1.7. Типы и формы повествования

В работах Н.А. Кожевниковой [1985, 1994, 2001 и др.], Ю.В. Манна [1991, 1992], Е.В. Падучевой [1996] и др. повествование рассматривается как динамически развивающееся в ходе литературного процесса явление. В существенной мере это связано с эволюцией повествовательных типов — избираемых автором форм коммуникации между повествователем и читателями, предопределяющих характер организации словесно-речевой ткани художественного текста (об этом см. [Попова 2005: 9]). Как показывают современные исследования (см. работы Н.А. Кожевниковой, Н.А. Николиной и др.), проблема выбора автором типа повествования и проблема повествовательной точки зрения тесно связаны между собой. Разные точки зрения на изображаемое закрепляются в определенных типах повествования, которые характеризуются разной степенью субъективности, с одной стороны, и разной степенью приближения к объекту изображения, с другой (см. [Кожевникова 1994: 3]).

В современных исследованиях¹ в качестве основных выделяется два типа повествования: повествование аукториального типа, где читатель ориентируется на точку зрения повествователя как основную в повествовании, и акториального типа, где основным субъектом повествовательной точки зрения является персонаж. Данное деление относительно и обозначенные типы часто взаимодействуют друг с другом, т. к. позиция повествователя почти всегда осложнена совмещением точек зрения: повествование приближается к акториальному, если повествователь выражает ограниченную точку зрения, близкую персонажу, и аукториальному — если используется нарраториальная точка зрения; таким образом, даже повествование «объективное по форме, может быть субъективным по существу, передавая точку зрения персонажа» [Кожевникова 1971: 118].

Исследователи, одинаково понимая обстоятельство данного взаимодействия аукториальной и акториальной позиции в конкретном тексте, предлагают, тем не менее, разные основания классификации повествовательных форм.

Н.А. Николина рассматривает три потенциальных разграничительных признака классификации форм (типов) повествования.

• Во-первых, отмечает она, в «системе типов повествования четко противопоставлены друг другу <...> повествование от первого лица и повествование от третьего лица», которые различаются «способом изложения, характером образа повествователя и, соответственно, особенностями проявления таких признаков, как субъективность / объективность, достоверность / недостоверность, ограничения изображаемого пространственно-временной точкой зрения повествователя / отсутствие этих ограничений» [Николина 2007: 100].

• Во-вторых, на основании оппозиции «устное, социально-характерное — книжное» в противоположность всем остальным формам повествования выделяется сказ, предполагающий наличие слушателей и стилизацию различных форм устного бытового повествования.

• В-третьих, «признаком, способным служить основанием для классификации типов повествования, является признак субъективности / объективности, связанный с отражением в структуре повествования «голосов» и точек зрения персонажей. Объективным повествованием традиционно признается повествование, в котором доминирует авторская речь и господствующей является точка зрения повествователя, от него отграничивается субъективизированное повествование (повествование, включающее «голоса» персонажей, содержащее более или менее развернутый субъектно-речевой план других героев)» [там же: 101].

В повествовании, ориентированном на передачу точки зрения персонажа, вслед за Н.А. Николиной (см. [там же: 94]) мы можем выделить три типа контекстов:

1) контексты, содержащие собственно авторское повествование (одноплановое и объективное),

2) контексты, включающие разные формы речи персонажей, и, наконец,

3) контексты, совмещающие план автора и план персонажей.

К.Н. Атарова и Г.А. Лесскис останавливаются на признаке грамматического лица и в качестве основных повествовательных форм, образующих корреляцию по признаку актуализации автора в произведении, рассматривают перволичную и третьеличную повествовательные формы.

Общее значение перволичной формы (см. [Атарова, Лесскис 1976]) понимается ими как указание на наличие персонифицированного повествователя, находящегося в том же повествовательном мире, что и другие персонажи. Из важнейших ее семантических особенностей отмечаются: актуализация достоверности излагаемых событий, презумпция автобиографизма, заданная структурой повествовательной формы; возможность раскрыть субъективность взгляда на мир; выражение в трех основных повествовательных ситуациях — в письменном сообщении, устном рассказе и внутреннем монологе; естественность изображения внутреннего мира самого повествователя и ограничения в изображении внутреннего мира других действующих лиц его повествования, а также в изображении внешнего мира, отсутствие «исторического» (превышающего жизнь человека) разрыва между временем события и временем описания этого события.

Специфической семантикой третьеличной повествовательной формы (см. [Атарова, Лесскис 1980]) является вымысел, полнота изображения внешнего и внутреннего мира, объективность. Возможны две основные ее разновидности: с персонифицированным (эксплицитным) повествователем и неперсонифицированным (имплицитным) повествователем. Актуализация вымысла задается в первом случае самим наличием персонифицированного автора, функционирующего в качестве творца и полноценного хозяина текста, находящегося вне событийного плана своего повествования, в метапространстве, которое с сюжетным пространством в норме не пересекается. Общая семантика этой разновидности — актуализированный вымысел, произвольная степень полноты и произвольная степень объективности. Общая семантика третьеличной формы с неперсонифицированным повествователем — минимизация вымысла, актуализация полноты и объективности повествования.

Наиболее отвечает специфике настоящего исследования классификация повествовательных форм, разработанная в рамках лингвистики нарратива. Основным критерием разграничения повествовательных форм Е.В. Падучева называет степень приближенности повествования к канонической коммуникативной ситуации (к разговорному дискурсу), исходя из чего она выделяет следующие варианты форм:

1. Традиционный нарратив — «повествовательная форма, при которой залогом композиционной целостности служит сознание повествователя» [Падучева 1996: 214]. Традиционный нарратив включает две разновидности:

а) «перволичную повествовательную форму» — нарратив с персонифицированным повествователем, находящимся в том же повествовательном мире, что и другие персонажи. Как осложнение перволичной формы Е.В. Падучева рассматривает также форму «лирическую» («речевую»), характеризующуюся «речевым режимом употребления глагольных времен», т. е. тем, что «текст имеет не только повествователя в 1-м лице, но и синхронного адресата-слушателя — во 2-м» [там же];

б) «аукториальное повествование» — нарратив 3-го лица, с экзегетическим повествователем, не принадлежащим миру повествуемого текста.

2. Свободный косвенный дискурс, в котором повествователь — во всем тексте или в существенных его фрагментах — отсутствует или играет пониженную роль в композиции [там же]. В свободном косвенном дискурсе аналогом говорящего и центром пространственно-временных координат является персонаж, который захватывает в свое распоряжение эгоцентрические (ориентированные на говорящего) элементы языка.

В каждом из типов повествования по-своему решается вопрос о взаимодействии дискурсов повествователя и персонажа; каждый из типов повествования ориентируется на типичную для себя синтаксическую конструкцию, связанную с тем или иным способом передачи чужой речи: перволичной форме соответствует прямая речь; нарративу 3-го лица — косвенная речь, свободному косвенному дискурсу — несобственно-прямая речь.

Е.В. Падучева отмечает, что в целом причисление художественного текста к той или иной повествовательной форме производится с известной долей условности: речь идет о пропорциях (см. [там же: 207]). Существуют множество переходных, промежуточных форм, рассматриваемых в работах разных исследователей.

Так, К.Н. Атарова и Г.А. Лесскис выделяют в пределах общего значения перволичной формы случаи ее использования в специфических и переходных значениях (см. об этом в [Атарова, Лесскис 1976]):

• специфическое значение имеет место в тех случаях, когда повествователь является действующим лицом произведения (он может занимать центральное или периферийное место в произведении),

• переходные — в тех, когда повествователь непосредственного участия в действии не принимает (он или был очевидцем (но не участником) описываемых им событий, или играет роль «ретранслятора», пересказчика чужих слов).

В рамках третьеличной формы Атарова и Лесскис выделяют две ее модификации, две переходные формы, приближающиеся по своей семантике к перволичной форме (см. [Атарова, Лесскис 1980]):

• первая характеризуется тем, что персонифицированный автор заявляет о своем личном знакомстве с персонажами или лицами, знавшими их непосредственно, хотя не был сам действующим лицом в описываемых событиях и его роль не сводится к простой ретрансляции чужого повествования, выполняет функцию хроникера и повествование его как незаинтересованного лица приобретает особую достоверность;

• вторая модифицированная форма отличается отсутствием в повествовании даже минимальных следов персонифицированного автора, но все события последовательно изображаются с физической и оценочной позиции одного, центрального, персонажа.

Ю.В. Манн, например, выделяет как особую форму «персональный стиль», представляющий собой такую «систему рассказа <...>, когда автор подстраивается к персонажу, переносит в его сферу свою точку зрения, но при этом оформляет ее своей речью, на «своем» языке», что «не исключает, а, наоборот, предполагает сильную экспрессивную окраску иных речений, исходящих как бы от самого персонажа» [Манн 1992: 55], когда рассказчик как бы «исключает себя из романного мира» [там же: 47].

К.А. Щукина для обозначения формы повествования, при которой «восприятие персонажа является фильтром, пропускающим изображаемое», использует термин «субъективированное повествование» [Щукина 2004: 6] и относит к нему: перволичную форму, СКД и так называемое «субъективированное повествование от 3-го лица» [там же: 7].

Близок по значению широко используемый в современных исследованиях термин «несобственно-авторское повествование», под которым понимается, в частности: тип повествования, «в основе которого лежит словоупотребление персонажа, связанное с последовательным выражением его точки зрения» [Николина 2007: 101]; явление, при котором «точка зрения персонажа передана в повествовании и описании в формах словоупотребления персонажа, не связанных с ситуацией речи» [Кожевникова 1985: 106]. Согласно Е.А. Поповой, в несобственно-авторском повествовании «с одной стороны, персонаж становится соавтором повествователя в изображении вымышленного мира, а, с другой — повествователь, подобно актеру, вживается в образ того или иного персонажа <...>, смотрит на мир его глазами, поэтому отдает в его распоряжение эгоцентрические элементы языка» [Попова 2006: 117—118], что «не уничтожает, но расшатывает границу между дискурсами повествователя и персонажа, <...> способствует созданию повествовательной полифонии, проявляющейся во внутренней диалогизации повествования» [там же: 100]. Для обозначения повествовательной формы, принципиально отличающейся от традиционного нарратива, Е.А. Попова использует термин «несобственно-прямой дискурс» (НПД), под которым понимает «нетрадиционное повествование <...> с неперсонифицированным повествователем, который, зная все, своего всезнания не показывает, а, напротив, старается быть незаметным, пропускает на передний план героя» [Попова 2005: 10]. По сути, этот термин имеет более широкое значение, чем термин Е.В. Падучевой «свободный косвенный дискурс», и подразумевает, помимо СКД, персональную форму повествования, о которой Падучева говорит как о переходной между традиционным нарративом и СКД (к несобственно-прямому дискурсу Е.А. Попова относит произведения А.П. Чехова, которые Ю.В. Манн рассматривает в рамках персональной формы), а также вообще субъективизированное, несобственно-авторское повествование с неперсонифицированным повествователем («Один день Ивана Денисовича» А.И. Солженицына рассматривается Е.А. Поповой как НПД, а Н.А. Николиной — как несобственно-авторское повествование).

Путь литературы XIX—XX вв. исследователи характеризуют как «постепенное уменьшение роли повествователя — <...> непрерывное понижение роли прямого комментария в повествовании» [Падучева 1996: 214], «путь от субъективности автора к субъективности персонажа» [Кожевникова 1994: 10], последовательное «развитие плана персонажа» [там же: 108] — вытеснение авторского повествования повествованием, организованным неавторской точкой зрения. В результате этих изменений произошла определенная смена повествовательных типов — от авторского (монологического, по Бахтину) до несобственно-авторского повествования (персонального типа) и ставшего распространенным в литературе XX века типа «свободного косвенного дискурса» [Падучева 1996]. Если авторское повествование характеризуется тем, что центром ориентации для читателя является авторская точка зрения, то несобственно-авторское повествование — тем, что третьеличный повествователь смотрит на мир глазами персонажа, в его речи систематически цитируется речь персонажа (обычно в форме несобственно-прямой речи). При свободном косвенном дискурсе повествователь оказывается практически вытесненным и рассказ ведется целиком в зоне сознания героя.

Данная эволюция повествовательных типов связывается исследователями со стремлением авторов «выйти за пределы имеющихся повествовательных форм повествования, преодолеть их ограниченность»: «чистота типов повествования и логическая мотивированность их объединения нарушаются довольно свободно», «на основе объединения разных, в чистом своем виде противоположных и противопоставленных систем возникают более сложные системы, в которых сосуществуют взаимоисключающие элементы, примиренные «по принципу дополнительности»» [Кожевникова 1985: 114]. В результате «возникают и приобретают особое значение непрямые формы выражения сознания автора <...> голос автора утрачивает свою внешне выраженную авторитетность и литературное произведение стремится охватить жизнь в ее многоаспектности, тяготеет к полицентризму, многоголосию, прибегает к непрямому слову, когда автор вживается в «чужие» точки зрения, строит образ на их пересечении» [Рымарь, Скобелев 1994: 12—13]. Роман «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова изучается в рамках данной диссертационной работы как образец переходной повествовательной формы.

Основные теоретические предпосылки исследования сводятся к следующим положениям:

1. Повествовательная точка зрения является многоплановой нарративной категорией, участвующей в композиционном построении художественного текста и проявляющей себя на языковом, психологическом (перцептивном), пространственно-временном и идеологическом (оценочном) уровнях организации текста в соотнесенности словесно обозначаемых явлений действительности с тем или иным субъектом речи, сознания и восприятия.

2. Художественный текст представляет собой в определенной степени формализованную систему (о тексте как формализованной системе см. [Ефимова 2004]); одна из важнейших сторон изучения системы повествовательных точек зрения и повествовательной организации романа — выявление языковых средств передачи и маркирования в тексте повествовательной точки зрения, а также средств актуализации прагматической направленности повествования.

3. Изучение повествовательной точки зрения напрямую связано с вопросами субъектной организации повествования. Понятие повествовательной точки зрения относится к возможным субъектам повествования — к повествователю и персонажам. Что касается автора, то он, в соответствии с замыслом произведения, выбирает форму повествования, формирует нарратора, обладающего теми или иными типологическими характеристиками, и определяет способ организации системы повествовательных точек зрения. Таким образом, позиция автора (с большей или меньшей степенью эксплицитности) выражается всей субъектной и внесубъектной организацией произведения.

4. Хотя в отношении к художественному повествованию нельзя говорить о какой-либо повествовательной точке зрения читателя (читатель не участвует напрямую в организации повествования, выступает в произведении в качестве адресата автора и повествователя, и в тексте может найти выражение только факт этой адресованности), наличие в сознании автора и повествователя определенного представления об адресате и его точке зрения (о его возможном мнении, восприятии) в существенной мере определяет особенности организации повествования в целом и системы повествовательных точек зрения в частности.

5. Определение типа (формы) повествования, выявление в тексте субъектно-речевых планов повествователя и персонажей, изучение специфики их соотношения и взаимодействия, описание системы повествовательных точек зрения и установление способов их передачи (формального выражения) — все это является взаимосвязанными сторонами анализа повествовательной структуры литературного художественного произведения.

Примечания

1. Об истории становления нарративной типологии см., например: [Ильин 2004б].