Номинация Бездомный связана с первым этапом жизни Ивана и отражает основные особенности его языковой картины мира. На первой странице романа героя представляет автор: поэт Иван Николаевич Понырёв, пишущий под псевдонимом Бездомный [7]. Так его воспринимают другие персонажи — завсегдатаи Грибоедова: Тут все увидели, что это /.../ Иван Николаевич Бездомный — известнейший поэт [63]. И главное, так себя представляет сам герой. На вопрос Мастера: А как ваша фамилия? — поэт отвечает: Бездомный [130]. Фамилия связывает человека с его родом, верой предков, говорит о его духовных корнях. Акт замены фамилии на псевдоним несёт в себе добровольный отказ от рода, потерю исторической памяти, даже если в силу невежества ума это не осознается носителем псевдонима, как в случае с Иваном. Губительность отречения подчёркивается прозрачной внутренней формой псевдонима: в словообразовательной структуре слова приставка без- реализует значение «отсутствие», семантика корня — дом — указывает на то, что отсутствует, утрачено, отрицается. Н.В. Сапрыгина, анализируя внутреннюю форму имени Бездомный «не имеющий дома», подчёркивает в семантике псевдонима не только отказ от фамильного имени, но и утрату связи с прошлым, приводя ассоциацию «с поговоркой об Иванах, не помнящих родства»; в основе ассоциации смысловая близость слов безродный и бездомный (Сапрыгина 1996, 189—190).
Дом у Булгакова, в контексте культурно-мифологической традиции, определяется как «средоточие духовности, находящей выражение в богатстве внутренней культуры, творчестве и любви» (Лотман 1992, 461). Обрыв связи с прошлым, с Домом означает и отказ от культурной традиции, от духовного наследия, указывает на убожество и скудость внутреннего мира Ивана. Итак, внутренняя форма имени Бездомный отражает сущность мировоззрения поэта — новую идеологию тоталитарной системы 20—30-х годов XX в., основанную на разрыве всех связей с прошлым — культурных, общественных, нравственных, религиозных, человеческих (связь на основе рода).
Массовое идеологизированное сознание эпохи тоталитаризма, носителем которого является Иван Бездомный, определяет ценностные представления персонажа о мире. «Идеология существует прежде всего в языке», воздействует на язык, главным образом на лексическую семантику, изменяя лексическую структуру слов. Тем самым идеология «задаёт особую модель мира», которая внедряется в языковое сознание (Купина 1985, 7—8) и находит выражение в языковой картине мира.
Ядро языковой картины мира поэта Бездомного представлено идеологемами интеллигент, кулачок, вредитель, русский эмигрант, злодейская шайка и т. д. В семантической структуре этих идеологем содержится инвариантная сема «чужой», которая реализуется в вариантах «непролетарский» (интеллигент), «эксплуатирующий» (кулачок), «контрреволюционный» (вредитель). Эти признаки отражают классовое сознание и определяют пейоративную оценку слов-идеологем и окраску контекстов их употребления в речи Ивана. Так, внутренняя речь Ивана содержит оценочное суждение о главном враче психиатрической клиники — докторе Стравинском: Он умен, — подумал Иван, — надо признаться, что среди интеллигентов тоже попадаются на редкость умные. Этого отрицать нельзя [90]. Очевидно, что в контексте реализуется классовый аспект значения слова интеллигент, развивающий отрицательную эмоциональную оценку, который формируется в эпоху 20—30-х гг. и отражается в ТСУ: «человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями (презрит.)» (ТСУ 1, 1214). Осмысление идеологемы интеллигент поддерживается обращением Ивана к доктору Стравинскому: Здорово, вредитель! [67]. Номинация вредитель вносит в контекст вполне определённый социально-политический смысл, развившийся в эту эпоху и закреплённый в словаре: «контрреволюционер, наносящий советскому государству экономический и политический вред с целью подорвать его мощь и подготовить антисоветскую интервенцию» (ТСУ 1, 394) Интеллигент, вредитель, так же, как и кулачок, составляют семантическую оппозицию к положительно окрашенной с точки зрения классового сознания идеологеме пролетарий1. Оценка Иваном коллеги-поэта Рюхина построена целиком на идеологическом штампе времени: Типичный кулачок по своей психологии /.../ и притом кулачок, тщательно маскирующийся под пролетария [68], где кулачок — уменьшительное к кулак, «зажиточный крестьянин, эксплоатирующий2 односельчан» (ТСУ 1, 1543). Оценочные суждения акцентируют превосходство субъекта речи и присвоенное им право оценивать, судить других, основанное на сознании приоритетного классового положения в обществе.
Идеологической оппозицией «свой» — «чужой» определяется и восприятие Иваном иностранца, неожиданно присоединившегося к беседе литераторов на Патриарших. Настороженное, неприязненное отношение к иностранцам как стереотип поведения, закреплённый в языковом сознании на основе названной семантической оппозиции, проявляется сразу во внутренней речи Ивана: «А какого чёрта ему надо?» — подумал Бездомный и нахмурился; Вот прицепился, заграничный гусь! [12]; «Где это он так наловчился говорить по-русски, вот что интересно!» — и опять нахмурился [13]. Сигналами неприязни выступают междометный фразеологизм какого чёрта, разговорные глаголы прицепиться, наловчиться, как и образная характеризующая номинация заграничный гусь. Слово гусь выражает презрительное отношение к человеку, выделяющемуся чем-нибудь (ср. хорош гусь!, или каков гусь!, или гусь лапчатый (ТСУ 1, 672)). Авторский глагол нахмурился обозначает мимическое движение, выражающее в контексте речевой ситуации неудовольствие. Стереотип отношения к «чужому» окрашен негативными эмоциями, которые фиксируются в авторских ремарках и комментирующем повествовании: нарастающее неудовольствие переходит в ненависть и злобу: Бездомный дико и злобно вытаращил глаза на развязного неизвестного [15].
Признак «чужой» с сопутствующими ему пейоративными эмоциональными коннотациями формирует в языковом сознании Ивана образ врага. В основе этого образа — инакомыслие иностранного консультанта, не разделяющего атеистические принципы новой идеологии и вообще ведущего непонятную Ивану дискуссию. Поэтому совершенно закономерна классовая позиция Бездомного, которую он излагает Берлиозу: Вот что, Миша, — зашептал поэт /.../ — он никакой не интурист, а шпион. Это русский эмигрант, перебравшийся к нам. Спрашивай у него документы, а то уйдёт... [17]. Характеристики шпион и русский эмигрант синонимически сближаются на основе актуализированного признака «чужой», а именно «контрреволюционный», и возникающей общей отрицательной коннотации и отождествляются в языковом сознании Бездомного с образом врага. Ср. синонимический ряд с той же общей семой «чужой» в другом высказывании: Иностранный консультант, профессор и шпион! [64]. Идеологизированное сознание в принципе ориентировано на поиск врага. Всякое инакомыслие подводится под образ врага и преследуется, поэтому, когда в полемике между иностранцем и Берлиозом по поводу доказательств бытия Божия мелькнуло имя реального инакомыслящего, Канта, утверждавшего, вопреки атеистическим догмам, бытие Бога, реакция Ивана следует незамедлительно: Взять бы этого Канта, да за такие доказательства года на три в Соловки! [13]. В ситуативном контексте употребления слова Соловки прежде всего актуализируется смысл «место ссылки политзаключенных». И Кант, и иностранный консультант, с точки зрения классового сознания Бездомного, вполне соответствуют образу врага. Сопряжение же в подобном контексте несоотносимых исторических реалий Кант и Соловки подчёркивает невежественность ума Ивана. Невежество — самая благодатная почва для идеологического воздействия и внедрения в языковое сознание соответствующей картины мира.
Невежество Ивана, неспособность самостоятельно мыслить, следовательно, и неразвитость речи, и отсутствие речевой культуры и навыков владения литературным языком, столь необходимых для творческой деятельности, — составляют важный аспект социально-типизированной языковой личности. Эти черты проявляются в стилистической сниженности речи Ивана.
Примечания
1. Ср. значения слов вредитель и интеллигент в последующих толковых словарях, например в МАС: социально-идеологический аспект значения не фиксируется: вредитель «Тот, кто наносит вред кому-, чему-л. умышленно» (МАС 1, 226); интеллигент «Тот, кто принадлежит к интеллигенции», интеллигенция «Социальная группа, состоящая из людей, обладающих образованием и специальными знаниями в области науки, техники и культуры и профессионально занимающихся умственным трудом» (МАС 1, 671). Очевидно, что денотативные значения слов интеллигенция, интеллигент содержат положительную оценку, отражающую культурную традицию их употребления. Интеллигент и вредитель как отрицательно окрашенные идеологемы принадлежат эпохе 20—30-х гг.
2. Сохранена орфография старой формы слова эксплуатирующий, используемой в словарной статье.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |