В беседах Воланда со всеми персонажами непременно затрагивается тема смерти, причем, как правило, инициирует её Воланд. В его высказываниях дважды используется ключевой глагол лексико-семантического поля смерти — умереть «прекратить жить» в прямом значении в форме будущего времени. Такое употребление обусловлено тем, что Воланд знает будущее персонажей, с которыми инициируется соответствующий разговор.
Так, в диалоге с Берлиозом Воланд отрицает мысль о случайности смерти человека, он заверяет собеседника: Кирпич ни с того ни с сего /.../ никому и никогда на голову не свалится. /.../ Вы умрёте другой смертью. /.../ Вам отрежут голову! [16]. В другой речевой ситуации, в разговоре с буфетчиком Варьете Соковым, Воланд обращается к собеседнику с вопросом: Вы когда умрёте? [220]. Вопрос не остаётся безответным, на него конкретно и исчерпывающе вместо ошеломленного буфетчика отвечает Коровьев: Умрёт он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате [203].
Однако социально-речевая практика и речевой узус предполагают ограниченное и осторожное употребление глагола совершенного вида умереть в будущем времени в конкретно-фактическом значении: действует закон тайны жизни и смерти. Кроме того, языковая специфика форм будущего времени проявляется в том, что темпоральное значение будущего времени ограничивает истинность высказывания и ему обычно сопутствуют различные субъективно-модальные оттенки: предположительности, сомнения, неопределённости и т. п. (Крекич 1997, 77). В высказываниях же Воланда нарушаются и узуальные нормы употребления глагола умереть в форме будущего времени (в первом контексте — констатация конкретного способа лишения жизни — отрежут голову, во втором — запрос о времени смерти в будущем и обстоятельно точный ответ), и принятые этикетные нормы общения: обе глагольные словоформы при вежливом Вы непосредственно соотносятся с собеседником. Узуальная специфика форм будущего времени в речи Воланда не отражается: высказывания строятся как истинные и категорические, не содержат оттенков предположительности или вероятности.
Художественная значимость нарушения норм словоупотребления проявляется в той скрытой иронии, которая пронизывает интенцию Воланда — потрясти обыденное сознание, управляемое здравым смыслом, так как содержание высказываний вступает в противоречие с человеческим знанием, ограниченным повседневной логикой и нормами социума.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |