (В романе это описывается во сне Алексея «Город»).
Все, что касается обмороженных пальцев Мышлаевского:
«Николка. Алеша, пальцы на ногах поморожены.
Мышлаевский. Пропали пальцы, к чертовой матери, пропали, это ясно.
Алексей. Ну что ты! Отойдут. Николка, растирай ему ноги водкой.» (С. 53)
В связи с условиями сценического действия (для избежания незапланированных автором эффектов) драма (нормальным образом) не допускает дистанцирования ответной реплики по отношению к вопросной, если, конечно, это не несет в себе никакой дополнительной функции (напр., сообщения о разрыве в общении, неестественности и ненормальности взаимоотношений коммуникантов). Так, в пьесе ответ на вопрос Елены следует незамедлительно, а в романе отделен от него «посторонней» репликой самого Мышлаевского и авторским повествованием:
| пьеса | роман |
| «Елена. Виктор, откуда ты?
Мышл. Из-под Красного Трактира. <...>» (С. 52) |
«— Откуда ты?
Откуда? Осторожнее, — слабо ответил Мышлаевский, — не разбей. Там бутылка водки. Николка бережно повесил тяжелую шинель, из кармана которой выглядывало горлышко в обрывке газеты. Затем повесил тяжелый маузер в деревянной кобуре, покачнув стойку с оленьими рогами. Тогда лишь Мышлаевский повернулся к Елене, руку поцеловал и сказал: — Из-под Красного Трактира. <...> (С. 26) |
Сокращение объемов текста связано также со стремлением драматургии к сжатости и информативности (сказывается ограниченное количество времени на спектакль). Так, часть сложной реплики Мышлаевского (первые два предложения): «Сменили сегодня, слава Тебе Господи! Пришла пехотная дружина. Скандал я в штабе на посту устроил. Жутко было! <...>» (С. 54) составлена из разных мест рассказа Мышлаевского в романе5; третье предложение — это экспозиция к целому куску текста (описанию скандала). В романе же нет необходимости в подобной интродуктивной фразе6, а в пьесе она служит для фокусировки внимания зрителей на той информации, которую намеревается сообщить герой. «Жутко было!» — это эксплицитно выраженная оценка (Мышлаевским) всего, что он увидел в штабе. Этот факт в очередной раз доказывает справедливость предположения о том, что в драме с помощью языковых средств проявляются и эксплицируются концептуальные смыслы, заложенные в прозаическом произведении. В романе же оценка Мышлаевского выражена имплицитно — средствами иронии:
«Нуте-с, в сумерки пришли на Пост. Что там делается — уму непостижимо. На путях четыре батареи насчитал, стоят неразвернутые, снарядов, оказывается, нет. Штабов нет числа. Никто ни черта, понятное дело, не знает. И главное — мертвых некуда деть! <...> К вечеру только нашел вагон полковника Щеткина. Первого класса, электричество... И что ж ты думаешь? Стоит какой-то холуй денщицкого типа и не пускает. А? «Они, говорят, сплять. Никого не велено принимать». Ну, как я двину прикладом в стену, а за мной все наши подняли грохот. Из всех купе горошком выскочили. Вылез Щеткин и заегозил: «Ах, Боже мой. Ну, конечно же. Сейчас. Эй, вестовые, щей, коньяку. Сейчас мы вас разместим. П-полный отдых. Это геройство. Ах, какая потеря, но что делать — жертвы. Я так измучился...» И коньяком от него за версту.» (С. 30—31).
В целях информативности (в целях сообщения новой информации) введен и диалог Мышлаевского, Алексея и Николки, начинающийся с просьбы штабс-капитана зачислить его в артиллерийский дивизион:
«Мышл. <...> Алеша, возьми меня к себе.
Алексей. С удовольствием. Я и сам хотел тебя вызвать. Я тебе первую батарею дам.
Мышл. Благодетель...
Николка. Ура!... Все вместе будем. Студзинский — старшим офицером... Прелестно!..
Мышл. Вы где стоите?
Николка. Александровскую гимназию заняли. Завтра или послезавтра можно выступать.
Мышл. Ты ждешь не дождешься, чтобы Петлюра тебя по затылку трахнул?
Николка. Ну, это еще кто кого!» (С. 54)
Как и предполагалось в соответствии с предварительной гипотезой исследования, для драматургического варианта характерна повышенная индивидуализация речи героя: грубоватость, излишняя свобода выражений (ругань) заявлены с первых же минут появления Мышлаевского в квартире Турбиных. В романе характерные особенности его речи вводятся постепенно, более естественно, а рассказ о событиях под Красным Трактиром отнесен на несколько страниц с момента появления героя. Гипертрофированность речевой характеристики этого персонажа в пьесе приводит к ощущению некоторой неестественности его поведения: слишком большая энергичность для смертельно уставшего и замерзшего человека. Однако динамика голоса Мышлаевского (гамма тональностей) богаче в романе, а не в пьесе («пропела <фигура> хриплым тенором», «слабо ответил», «застонал», «плача, передразнил» (С. 26—27 романа) и др.); в драме она упрощена, сведена к двум-трем наиболее ярким штрихам.
Характер изменений речевой партии Мышлаевского в пьесе можно продемонстрировать на примере сопоставительного анализа языковых особенностей его рассказа о событиях под Красным Трактиром.
1) Этот рассказ сильно сокращен и составляет примерно одну треть от аналогичного рассказа в романе. О масштабах сокращений может дать представление тот факт, что вся предыстория отправления артиллерийских офицеров под Красный Трактир, описание тягот, которые им пришлось перенести, ярость штабс-капитана Мышлаевского переданы в пьесе одной (!) репликой: «Метель под Трактиром. Вот что там. И я бы эту метель, мороз, немцев-мерзавцев и Петлюру!..» (С. 53).
2) Имеет место ряд изменений содержательного характера:
| роман | пьеса |
| «мужички-богоносцы Достоевские» (С. 29)
«богоносный хрен» (С. 30) «поперли мы туда с подпоручиком Красиным сани взять, везти помороженных» (С. 30) |
«милые мужички сочинения графа Льва Толстого» (С. 53)
«толстовский хрен» (С. 54) «я сегодня утром лично на разведке...» (С. 53) |
3) Собственно языковые изменения сделаны с целью снижения образности и экспрессии выражений, что конкретно проявляется:
а) в замене разговорной и стилистически маркированной лексики, лексики с экспрессивным семантическим компонентом в семантике слова на нейтральную:
| роман | пьеса |
| «Деревушка словно вымерла, ни одной души» (С. 30)
«Он-то сослепу не разглядел, что у нас погоны под башлыками...» (С. 30) «А дед и ляпни» (С. 30) «Взял деда этого за манишку, так что из него чуть душа не выскочила, и кричу: «Побиглы до Петлюры? А вот я тебя сейчас пристрелю, так ты узнаешь, как до Петлюры бегают! Ты у меня сбегаешь в Царство Небесное, стерва!» (С. 30) |
«Деревня точно вымерла» (С. 53)
«А он сослепу не разглядел, что у меня погоны под башлыком...» (С. 53) «...и отвечает» (С. 53) «Взял я этого толстовского хрена за манишку и говорю: «Уси побиглы до Петлюры? Вот я тебя сейчас пристрелю старую... Ты у меня узнаешь, как до Петлюры бегают. Ты у меня сбегаешь в Царство Небесное». (С. 54) |
б) в исчезновении элементов стилизации из речи героя (осталась только одна фраза: «Уси побиглы до Петлюры?» (С. 53)
| роман | пьеса |
| «Что такое думаю? Чего этот богоносный хрен возликовал: «Хлопчики... хлопчики...» Говорю ему таким сдобным голоском: «Здорово, дид. Давай скорее сани». А он отвечает: «Нема. Офицерня уси угнала на Пост». Я тут мигнул Красину и спрашиваю: «Офицерня? Тэк-с. А дэ-ж вси ваши хлопци?» <...> (С. 30)
«Ах, Боже мой. Ну, конечно же. Сейчас. Эй, вестовые, щей, коньяку. Сейчас мы вас разместим. П-полный отдых. Это геройство. Ах, какая потеря, но что делать — жертвы» (С. 31) |
«Где же ваши хлопцы?» (С. 53)
«Мы, говорят, командируем вас, капитан, по специальности в любую артиллерийскую часть. Поезжайте в Город» (С. 54) |
в) в сохранении только одной приметы взволнованной спонтанной речи: «Я говорю, вы, говорю, сидите с гетманом во дворце, а артиллерийских офицеров вышибли в сапогах на мороз с мужичьем перестреливаться!». В романе же речь Мышлаевского чрезвычайно насыщена элементами разговорного экспрессивного синтаксиса, например:
«Гетман, а? Твою мать! — рычал Мышлаевский. — Кавалергард? Во дворце? А? А нас погнали в чем были. А? Сутки на морозе в снегу... Господи! Ведь думал — пропадем все ...К матери! На сто саженей офицер от офицера — это цепь называется? Как кур чуть не зарезали!» (С. 28)
Все вышеперечисленные изменения имеют своим следствием большую сухость, резкость, грубость и простоту выражений Мышлаевского. Исчезновение элемента стилизации в ряде случаев превращает оригинальную в романе фразу просто в грубость и угрозу. Элемент эстетизации речи Мышлаевского, любование самим способом выражения совершенно исчезли в пьесе. Однако добавилась еще одна новая черта, сквозная для всей речевой партии этого героя — уменьшительно-ласкательные обращения и формы слов: «голубчик, братик, водочки, командирчик ты мой» и др.
Примечания
1. Приход Мышлаевского к Турбиным и рассказ о событиях под Красным Трактиром, последний ужин дивизиона, сцена в Александровской гимназии, диалог с Шервинским после бегства гетмана и взятия города Петлюрой.
2. Анализ параллельных фрагментов романа и пьесы позволяет наглядно это продемонстрировать: различие в выборе обращения Мышлаевского к своему другу («Здоровеньки булы, пане добродзию» (С. 199) — «Здоровеньки булы, пане личный адъютант» (С. 103)) связано именно с выдвижением на первый план социальной струи; в пьесе все более серьезно и заострено: ссора здесь — не на шутку, отношения между героями более официальны, Шервинский держит себя с большим достоинством; а в романе это лишь «выплеск эмоций» в кругу близких друзей. Так в пьесе отразилась примета того времени: личные отношения отступали перед отношениями служебными, официальными, социальными.
3. Ведущая роль Мышлаевского в последнем действии пьесы подчеркивается различными средствами: он самый активный персонаж, идеологически это он ведет сцену (в романе известие о приходе большевиков приносит Шервинский). В связи с изменением роли героя (роль лидера) меняется и настроение Мышлаевского: в романе он растерян, подавлен и мрачен, в пьесе — собран, ироничен и полон энергии. Если в конце романа — веселая вечеринка, «пир во время чумы» (надрыв), то в пьесе все серьезно и трагично («Кому пролог, а кому эпилог» (С. 122).
4. Статья М.Е. Бабичевой [Бабичева 1983] рассматривает упомянутый эпизод, учитывая и этот критерий.
5. Там, правда, имеются лишь приблизительные аналоги: «...Знаешь, когда смена пришла? Сегодня в два часа дня. Из первой дружины человек двести юнкеров. <...>» (С. 29)... «Да-с, — хрипел Мышлаевский, насасывая папиросу, — сменились мы, слава Тебе, Господи. <...>» (С. 30)
6. В романе описываются сами конкретные действия Мышлаевского, без их обобщающей характеристики.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |