— Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с неё исчезли тени?
Имя персонажа — Воланд — как известно, восходит к «Фаусту» Гете: так единожды называет себя Мефистофель: Voland — одно из имен дьявола в немецком языке. Имя заимствованное, и, как всякое заимствованное слово, оно лишено внутренней формы в системе заимствующего языка. Кроме того, имя Воланд не отягощено русской культурной традицией и вместе с тем для русского слуха «чрезвычайно богато звуковыми ассоциациями: в нём слышны /.../ средневековые имена дьявола — Ваал, Велиал, а также русское «дьявол»...» (Яновская 1983, 271—272).
В научной литературе образ Воланда, самого загадочного инфернального персонажа романа «Мастер и Маргарита», интерпретируется на фоне обширной литературной традиции (Бэлза 1978; Ладыгин 1981; Яновская 1983; Зеркалов 1987; Чудакова 1988; Пулатов 1988; Золотоносов 1991; Соколов 1996; Белобровцева, Кульюс 1998; Харер 2001; Зеркалов 2004; Соколов 2006; Поздняева 2007 и др.). Оставляя в стороне проблематику обширных интертекстуальных связей образа, подытожим существующие в литературе точки зрения на его концептуальную основу.
Некоторые авторы последовательно проводят мысль о том, что Воланд — персонифицированный дух зла, традиционно-мифологический сатана: дух отрицания, искушающий, сеющий сомнения в человеческих душах (Андреев 1991; Киселева 1991; Левина 1991 и др.). Такой подход предполагает тотальную антитезу добра и зла, соотносимую с христианской традицией.
Более плодотворными и убедительными представляются интерпретации, которые строятся на априорном признании дуализма добра и зла как философской концепции романа (Бэлза 1978; Зеркалов 1987; Пулатов 1988; Королев 1989; Андреевская 1991; Басков 1991; Маркулев 1991, Зеркалов 2004; Соколов 2006). Суть дуализма в идеалистическом учении гностиков сводится к идее двуединства бытия, к изначальному сосуществованию в диалектическом единстве двух равнозначных сил — добра и зла, равновеликих богов — Благого Бога и Дьявола, Князя Света и Князя Тьмы, между которыми не борьба, а сложные взаимоотношения и разделение сфер власти. Оставив себе небеса, Бог уступил землю Сатане, «поэтому всё земное зло и земное добро не от Бога, а от Сатаны» (Зеркалов 1987, 49).
Христианство, проповедующее религиозный монизм (дьявол, отторженный от Бога, не имеет власти), преследовало ереси (зороастризм, манихейство, богомильство и др.), основу которых и составляют дуалистические учения. Дуалистическая ересь нашла выражение в мифологических представлениях, в древних легендах. Мотивы этих легенд отразились и в образе Воланда — Князя Тьмы. Дуалистическая основа образа Воланда подчёркнута особыми атрибутами: бриллиантовый треугольник на часах и портсигаре — божественный символ Троицы («Всевидящее око»); глобус — знак земного всевластия и всемогущества; вырезанный из камня жук-скарабей на золотой цепочке на груди — древнеегипетский омулет, наделённый двойственной символикой1 (Бэлза 1978, 205). На амбивалентную сущность Воланда указывает и эпиграф к роману, заимствованный из «Фауста» Гёте: ...так кто же ты, наконец? — Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо. Дуалистической основой образа мотивируется и роль судьи, которой автор наделил Воланда, — вершителя справедливого возмездия, наказывающего порок, что позволяет широко трактовать его взаимоотношения с Иешуа (Бэлза 1978; Андреевская 1991; Левина 1991; Маркулев 1991). Подобные концепции находят логическое завершение в осмыслении образа Воланда как «дьяволобога», занявшего «на престоле Страшного суда место самого Спасителя» (Королев 1989, 92).
Существует и ещё один подход к интерпретации образа — вне этических проблем добра и зла, в более широком философском контексте (Утехин 1979; Яблоков 1988; Яблоков 2001; Немцев 1991; Немцев 2003): Воланд-олицетворённый Хаос, «сама могучая ночь творенья» (Утехин 1979, 220); Воланд — «персонифицированный принцип справедливости, которому подвластно всё живое» (Немцев 1991, 123), «абсолютная истина, идея власти, правящей миром», «сущая Вселенная» (Немцев 2003, 196); «олицетворённая в традиционном «дьявольском» облике абсолютная Истина» (Яблоков 2001, 158—159). Очевидно, что в образе Воланда воплощаются идеи, связанные с утверждением универсальных принципов бытия, законов мироустройства.
Лингвистический анализ речи персонажа в аспекте языковой личности и анализ авторской модальности — оценочного отношения автора к своему персонажу — позволяют проверить, в какой мере существующие концепции преломляются в образе Воланда.
Примечания
1. Скарабей — древнеегипетский символический образ восходящего солнца, символ циклического возрождения природы; в раннем христианстве — символический образ воскресения (ЭС 1996, 246).
Амулет с изображением скарабея на груди Воланда напоминает о том, «что в «Великую девятку» богов /.../ входили и Озирис, и убивший его Сет»; Озирис — бог земли, плодородия и одновременно «владыка преисподней» (Белза 1978, 205), олицетворяет увядание и возрождение природы. Образ бога Озириса амбивалентен, в основе легенд о нем — известный мифологический архетип умирающего и воскресающего бога.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |