Изменение жанра влечет за собой не только новые средства раскрытия образа персонажа, но и перераспределение языковых средств внутри его речевой партии. Эти изменения продиктованы как передвижками в системе персонажей (герои первого/второго плана, главный герой), так и теми особенностями жанра драматургии (см. С. 14—15 диссертации), которые приводят к гиперболизации: выделению и культивированию четко выраженной доминанты в каждом образе. Однако производимые изменения не затрагивают основу образов героев: и в романе, и в пьесе она остается идентичной. Наблюдение за речевыми партиями персонажей в произведениях разных жанров позволили сделать вывод о стабильности художественного образа и средств его создания. Результаты сопоставительного анализа речевой партии Николки в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных» лишнее тому подтверждение.
Особая функция речи Николки в романе (двойной повествователь), сложное переплетение голосов автора и персонажей предопределили особую значимость языковых характеристик в речи этого героя, выдвинув некоторые из них на роль «позывных» (см. С. 79, 81 диссертации). В пьесе необходимость в таких «позывных» отпала, так как не нужно, пользуясь яркими языковыми приметами, вычленять из общего хора голос отдельного персонажа. Основные же черты речевого портрета Николки нашли свое отражение в пьесе.
В качестве доминанты данного образа выступает экспрессия, создаваемая константным набором языковых характеристик, не дифференцированных, в отличие от речевой партии его старшего брата, по типам языковых структур. Средства создания экспрессии были выделены на трех языковых уровнях: лексическом, морфологическом и синтаксическом (см. С. 78—81 диссертации). Однако сокращение объема речевой партии Николки в пьесе, продиктованное условиями сцены, привело к значительному сокращению языкового материала и, при сохранении экспрессии как отличительной черты этого образа, выделило некоторые средства ее создания как особо частотные и наиболее действенные в условиях театра.
Из выделенных нами позывных в пьесу проникло только слово «туманно», но не в функции характерной приметы речи младшего Турбина, а в функции ключевого слова, одного из основных мотивов всего произведения. Характерно, что и звучит оно только в песне Николки1.
Позывной «Эх, эх...» входит в «Дни Турбиных» не сам по себе, а косвенным образом: его замещает обилие в речи Николки самых разных частиц и междометий, оказывающихся, на наш взгляд, одним из наиболее действенных и активных средств создания разговорной стихии и способов подчеркнуть ее преобладание над другими речевыми пластами в речевой партии данного героя.
«Леночка, это ты напрасно, ей-богу!»
«Леночка, а Леночка!»
«Как, по-твоему, есть у меня голос?»
«А, между прочим, Алеша, <...>» (С. 50)
«А я по своей натуре более склонен к оптимизму»
«Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?»
«Вот комиссия, Создатель, быть замужней сестры братом»
«Э... девять»
«Ишь, волнуется»
«Ах, как все туманно...» (С. 51)
«Да это ты, Витенька?» (С. 52)
«Да как же так? А в газетах пишут, что мужики на стороне гетмана»
«Ой-ой-ой-ой...» (С. 53)
«Ну, это еще кто кого!» (С. 54)
«Шестьдесят три слова! Ой-ой-ой!» (С. 55)
«Одиннадцать дней! Ой-ой-ой!» (С. 56)
«Вот он я. Ох, приехал?»
«Алеша, как же это он так уехал?» (С. 61)
«Ну, так я тебя буду караулить» (С. 100)
«А!.. Репетируют. <...> А!.. Вышибли.»
«Видно, Ларион, я так калекой и останусь»
«Э, Лариосик, э-э! Что ты, Ларион, что ты?... А-а... Понимаю!» (С. 114)
«Ну, ты осколки собирай, <...>» (С. 115)2
Специфика драмы выявила конструктивную роль еще одной особенности речи Николки, важность которой для образа данного героя в романе оказалась сглаженной, — роль вводных конструкций. Это не только вспомогательное средство для создания мощной разговорной струи в речи молодого Турбина, но и отражение особенностей мышления данного героя, ибо выступает аналогом сочетания делового и разговорного пластов в некоторых фрагментах его речи в романе [Архангельская 1972:129]. В сущности, вводные конструкции актуализируют концепт юности героя, взволнованности, неуверенности, некоторой скомканности, сумбурности мысли. Средоточие вводности и «детскости» следующая фраза Николки:
«Слушаю, господин полковник... Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько... Там люди дерутся... Хотя бы дивизион наш был скорее готов» (С. 51—52).
На лексическом уровне средства создания экспрессии претерпели некоторые изменения. Если в романе мы в качестве основных средств создания экспрессивности указывали на преобладание оценки в семантике слов, и словотворчество, то в пьесе словотворчество отсутствует вообще, а количество собственно оценочной лексики, по сравнению с романом, невелико:
«Полное расстройство нервов в турбинском доме. <...> и вообще пессимизм. А я по своей натуре более склонен к оптимизму» «Туманно... Ах, как все туманно!..»
«Я, собственно, потому, знаешь, бездействие... обидно несколько...» (С. 51—52)
«Прелестно!..» (С. 54)
«Такую же штабную сволочь!» (С. 98)
«Висельники, не дамся! Не дамся, бандиты!» (С. 101)
«Потрясающая новость!» (С. 114)
«Прямо несчастье» (С. 115)
В пьесе недостаток оценочной лексики компенсируется за счет преобладания в речи Николки более крупных единиц — оценочных (эмотивных) речевых жанров, в которых функционирует лексика нейтральной семантики, и за счет введения единичных грубо-просторечных выражений («врезался», «вышибли» (С. 114)).
«Вот, комиссия, Создатель, быть замужней сестры братом»
«Как близко» (С. 51)
«Революционная езда, Леночка» (С. 52)
«Ой-ой-ой! Как замерз капитан!» (С. 53)
«Ура! Все вместе будем. Студзинский — старшим офицером... <...>» (С. 54)
«Шестьдесят три слова! Ой-ой-ой!» (С. 55)
«Одиннадцать дней! Ой-ой-ой!» (С. 56)
«Ох, приехал?» (С. 61) (при виде приехавшего Тальберга)
Что же касается существительных с уменьшительными суффиксами и прилагательных в превосходной степени, а также слов с подобным компонентом в их семантике, часто встречающихся в речевой партии героя романа, то в пьесе их в количестве, необходимом для причисления к средствам создания языкового образа персонажа, выделить не удалось3.
Что касается синтаксических особенностей, то, по сравнению с романом, их роль в создании речевого портрета Николки значительно меньше. Глагол в препозиции почти не встречается в пьесе (первый раз он появляется только в диалоге Николки с Алексеем в Александровской гимназии (действие третье, картина первая)), постпозиция согласованного определения ограничена лишь тремя случаями:
«Впечатление такое, будто под Святошином стреляют» (С. 51)
«Хотя бы дивизион наш был бы скорее готов» (С. 52)
«Кузен наш из Житомира» (С. 64)
Необходимо отметить, что случаи постпозиции согласованных определений не только менее частотны в пьесе, но и менее значимы, так как это не прилагательные, а лишь местоимения.
Инверсии встречаются чаще, но в общем комплексе всех реплик Николки оказываются не такими яркими, как это было в романе. Приведем отмеченные нами случаи инверсированного порядка слов:
«Девять часов уже, а он сказал, что утром приедет»
«Уж не случилось ли чего-нибудь с ним?»
«Вот комиссия, Создатель, быть замужней сестры братом»
«Впечатление такое, будто бы под Святошиным стреляют»
«Алеша, может быть, ты пошлешь меня узнать в чем дело в штабе? (С. 51)
«Хотя бы дивизион наш был скорее готов» (С. 52)
«Что, согрелся капитан?» (С. 53)
«Кузен наш из Житомира» (С. 64)
«Знаю, ты командир, смерти от позора ждешь» (С. 100)
«Убили командира...» (С. 108)
«Она за Шервинского выйдет» (С. 114)
«Рыжая она, Ларион, рыжая! (С. 115)
Бросается в глаза сосредоточение случаев инверсии на первых страницах пьесы, что, возможно, выдвигает эту речевую особенность Николки в ряд наиболее значимых для создания характера младшего Турбина. Этот факт находится в полном соответствии с той ролью, которую инверсии играют в речи героя романа (см. С. 79—80 диссертации).
На фоне перечисленных выше изменений еще больше выявилась роль глагола в речевой партии данного героя. Вряд ли еще у какого-нибудь персонажа можно встретить реплики, построенные почти исключительно в виде цепочек глаголов (заметим в скобках, — и междометий):
«А!.. Репетируют! А!.. Вышибли. Понимаю... «Смотри, видишь? <...>», «<...> А-а... Понимаю! Тоже врезался? <...>» (С. 114).
Возможно, таким образом и создается, и подчеркивается повышенная активность данного героя, его деятельная натура, порывистость, подвижность (см., например, первое действие, где Николка постоянно бегает к дверям в ожидании Тальберга, повторяя рефреном: «Ну, вот, он, он...»). В четвертом же действии вынужденная неподвижность (малоподвижность) героя компенсируется повышенной активностью одиночных глаголов или их цепочек, а также глаголов-актуализаторов внимания собеседника, обычно предваряющих само сообщение:
«Не беспокойся, Ларион, не нужно. Спасибо. Видно, Ларион, я так калекой и останусь».
«Слушай, Ларион, что их-то еще нету?»
«Смотри, видишь?.. Потрясающая новость! <...>» (С. 114).
Ярких примеров парцеллированных конструкций, какие типичны для речевой партии Николки в романе, в тексте пьесы не встречается. Некоторые явления, хотя и приближаются к тому, что в лингвистической науке принято обозначать термином «парцелляция», все-таки не могут быть полностью отнесены к ней. Скорее, синтаксическую организацию некоторых сложных реплик Николки можно рассматривать как расчленение сложного предложения (весьма протяженного для условий театра) на его составные части. Своего рода замечательным явлением является следующий отрывок, демонстрирующий все выразительные возможности данного приема:
«Рыжая она, Ларион, рыжая. Прямо несчастье. Оттого всем и нравится, что рыжая. Как кто увидит, сейчас букеты начинает таскать. Так что у нас всегда букеты, как веники, стояли. А Тальберг злился» (С. 115).
Если в романе парцеллированные конструкции составляли значительную часть речевой партии Николки, то в пьесе отмеченная выше организация реплик героя встречается достаточно редко. Кроме уже приведенного примера можно указать лишь на фрагмент одной из первых достаточно протяженных реплик младшего Турбина из 1-ой картины 1-го действия пьесы:
«У меня есть голос, правда, не такой, как у Шервинского, но все-таки довольно приличный. Драматический, вернее всего — баритон» (С. 51)
Отмеченная нами особенность речи Николки связана, скорее всего, с имитацией одной из основополагающих черт спонтанной устной речи — ее неподготовленности. Мысль движется «толчками» и оформляется в слова по мере ее возникновения, поэтому в реплике она представлена в виде ряда относительно коротких предложений. Такое же строение достаточно больших по объему реплик обнаруживается как в речевой партии Елены (наиболее частотна), так и в речевых партиях других героев, и, можно предположить, относится в первую очередь не к индивидуальным особенностям речи персонажа, а к специфике отражения разговорной речи в драме, и, вероятно, может быть причислена к приметам идиостиля Булгакова-драматурга.
Сохранена в пьесе игровая природа образа Николки, однако средства ее создания также претерпели некоторые изменения: отсутствуют частые в речи романного героя новообразования. Тем не менее, и метафоры, и сравнения; в песнях — грамматическая неправильность как средство ведения языковой игры, — преследуют те же цели, что и в романе — создание эффекта оригинальности и шутки. Присутствует в пьесе и цитатность, но в значительно меньшем объеме: всего лишь один пример («Вот комиссия, Создатель, быть замужней сестры братом» (С. 51)). Не оставляет впечатление, что автор рассчитывает на знакомство зрителей с романом и лишь намекает на основные характеристики образа, уже данные в «Белой гвардии».
В пьесе к игровым моментам в речи Николки добавляется еще один: это то, что можно назвать «игрой в военные отношения». Всех лиц, имеющих воинское звание, Николка стремится называть по занимаемой ими должности. Это, естественно, не этикетные, нейтральные, обращения, принятые в официальной среде, а экспрессивно окрашенные наименования героев, функционирующие как индивидуальная примета речи молодого Турбина. Несерьезность и продиктованная возрастом и романтическим отношением к жизни недооценка серьезности происходящего проявляется и в этом: военное положение развлекает Николку. Тут и игра в войну, и восторг и энтузиазм, и нетерпение ввязаться в драку.
С другой стороны, именно партия Николки в пьесе нагружена имплицитно поданной информацией, которая и формирует мотивную структуру драмы. Кроме того, именно Николка задает вопросы о будущем, из его уст исходит сентенция о роли одного мгновения в масштабах всемирной истории: «Господа, сегодняшний вечер — великий пролог к новой исторической пьесе» (С. 122).
Итак, образ Николки — образ чрезвычайной смысловой нагруженности, образ амбивалентный. Если особенностью романа «Белая гвардия» было слияние речи Николки и голоса автора (несобственно-прямая речь, передача герою системы оценок, вплоть до возникновения фигуры двойного повествователя), то в пьесе исключительное положение данного персонажа среди других героев выражается в том, что через него (через его реплики-песни) вводятся лейтмотивы, то есть Николка выступает в качестве выразителя авторских идей — или косвенным образом (смысловая нагруженность его песен проясняется лишь в общем контексте пьесы и самим героем вряд ли осознается), или непосредственно в сентенциях героя, которые в последней реплике Николки в пьесе приобретают звучание голоса героя-резонера: «Господа, сегодняшний вечер — великий пролог к новой исторической пьесе» (С. 122)4. Не случайно эта реплика приписана автором именно Николке. Он самый молодой герой драмы (как, впрочем, и романа), и ему, более чем всем остальным, принадлежит будущее. Все песни, которые он поет (один или вместе с другими юнкерами, как в первой картине третьего действия (он запевала!)), выполняют в пьесе функцию проспекции. Рефреном проходит через все произведение «Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в жизни со мною И скоро ль на радость соседей-врагов могильной засыплюсь землею?...». Самый молодой из Турбиных поет о будущем. И это будущее готовит ему могилу. Так в пьесу входит один из самых важных мотивов романа: «Мать сказала детям:
— Живите.
А им придется мучиться и умирать.» (С. 18).
Таким образом, основываясь на результатах проведенного анализа можно сделать вывод не только о перенесении в пьесу основных средств создания речевого портрета данного героя, несколько измененных в соответствии с требованиями жанра драматургии, но и о сохранении места этого персонажа в структуре авторского замысла.
Примечания
1. В романе слово «туманно» функционирует в составе несобственно-прямой речи младшего Турбина (см. С. 21 романа).
2. Чрезвычайно активное использование Булгаковым «малознаменательных» слов давно обратило на себя внимание исследователей и заставило признать эту особенность существенной чертой идиостиля писателя. [Сеничкина 1988; Ом Сун Чон 1998]. Эти языковые средства настолько важны для Булгакова, что писатель не отказывается от них даже в драматургии. Так, актуализатор «почему-то» функционирует в ремарке, описывающей поведение Лариосика.
3. Следует отметить, что, по сравнению с романом, в тексте пьесы резко сокращается число прилагательных в функции согласованных определений. Это явление, скорее всего, связано с особенностью драматургии как жанра, нацеленного на действие, а не на описание (подробнее об этом см. С. 14 диссертации).
4. Следует обратить внимание на тот факт, что из реплик, в которых явно звучит голос самого автора, исчезают яркие индивидуально-речевые приметы персонажа — формального автора высказывания.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |