В теории перевода влияние культурных факторов на перевод можно представить в терминах теории фреймов.
«Фреймовая гипотеза» об устройстве человеческих знаний о мире — это концепция, возникшая на стыке нескольких наук (философии, логики, лингвистики и психологии).
Истоки теории фреймов можно обнаружить в работах античных авторов. В этом отношении интересную точку зрения высказывает Е.Ф. Тарасов, хотя он и не пользуется термином «фрейм». Однако то, что он говорит, имеет самое прямое отношение к теории фреймов. Он пишет: «Человеческий способ осмысления мира естественным образом выражается в стремлении сделать умопостижимыми познаваемые явления, придавая этим явлениям уже ранее осмысленную в практике закономерность. Эта мысль является уже давно освоенной, она восходит к идеям Платона и в Новое время привлекла к себе внимание в форме кантовского априорного знания» [Тарасов, 1993, с. 91].
Термин «фрейм» стал широко употребительным после выхода в свет в 1974 году работы Марвина Минского «Фреймы для представления знания». (M. Minsky. A Framework for Reprezenting Knowledge. Cambridge. Mass. June 1974. В русском переводе работа вышла в 1979 году).
Фрейм — это структура данных для представления стереотипной ситуации. С каждым фреймом ассоциируется информация разных видов, в том числе культурологического плана. М. Минский представляет фрейм в виде сети, состоящей из узлов и связей между ними. Верхние уровни фрейма четко очерчены, так как образованы такими понятиями, которые всегда являются справедливыми в отношении какой-либо определенной ситуации. На низких уровнях имеется множество особых вершин-терминалов, которые необходимо заполнить характерными примерами или данными [Минский, 1979, с. 7]. По мнению М. Минского, терминалы фрейма в обычном состоянии заполнены «заданиями отсутствия», то есть сведениями о деталях (частностях), которые не обязательно должны присутствовать в какой-либо конкретной ситуации. Задания отсутствия могут ... выполнять роль переменных...» [Минский, 1979, с. 8].
Таким образом, в самом общем плане фрейм определяется как иерархическая структура знаний о некотором стереотипном положении вещей — о ситуации, событии, факте, явлении, действии, каком-либо материальном или нематериальном объекте.
«Входом» во фрейм служит зафиксированное в сознании обозначение, лексема или устойчивое словосочетание, например «музей, театр, лекция, кража, день рождения» и т. д., и важно то, что лексический фонд языка рассматривается авторами «теории фреймов» как результат членения знаний на структуры.
В понятие фрейма вкладывается две основные идеи: во-первых, идея организующего начала и связанная с ней идея иерархии, а во-вторых, идея стереотипа. В соответствии с этим, объединение знаний в составе фрейма обусловлено тем, что они в совокупности описывают некоторый стандартный стереотипный набор, с которым человеку приходится иметь дело в повседневной практике. Например, при слове «День рождения» у каждого возникают определенные представления: гости, подарки, праздничный обед и т. д. или такие фреймы как «Ресторан», «Визит к врачу». Конечно, такой стереотип культурно обусловлен и зависит не только от языка. Во фрейме лексическая система языка и система знаний о мире как бы частично сливаются.
Существенный вклад в теорию фреймов внес Ч. Филлмор. По его мнению, определенные группы слов (например, названия дней недели) удерживает вместе то, что они мотивируются, определяются и структурируются особыми унифицированными конструкциями знания или связанными схематизациями опыта, для которых он и использует общий термин «фрейм». Ч. Филлмор пишет: «Если мы хотим четко выразить наше понимание названий дней недели и других связанных с ним слов, мы можем обратиться к единому фрейму интерпретации, который предполагает: 1) понимание естественного цикла, порождаемого каждодневным кажущимся путешествием солнца, 2) знание стандартных способов вычисления того, когда один дневной цикл кончается и начинается новый, 3) знакомство с большим календарным циклом из семи дней, 4) принятую в нашей культуре практику связывать различные части недельного цикла с работой и досугом (...). Заимствуя язык гештальт-психологии, мы можем сказать, что предполагаемый базис знания и практики — сложный фрейм, стоящий за этой областью словаря, — являет собой основание образа, который может быть представлен любым из отдельных слов. Такой фрейм образует особую организацию знания, составляющую необходимое предварительное условие нашей способности к пониманию тесно связанных между собой слов» [Филлмор, 1988, с. 54]. Таким образом, по мнению исследователя, фреймы делятся на две категории: 1) врожденные, то есть естественно и неизбежно возникающие в процессе когнитивного развития человека (например, знание характерных черт человеческого лица), 2) усваиваемые из опыта или обучения (примером может быть знание артефактов и социальных установлений). Сюда же относятся фреймы, существование которых полностью зависит от связанных с ними языковых выражений (например, единицы измерения: дюйм, фут; единицы календаря: неделя, названия месяцев) [Филлмор, 1988, с. 65].
В теории Ч. Филлмора фрейм предстает в виде некой структуры знания, близкой, по его собственному утверждению, лингвистической теории поля: «Концептуализация фрейма имеет немало общего с исследованиями лексических полей» [Филлмор, 1988, с. 57]. Фрейм — это некая скрытая понятийная структура, лежащая в основе некоторых групп семантически связанных между собой слов. Филлмор приводит примеры «календарного» фрейма (дни недели), парных фреймов, заключающих в себе одну семантическую оппозицию (живой — мертвый), а также фреймы, соотносимые с одним словом (прыгать). Это свидетельствует о том, что структура фрейма достаточно вариативна. Для нашего исследования это представляет интерес потому, что мы можем говорить о некоторой иерархии фреймов, о телескопических отношениях между фреймами («фреймовой матрешке»). Интересной представляется мысль об активации фреймов интерпретации. «Фреймы интерпретации могут быть введены в процесс понимания текста вследствие их активизации интерпретатором или самим текстом. Фрейм активируется, когда интерпретатор, пытаясь выявить смысл фрагмента текста, оказывается в состоянии приписать ему интерпретацию, поместив содержание этого фрагмента в модель, которая известна независимо от текста. Фрейм активируется текстом, если некоторая языковая форма или модель обычно ассоциируется с рассматриваемым фреймом» [там же, с. 65].
Дж. Лакофф, говоря в работе «Мышление в зеркале классификаторов» [Lakoff, 1986] об описаниях языков и культур, распространенных за пределами Западной Европы, отмечает, что «...различные народы мира классифицируют реалии так, что это поражает своей неожиданностью европейцев и ставит в тупик западных лингвистов и антропологов» [Лакофф, 1988, с. 12]. Классификации реалий лежат в основе текстов как описаний реальной действительности, отраженной сознанием автора текста. Для того, чтобы убедиться в асимметрии классификаций, вовсе не нужно обращаться к экзотическим языкам и малоизученным культурам. Примеры этой асимметрии обнаруживаются при сопоставлении достаточно хорошо известных и давно взаимодействующих культур и языков.
Лакофф ссылается на Диксона, который предложил некоторые принципы категоризации реалий. Нам важен первый принцип. Лакофф называет его «Принципом сферы опыта» и формулирует его следующим образом: «Если существует сфера опыта, ассоциирующаяся с A, то все реалии этой сферы, естественно, принадлежат той же категории, что и A» [там же, с. 14]. Еда является для нас некой сферой опыта, ассоциирующейся с употреблением пищи, поэтому все реалии (продукты, едоки, посуда и пр. могут быть объединены в одну категорию). Более того, принцип сферы опыта важен нам и тем, что у разных народов опыт в данной сфере А может быть различен, т. е. асимметричен. Параметры этой асимметрии могут быть выявлены через язык, так как язык есть главная база знаний, но эта база знаний «не является статическим «хранилищем информации» — она представляет собой саморегулируемую систему, подвижную и изменяющуюся на основе новых данных» [Петров и Герасимов, 1988, с. 7]. Жизнь языка, его движение происходят в речи, поэтому речевые произведения представляют собой ценный источник знаний о реалиях жизни. В процессе коммуникации, в том числе и в форме чтения художественной литературы в переводе, происходит декодирование информации, заключенной в языковых формах. Это декодирование происходит в обратном направлении по отношению к категоризации знаний языком. Поэтому оно осуществляется по тем же самым моделям.
Лакофф выдвинул предположение о том, что категоризация знаний языком осуществляется по моделям четырех типов: пропозициональные, схематические, метафорические и метонимические. Пропозициональные модели «вычленяют, элементы, дают их характеристики и указывают связи между ними» [Лакофф, 1988, с. 31]. Лакофф считает, что «большая часть структуры нашего знания имеет форму пропозициональных моделей» [там же, с. 31]. «Так, модель определенной области опыта, — пишет он, — например битвы в языке дьирбал, включает предметы, которые встречаются в этой области (например, боевые копья). Пропозициональная модель нашего знания об огне включает и знание того факта, что огонь опасен» [там же, с. 31].
Схематические модели, которые есть «специфические схематические представления образов, таких, как траектория, длинные тонкие формы или вместилища» [там же, с. 31]. Речь идет, таким образом, о неких абстрактных категориях, то есть о некой виртуальной реальности, существующей лишь в сознании человека.
Особый интерес представляют метафорические модели. «Это модели перехода от пропозициональных моделей или схематических моделей образов одной области к соответствующей структуре другой области» [там же, с. 32]. В предметных ситуациях, описываемых нами, метафорические модели весьма продуктивны, они проявляются в названиях блюд и главным образом посуды.
Метонимические модели дополняют предыдущие три модели «указанием функций, выполняемых одним элементом по отношению к другому» [там же, с. 32]. По своему содержанию понятие модели близко понятию «фрейма». Это очевидно проявляется в примерах, которые приводит Лакофф. Что касается фрейма, то он, по определению Минского, представляет собой «один из способов представления стереотипной ситуации, например пребывание в какой-нибудь комнате, посещение вечеринок и т. п.» [Минский, 1988, с. 289].
Структурализация внутри фрейма носит — воспользуемся термином Дж. Лакоффа — экспериментальный характер, точнее обусловлена предыдущим когнитивным опытом. Фрейм связывает слова ситуативно близкие. Так, например, во фрейм «Буфет» будут входить слова, принадлежащие разным синтаксическим полям: «буфетчица, стол, скатерть, посуда, стоять в очереди, выбрать, заплатить, есть, остаться голодным и т. д.»
Фрейм может быть связан внешними отношениями с другими фреймами. Он может составлять часть другого фрейма или проецироваться на него. При проецировании части одного фрейма отображаются на части другого фрейма. Результатом проецирования будет «наследование» частями второго фрейма свойств и отношений первого. Существуют различные типы проецирования, например проецирование, отражающее культурные ассоциации [см.: Лакофф, 1981, с. 359].
Разграничение фреймов проводится с учетом различий между концептуальными (то есть лежащими в основе организации мира — univers organizing), лингвистическими (структурными и семантическими) и коммуникативными единицами. Четкая активация идентичных взаимодействующих фреймов вырабатывает у воспринимающего стереотипную систему понимания [Lawandovska-Tomashchyk, 1983, p. 99], которая в разных культурах, в силу различий концептуальных и лингвистических единиц, может быть различной.
Если существуют фреймы, на основе которых происходит организация и осуществляется понимание информации в слове, то можно предположить, что и в основе структурирования информации в высказывании также лежат фреймы [Хайруллин, 1995, 40]. Фреймовый подход не должен ограничиваться уровнем слова. По мнению некоторых исследователей, в целом язык как способ организации информации «во многом представляет собой именно систему фреймов» [Касевич, 1988, с. 2; Халеева, 1989, с. 129]. Высказывание также является единицей языка, за ним признается знаковый характер [Гак, 1973, с. 349]. Социальный и культурный опыт, находящий отражение в общей картине мира, фиксируется не только единичными лексическими номинациями, но и коммуникативными структурами более высокого уровня, конструкционным материалом которых выступают эти лексические номинации. Такой структурой высокого уровня является высказывание. Знание о мире фиксируется, передается и понимается именно в высказывании. Оно служит отражением картины мира в сознании говорящего, и тем самым оно связано с объективным миром. С другой стороны, высказывание является отражением той интерпретации мира, которая принадлежит воспринимающему, и тем самым оно связано с его когнитивной сферой [Шахнарович, 1987, с. 173]. Поэтому в высказывании сконцентрированы все типы оппозиций картин мира: обобщенной общечеловеческой и национально-этнической, общечеловеческой и индивидуальной, этнической и индивидуальной.
В отличие от слова, высказывание как знаковая сущность, связано не с отдельным предметом действительности, а с ситуацией. Вслед за В.Г. Гаком, мы определяем ситуацию как «совокупность элементов, присутствующих в сознании говорящего в объективной действительности в момент «высказывания» и обусловливающих в определенной мере отбор языковых элементов при формировании самого высказывания» [Гак, 1998/1, 251]. В.Г. Гак, сознавая, что понятие «ситуации» в лингвистике весьма расплывчато, еще в 60-е годы предложил четко различать два понятия: «речевую ситуацию» и «предметную ситуацию» [Гак 1998/1, 304]. Высказывание оказывается связанным и с той и с другой ситуациями, так как оно разворачивается в реальном времени и пространстве, между реальными коммуникантами. Но в качестве его денотата предстает именно предметная ситуация. Предметная ситуация, как отмечает В.Г. Гак, представляет значительно больший интерес для вскрытия внутреннего механизма языка [там же 305]. В этом случае внимание концентрируется на том, чтобы восстановить, как можно более точно, реальную ситуацию путем декодирования сообщения, заключенного в высказывании. Однако двучастная структура, в которой означающее (высказывание) непосредственно соотносится с означаемым (предметной ситуацией), недостаточна. Высказывание, как и слово, оказывается связанным как с реальной действительностью, так и с виртуальной, отраженной сознанием. Слово как элемент системы языка связано с реальным предметом (денотатом) и понятием. Высказывание связано с реальной ситуацией и с ее отражением сознанием говорящего индивида. Более того, если говорить о художественном произведении, то компонент реальности в этой структуре вовсе отсутствует. Автор не описывает реальные ситуации, а воссоздает их на основании своего предыдущего когнитивного опыта, который и хранится в его сознании в виде фреймов. Предметные ситуации, заключенные в художественных текстах изначально виртуальны. Читатель, обратившись к художественному произведению, декодирует воображаемые ситуации, элементами которых оказываются воображаемые предметы, являющиеся в некоторых случаях отражением реальных предметов (например, исторические персонажи, реальные события и их участники, реальные города, страны, улицы, дома и т. п.).
Виртуальность предметных ситуаций, заключенных в высказываниях, позволяет представить их в виде моделей. Эти модели могут быть построены по тому же образцу, что и модели языковой категоризации знания, предложенные Лакоффом, а именно, как пропозициональные, схематические, метафорические и метонимические. Но в этих моделях недостаточно четко прослеживаются две основополагающие формы координации материальных объектов и их состояний — пространственные и временные. Поэтому, следуя концепции В.Г. Гака (см. Гак 1998/1, с. 252), мы полагаем необходимым положить в основу структурирования предметных ситуаций в моделях категории времени и пространства. В моделях Лакоффа пространственные отношения в некоторой степени представлены и схематической, и метонимической, а при широком взгляде на вещи, и метафорической моделями. Напротив, временные отношения в этих моделях не нашли своего отчетливого выражения. Разумеется, временные отношения как отношения между определенными состояниями объекта реальности могут быть имплицитно заключены в пропозициональной модели. Однако смысл модели в том, чтобы представить имплицитное в эксплицитной форме. Сама же пропозициональная модель представляется достаточно статичной, то есть лишенной движения во времени.
При структурировании информации в высказывании действуют два типа фреймов: когнитивно-семантические, отражающие специфические структуры мышления, и фреймы культуры, которые активизируются при представлении информации об особых элементах культуры (реалиях). Таким образом, фреймовый подход позволяет трактовать как когнитивно-семантическое, так и непосредственно культуральное своеобразие представления знания о мире [Хайруллин, 1995, с. 46]. Такой подход особенно значим с точки зрения перевода, поскольку он представляет собой попытку раскрыть реальное воздействие различия культур на ход и результат переводческого процесса. Кроме того, если смотреть на текст переведенного художественного произведения как на источник культурологических знаний, он позволяет не только установить более точные параметры межкультурной асимметрии, представив ее в структурированном виде, но и определить степень надежности перевода как источника знаний об иной культуре.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |