2.2. Описания пространства в отношении к концептосфере романа «Преступление и наказание»

Проблема взаимозависимости ФСТР и универсальных художественных концептов может быть решена путем анализа способов объективации этой взаимозависимости синтаксическими средствами. Представляется актуальным, в частности, определение структуры базовых концептов в отношении к организации ФСТР описание в художественном тексте, играющего важную роль в реализации концептов «я» и его вариантов (концепты «мы», «он»). Мы исходим из того, что сложная смысловая структура данных концептов в художественном тексте определяется многообразием субъектов описания.

Концепт «я» понимается нами как универсальный компонент художественной картины мира, представляющий в смысловой структуре текста индивидуальное сознание персонажа в его отношении к сознанию другого персонажа. Концепт «я» может раскрываться в формах внешней и внутренней речи героя и опосредоваться концептом «не-я», а именно близкой к нему сферой рассказчика, а также представлять индивидуальное сознание рассказчика как субъекта описания. Пример описания комнаты Мармеладова; субъект описания — рассказчик, опосредующий восприятие Раскольникова:

Огарок освещал беднейшую комнату шагов в десять длиной; всю ее было видно из сеней. <...> (с. 26).

Концепт «мы» определяется нами как универсальный компонент художественной картины мира, реализующийся диалогическими структурами вследствие взаимодействия разных субъектно-речевых сфер, а именно: автор-демиург — повествователь — рассказчик — персонаж — читатель. Данное взаимодействие предполагает варьирование степени актуализированности указанных типов субъектов в художественном тексте в зависимости от коммуникативно-прагматических интенций автора-демиурга. Пример диалогизации:

Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь трудно кого-нибудь удивить. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой (с. 7).

Наличие словоформ известных, этих рассматривается рядом специалистов (см., напр. Кожин 1979) как показатель апелляции к читателю.

Концепт «он» представляет собой универсальный компонент художественной картины мира, эксплицируемый признаками субъектно-речевой сферы повествователя — формой нейтрального объективированного авторского повествования от третьего лица (Er-Erzahler), например:

Впоследствии, когда он припоминал это время и все, что случилось с ним в эти дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его до суеверия поражало всегда одно обстоятельство, хотя в сущности и не очень необычное, но которое постоянно казалось ему потом как бы каким-то предопределением судьбы его (с. 61—62).

Особого внимания здесь заслуживает наречие потом как показатель знания предстоящих событий: о них известно только повествователю.

Структура универсального художественного концепта «пространство» в романе «Преступление и наказание» представлена набором частных художественных концептов «город», «дом», «помещение» (к разновидностям последнего относятся «комната», «контора», «кабинет», «трактир»). На значимость категории пространства в текстах Ф.М. Достоевского указывает М.М. Бахтин. По его мнению, «основной категорией художественного видения Достоевского было не становление, а сосуществование и взаимодействие. Он видел и мыслил свой мир по преимуществу не во времени, а в пространстве» (Бахтин 1972, 47).

Таким образом, концептосфера романа «Преступление и наказание» представлена совокупностью художественных концептов, универсальных: «пространство», «я» («мы», «он» как варианты «я»), «действующий субъект», «субъект состояния» и частных: «город», «дом», «помещение» (к вариантам последнего относятся «комната», «контора», «кабинет», «трактир»), взаимосвязанных в микротекстах художественных описаний.

При отборе и классификации микротекстов описания мы пользовались приемами компонентного (Телия 1986), имманентного (Виноградов 1963, 1971) и коммуникативно-прагматического (Туниманов 1972; Иванчикова 1977, 1979; Лузина 1984) анализа художественной речи. Нами выявлялась семантическая структура концепта «я» и его вариантов (концептов «мы», «он») и определялась роль субъектов речи в формировании этой структуры, взаимосвязанной со структурой универсального художественного концепта «пространство», эксплицируемого функционально-смысловым типом речи описание.

2.2.1. Признаки субъектов речи в семантике описаний пространства

Целью параграфа является анализ семантики и структуры описаний городского пространства и интерьеров как типов художественного пространства и установление функции описания в формировании художественных концептов, наиболее значимыми из которых считаем «я», «город», «дом», «помещение». Для определения данной связи выявлялись логико-семантические экспликаторы концептов «город», «дом», «помещение» (пропозиции, отражающие ситуации в городском пространстве и интерьерах) и их собственно синтаксические маркеры (синтаксические концепты в составе микротекстов описаний). В конечном счете, предполагалось установить взаимосвязь семантико-синтаксических характеристик описания со способами реализации концепта «я» в романе «Преступление и наказание».

Семантическая структура описаний городского пространства и интерьеров может быть выявлена при последовательном анализе пропозитивной синтаксической семантики микротекстов, а также собственно текстовых средств репрезентации концептов «город», «дом», «помещение» в соотношении с экспликаторами субъектно-речевых сфер в составе макротекста. В результате сплошной выборки были отобраны 28 микротекстов общим объемом 6,3 страниц текста, содержащих описания Петербурга и интерьеров (комнат Раскольникова, Сони Мармеладовой, семьи Мармеладовых, старухи-процентщицы, «нумера» Свидригайлова, квартальной конторы, кабинета Порфирия, трактира и др.). Выявлены следующие типы пропозиций: характеризация улиц летнего Петербурга; характеризация комнат, в которых живут действующие лица; характеризация обитателей, населяющих дома и кварталы города; бытийность реалий городского пространства и интерьеров. Мы исходили из того, что пропозиция характеризации как логико-семантический экспликатор описаний городского пространства и интерьеров реализуется в субъектно-речевой сфере рассказчика, в том числе и близкого к персонажу (концепты «мы», «я»), а пропозиция бытийности — в сфере рассказчика, близкого к персонажу (концепт «я») и повествователя (концепт «он»).

2.2.1.1. Признаки сферы рассказчика

В целях выявления соотнесенности субъектов речи и типов описываемого пространства рассмотрим микротекст в начале романа, представляющий собой описание городского пространства:

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, — все это разом потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины (с. 6).

В линейном плане границы микротекста определялись следующим образом. Показателем левой границы служит графическое выделение в виде красной строки, отделяющей внутреннюю речь персонажа (Раскольникова) от собственно описания городского пространства, сигналом начала которого служит обстоятельственный детерминант на улице. Показатель правой границы — сигнал смены ФСТР, который выражается в переходе от описания городской среды к повествованию об эмоциональном состоянии героя:

Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека. <...> (с. 6).

В синтаксическом плане рассматриваемый микротекст представляет собой ССЦ, семантическую основу которого составляет общность микротемы (описание состояния городской среды). С точки зрения ритмико-синтаксической организации микротекста следует отметить то, что высказывания в его составе связаны с помощью синтаксического параллелизма и эксплицированы двумя сложными предложениями (СП). Первое из них представляет собой бессоюзное СП, осложненное однородными членами:

духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь,

обособленным определением, выраженным прилагательным с зависимыми словами и осложненным причастным оборотом:

столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу.

Второе высказывание представляет собой СП, в котором ведущей синтаксической связью является сочинительная связь. Первая часть этого СП содержит придаточное предложение с определительным значением:

[из распивочных] которых в этой части города особенное множество.

Второе предложение в составе этого СП осложнено обособленным причастным оборотом, в свою очередь осложненным конструкцией с уступительным значением, что на наш взгляд, дополняет семантику описания признаком рассуждения:

[пьяные] поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время.

Линейная организация микротекста содержит сигналы когнитивных признаков пространства: «протяженность», «состояние среды», «городские реалии», «запах». Они представлены обстоятельственным локализатором (всюду), нерасчлененной субъектно-предикатной формой, семантическими субъектами, в смысловых структурах которых актуализируется сема негативной оценки: «отсутствие движения воздуха» (жара стояла страшная, духота), «теснота», «скученность» (толкотня), «грязь» (известка, леса, кирпич, пыль), «дурной запах» (особенная летняя вонь). Высказывания реализуют бытийные пропозиции, маркируемые синтаксическим концептом «бытие объекта». Исследователи отмечают, что синтаксические концепты, маркирующие пропозиции (логико-семантические экспликаторы художественных концептов), являются означаемыми полных, типовых, «вербализованных пропозиций» (Казарина 2002, 17). Однако в художественном описании могут совмещаться семантика бытийности, состояния и характеризации. Так, когнитивный признак «состояние среды» эксплицируется смысловыми структурами семантических субъектов:

На улице жара стояла страшная, духота —

свернутые пропозиции состояния; когнитивный признак «запах» эксплицирован смысловой структурой семантического субъекта:

особенная летняя вонь, нестерпимая вонь —

свернутые пропозиции характеризации. К полусвернутым пропозициям (добавочным), которые реализуются смысловыми структурами осложняющих компонентов предложения и определений, относятся: «устойчивость качественного состояния описываемого пространства», «типичность качественного состояния описываемого пространства»:

[та особенная летняя вонь] столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу,

«болезненное душевное состояние героя»:

и без того уже расстроенные нервы юноши.

Рассматриваемый микротекст, участвующий в раскрытии потенциала концепта «город», содержит элементы субъективированного описания, поскольку эксплицирует восприятие городского пространства субъектом описания, находящимся в момент движения по улице. По мнению исследователей, экспликация субъективности, к фактам которой относятся выражения причастности субъекта речи как субъекта пропозиций, субъекта различных парентетических включений (вводных конструкций), модальных и экспрессивных оценок к описанию пространства, «означает установление в отдельном высказывании и целом тексте лица-источника, от которого исходит сообщение и которое является субъектом речи или субъектом оценок» (Химик 1990, 3).

Экспликаторы субъективности служат признаками речевой сферы рассказчика, компоненты которой формируют концепт «я» (и его вариант «мы»). На реализацию концепта «я» указывают следующие признаки: — средства экспрессивного синтаксиса, а именно: нарушение нейтрального словопорядка, которое выявляется при актуальном членении предложения (Ковтунова 1976, 130):

На улице жара стояла страшная — ср. при нейтральном словопорядке: На улице стояла страшная жара;

дистантное расположение компонентов в ряду однородных членов (Ковтунова 1976, 130):

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь <...>;

— лексико-синтаксические средства — качественные характеристики, содержащие модусные компоненты, смысловые структуры которых актуализируют семы негативной оценки «скученность», «теснота», «отсутствие движения воздуха», «дурной запах», «грязь». Средства актуализации образуют в тексте романа тематические группы лексики в позиции ремы. В составе словосочетаний и предложений / высказываний тематические группы представлены единицами, эксплицирующими результаты чувственного восприятия элементов среды, в том числе зрительного восприятия:

известка, леса, кирпич, пыль, пьяные;

обонятельного:

та особенная летняя вонь, вонь из распивочных;

слово вонь имеет просторечный характер (ССРЛЯ, т. 2, 651);

тактильного и осязательного:

жара, духота, толкотня;

последнее имеет разговорный характер (ССРЛЯ, т. 15, 557).

На основании отмеченных особенностей организации микротекста можно сделать вывод о том, что речевая сфера рассказчика характеризуется признаками живой устной речи (Шведова 1960, 16). По наблюдениям Е.А. Иванчиковой, функция подобных микротекстов состоит в создании «впечатления созвучия между рисуемым пейзажем и душевным состоянием героя» (Иванчикова 1979, 148, Бабенко 2000, 143). На наш взгляд, следует расширить круг наблюдаемых компонентов текста с тем, чтобы объяснить роль языковых, собственно текстовых и внетекстовых элементов в реализации художественных смыслов.

Рассматриваемый микротекст эксплицирует и другой художественно значимый концепт «мы», признаками которого являются:

— модель номинативного предложения, указывающая на состояние не одного субъекта, а всех жителей города:

<...> духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь <...>;

— наличие словесных рядов со значением перечисления реалий пространства:

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь <...>;

— обособленное определение, смысловая структура которого содержит обращенность к опыту читателя, его сопереживанию и пониманию:

столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу

со значением добавочной пропозиции (характеризация жителей города).

По мнению исследователей, подобные обращения представляют собой «характерную черту национального художественного стиля, ярко проявляющуюся в языке, в своеобразных «указаниях» на обычай, обобщениях в пределах национально-специфических или психологически осознаваемых черт» (Кожин 1979, 226).

Таким образом, показателями речевой сферы рассказчика служат формы экспрессивного синтаксиса, а также актуализаторы сем негативной оценки пространства — способы выражения качественных характеристик, выявляемые в семантике средств синтаксической изобразительности. Рассмотрим типы средств актуализации сем оценки с точки зрения выражения пропозиционального значения, основываясь на результатах анализа микротекстов описания в составе всего макротекста:

— реализация предикативного признака, выражение основного пропозиционального значения: развернутые бытийные пропозиции с добавочным значением «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», маркируемые синтаксическим концептом «инобытие субъекта / объекта» (структурная схема «кто — движется», «что — пахнет — чем / как). Семы «скученность», «теснота» актуализированы в смысловых структурах глагольных предикатов:

Входящие и выходящие так и шмыгали под обоими воротами и на обоих дворах дома (с. 8).

<...> с лестницы несло вонью, но дверь на лестницу была не затворена <...> (с. 21).

<...> толпилось много разного и всякого сорта промышленников и лохмотников (с. 62).

<...> било в нос свежею, еще невыстоявшеюся краской на тухлой олифе вновь покрашенных комнат (с. 93—94).

<...> везде люди так и кишат <...> (с. 106).

<...> слышно было, как шныряли прохожие, которых здесь всегда немало <...> (с. 107);

— реализация предикативного признака, выражение основного пропозиционального значения: развернутые пропозиции характеризации, маркируемые синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — было — какое»). Семы «скученность», «теснота», «отсутствие движения воздуха», «грязь» актуализированы в смысловых структурах компонентов составных именных сказуемых:

Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной <...> (с. 29).

Лестница была узенькая, крутая и вся в помоях (с. 93).

Всё крошечные и низенькие были комнаты (с. 93).

Между тем вечер был душный и мрачный (с. 484).

Это была клетушка, до того маленькая, что даже почти не под рост Свидригайлову (с. 489);

— реализация независимого предикативного признака, не соотнесенного с субъектом, выражение основного пропозиционального значения: пропозиции состояния, маркируемые синтаксическим концептом «пациенс претерпевает состояние» (структурная схема «кому — было — как»). Семы «отсутствие движения воздуха», «дурной запах» актуализированы в смысловых структурах слов категории состояния в функциях главных членов безличных предложений:

Было душно, так что было даже нестерпимо сидеть <...> (с. 13).

В комнате было душно, но окна она не отворила <...> (с. 21).

<...> как-то особенно душно было в воздухе (с. 268).

В комнате было душно, свечка горела тускло, на дворе шумел ветер <...> (с. 490);

реализация предикативности, выражение основного пропозиционального значения: развернутые пропозиции характеризации, маркируемые синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — было — какое»). Сема «отсутствие движения воздуха» актуализирована в смысловых структурах предикативных соединений:

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня <...> (с. 6).

Здесь тоже духота была чрезвычайная (с. 93).

Духота стояла прежняя <...> (с. 151);

— выражение добавочного пропозиционального значения: свернутые и полусвернутые пропозиции характеризации. Семы «дурной запах», «грязь», «теснота», «скученность» актуализированы в смысловых структурах обстоятельств, определений:

<...> население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках <...> (с. 7).

Стояли крошеные огурцы, черные сухари и резанная кусочками рыба; все это очень дурно пахло (с. 13).

Около харчевен в нижних этажах, на грязных и вонючих дворах домов Сенной площади, а наиболее у распивочных, толпилось многоразного и всякого сорта промышленников и лохмотников (с. 62).

<...> до тошноты било в нос свежею, еще невыстоявшеюся краской на тухлой олифе вновь покрашенных комнат (с. 93—94);

— выражение добавочного пропозиционального значения: свернутые бытийные пропозиции и пропозиции характеризации. Семы «грязь», «дурной запах» актуализированы в смысловых структурах подлежащих и их распространителей:

На улице жара стояла страшная, к тому же духота, всюду известка леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь <...> (с. 6).

Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины <...> (с. 6).

Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики (с. 93).

Признаками речевой сферы рассказчика являются не только качественные характеристики описываемого пространства, но и показатели интенсивности, устойчивости проявления признака (количественные характеристики) состояния окружающей среды. К важнейшим из таких показателей относятся:

— «чрезмерность проявления признака»:

Жара стояла страшная (с. 6).

Нестерпимая <...> вонь (с. 6).

Жара стояла невыносимая (с. 93).

Духота была чрезвычайная (с. 93):

Показатель чрезмерности проявления признака эксплицируется смысловыми структурами прилагательных в функции именных компонентов составных сказуемых и определений;

— «устойчивость проявления признака»:

Всюду известка, леса, кирпич, вонь, пьяные <...> (с. 6).

Здесь тоже духота была чрезвычайная (с. 93).

На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики (с. 93).

Всё крошечные и низенькие были комнаты (с. 93—94).

Духота стояла прежняя <...> (с. 151).

Показатель устойчивости проявления признака эксплицируется смысловыми структурами наречий в функции распространителей главных членов:

Всюду известка, леса, кирпич, вонь, пьяные.

Опять жара, опять пыль, опять вонь, опять поминутно пьяные.

Здесь тоже духота была чрезвычайная.

К другим показателям повторяемости относится смысловая структура прилагательного как именного компонента составного именного сказуемого:

духота стояла прежняя,

значение частицы:

Всё крошечные и низенькие были комнаты.

Семантика рассмотренных разноуровневых единиц (от слова до ССЦ) в речевой сфере рассказчика актуализирует «коннотативные признаки» (Телия 1986, 5) описываемых типов пространства (концепты «город», «дом», «помещение»). Дополнительным признаком речевой сферы рассказчика являются средства выражения субъективной модальности. Кроме рассмотренных выше показателей интенсивности, к ним относятся частицы так и, как-то:

так и шмыгали, так и кишат, как-то особенно душно.

Таким образом, к признакам субъектно-речевой сферы рассказчика относятся:

— модели бытийных предложений, смысловые структуры семантических субъектов в составе которых актуализируют семы негативной оценки пространства;

— средства экспрессивного синтаксиса;

— актуализаторы сем негативной оценки, эксплицированные тематическими группами лексики в позиции ремы и участвующие в выражении основного пропозиционального значения (реализация предикативного признака в составе двукомпонентных предложений, реализация независимого предикативного признака), добавочного пропозиционального значения (полусвернутые и свернутые пропозиции характеризации);

— актуализаторы показателей интенсивности проявления признака;

— эксплицитные модусные компоненты со значением уступки; экспликаторы концептов «я», «мы».

На наш взгляд, описания городского пространства и интерьеров в тексте романа не являются взаимно противопоставленными, поскольку актуализаторы сем негативной оценки выявлены в описаниях реалий обоих типов пространств: и городского, и внутреннего. В тексте романа характеризация города как огромного замкнутого пространства представлена смысловыми компонентами высказывания одного из персонажей, а именно матери Раскольникова:

«Здесь и на улицах, как в комнатах без форточек» (с. 233).

Таким образом, в тексте романа «Преступление и наказание» создается единый субъективированный образ художественного пространства, что служит выражением авторской интенции.

2.2.1.2. Признаки сферы рассказчика, близкого к персонажу

К другому типу субъекта описания относится рассказчик, близкий к персонажу. Признаки этого типа находим в микротекстах описания интенционально значимых типов пространства — интерьеров, что отражает установку автора на передачу особенностей видения персонажа.

Рассмотрим пример микротекста, содержащего описание комнаты Сони Мармеладовой:

[Мельком успел он (Раскольников) охватить взглядом комнату].

Это была большая комната, но чрезвычайно низкая, единственная отдававшаяся от Капернаумовых, запертая дверь к которым находилась в стене слева. На противоположной стороне, в стене справа, была еще другая дверь, всегда запертая наглухо. Там уже была другая, соседняя квартира, под другим нумером. Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами, выходившая на канаву, перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь, так что его, при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько; другой же угол был уже слишком безобразно тупой. Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели. В углу, направо, находилась кровать; подле нее, ближе к двери, стул. По этой же стене, где была кровать, у самых дверей в чужую квартиру, стоял простой тесовый стол, покрытый синенькою скатертью; около стола два плетеных стула. Затем, у противоположной стены, поблизости от острого угла, стоял небольшой, простого дерева комод, как бы затерявшийся в пустоте. Вот все, что было в комнате. Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели по всем углам; должно быть, здесь бывало сыро и угарно зимой. Бедность была видимая; даже у кровати не было занавесок (с. 305).

В линейном плане границы микротекста определялись следующим образом. Показателем левой границы служит графическое выделение в виде красной строки, отделяющей собственно описание от повествования, сигналом чего служит смена видовых характеристик глаголов-сказуемых — переход от глаголов совершенного вида:

Раскольников отвернулся, сел, успел охватить взглядом комнату

к глаголам-сказуемым с имперфективным значением:

это была большая комната, дверь находилась к стене слева.

Показатель правой границы — смена микротемы, графически отделенная красной строкой:

Соня молча смотрела на своего гостя, так внимательно и бесцеремонно осматривавшего ее комнату <...> (с. 305).

В синтаксическом плане рассматриваемый микротекст представляет собой ССЦ, семантическую основу которого составляет общность микротемы (описание комнаты). Включение контекста, непосредственно предваряющего собственно описание, в анализ структуры микротекста представляется существенным, поскольку данный контекст содержит в себе экспликатор признака типа повествователя — рассказчика, близкого к персонажу (личное местоимение он, т. е. Раскольников), а также указывает на характер восприятия пространства (взгляд героя последовательно и бегло охватывает все части комнаты).

Микротекст служит средством развернутого описания интерьера как типа пространства. Линейная организация микротекста содержит сигналы когнитивных признаков пространства: «размер», «форма», «обстановка», «отсутствие уюта». Они представлены именными компонентами составного сказуемого, в смысловых структурах которых актуализируется сема негативной оценки «искаженность формы»:

Это была большая комната, но чрезвычайно низкая; Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника —

высказывания выражают развернутые пропозиции характеризации, маркируемые синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — было — какое»). В художественном описании могут совмещаться семантика характеризации и состояния:

Здесь бывало сыро и угарно зимой —

развернутая пропозиция состояния маркируется синтаксическим концептом «пациенс претерпевает состояние» (структурная схема «кому — есть / было — как / каково»).

Рассматриваемый микротекст представляет, наряду с названными, развернутые пропозиции бытийности. Когнитивный признак «обстановка» эксплицирован смысловыми структурами подлежащих, находящихся в позиции ремы:

На противоположной стороне, в стене справа, была еще другая дверь. Там уже была другая, соседняя квартира. В углу находилась кровать. Подле нее, ближе к двери, стул. По этой же стене <...> стоял простой тесовый стол. Около стола два плетеных стула. <...> поблизости от острого угла стоял небольшой, простого дерева комод —

высказывания реализуют развернутые бытийные пропозиции, которые маркируются синтаксическим концептом «бытие объекта» (структурная схема «где — находится / находилось — что»);

Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели. Даже у кровати не было занавесок —

данными высказываниями реализованы развернутые бытийные пропозиции, маркируемые синтаксическим концептом «небытие объекта» (структурная схема «чего — нет / не было — где»).

Добавочный к семантике небытия когнитивный признак «освещенность» эксплицируется смысловой структурой обособленного обстоятельственного компонента:

<...> его (угол), при слабом освещении, даже и разглядеть нельзя было хорошенько.

Таким образом, к признакам сферы рассказчика, близкого к персонажу, относятся актуализаторы сем негативной оценки пространства «искаженность формы», «недостаточная освещенность», «скудость», «бедность». Нами выделены следующие типы средств актуализации таких сем с точки зрения выражения пропозиционального значения:

— реализация предикативного признака, выражение основного пропозиционального значения: развернутые пропозиции характеризации, маркируемые синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — есть / было — какое»). Семы «искаженность формы», «скудость», «бедность» актуализированы в смысловых структурах именных компонентов составного именного сказуемого:

Комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника.

Это придавало ей что-то уродливое.

Другой же угол был уже слишком безобразно тупой;

— выражение добавочного пропозиционального значения: свернутые и полусвернутые пропозиции характеризации. Семы «искаженность формы», «скудость», «бедность» актуализированы в смысловых структурах определений:

Большая комната, но чрезвычайно низкая,

один угол, ужасно острый,

комод, как бы затерявшийся в пустоте,

желтоватые, обшмыганные и истасканные обои;

— выражение основного пропозиционального значения: развернутые бытийные пропозиции с семантикой небытия, маркируемые синтаксическим концептом «небытие объекта» (структурная схема «чего — нет / не было — где»). Семы «скудость», «бедность» актуализированы в смысловых структурах однокомпонентных предложений:

Во всей этой большой комнате почти совсем не было мебели.

Даже у кровати не было занавесок.

В семантику микротекста как признаки субъекта описания, кроме сем негативной оценки (качественных характеристик), входят показатели чрезмерности проявления признака пространства (количественные характеристики), актуализированные в смысловых структурах определений и обстоятельств. Они выявлены в пропозициях характеризации, маркируемых синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — есть / было — какое»):

Большая комната, но чрезвычайно низкая, имела вид весьма неправильного четырехугольника; один угол, ужасно острый; другой же угол был уже слишком безобразно тупой.

Названные средства организации микротекста в целом реализуют семантику макропропозиции художественного пространства, которая в отличие от обычных пропозиций бытийности и характеризации представляет полисубъектную сферу повествователя. Она задана авторской интенцией на выражение сложных взаимосвязей между субъектом восприятия (речи) и значимым фрагментом художественного пространства (комнаты героини).

Доминирующим видом синтаксической связи является бессоюзная связь в составе полипредикативных единиц, характерная для живой устной речи, что указывает на речевую сферу рассказчика, близкого к персонажу. К другим признакам сферы данного субъекта описания относим наречия и словосочетания в функции обстоятельства места с семантикой восприятия:

справа, вглубь, вкось, направо, на противоположной стороне, ближе к двери, у противоположной стены, здесь,

поскольку говорящий является «центром той системы пространственно-временных координат, которая необходима для приведения в действие разветвленного механизма дейктической (указательной) референции» (Падучева 1996, 202).

С точки зрения вертикальной организации данный микротекст отражает использование авторских приемов детализации описываемого пространства, а само описание фактически представляет собой характеристику комнаты с точки зрения субъекта описания. Изображение внешней обстановки через призму ее эмоционально-психологического восприятия героем (а через него — автором) исследователи отмечали у Достоевского неоднократно. По справедливому замечанию Т.М. Родиной, в произведениях Достоевского и предметный мир, и пейзаж централизованы по отношению к человеку. «Среда, вещи приобретают своеобразное знаковое значение, выдавая зрению читателя то, что скрыто в сознании и глубже — в подсознании персонажа» (Родина 1984, 199).

Рассмотренные способы и средства организации данного микротекста, репрезентирующего описание интерьера, участвуют в создании субъективированного образа пространства в макротексте романа «Преступление и наказание» и могут быть отнесены к идиолектно значимым явлениям Ф.М. Достоевского. Эти наблюдения, основывающиеся на результатах представленного выше анализа отдельного микротекста, подтверждаются результатами исследования всего макротекста.

В ходе анализа микротекстов описаний интерьеров в составе макротекста в качестве других признаков рассказчика, близкого к персонажу, нами были выявлены следующие признаки:

— эксплицитные модусные компоненты, выполняющие диалогическую функцию в составе высказываний (Будниченко 1982; Арутюнова 1988). Устойчивые словосочетания должно быть, лучше сказать, стало быть используются в речи субъекта описания для выражения стремления к более точной передаче деталей описываемого пространства и обобщению увиденного:

<...> должно быть, здесь было сыро и угарно зимой (с. 305).

В углу, в задней стене или, лучше сказать, в перегородке была запертая дверь: там далее, за перегородкой, должны были, стало быть, находиться еще какие-то комнаты (с. 322).

Предположение рассказчика, близкого к персонажу, о местонахождении реалий описываемого пространства реализуется вводными словами вероятно, верно, что служит показателем пребывания субъекта речи в точке описываемого пространства:

Через задний угол была протянута дырявая простыня. За нею, вероятно, помещалась кровать (с. 26).

Тут, верно, было какое-то заведение <...> (с. 106).

Вводное слово с уступительным значением впрочем в составе высказывания, характеризующего особенности петербургского квартала, где обитает Раскольников, указывает на наличие элементов рассуждения (взаимодействия ФСТР описание и рассуждение) и является признаком сферы рассказчика:

Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить (с. 7);

— безличные конструкции со значением восприятия пространства видно было, слышно было:

<...> видно было, что до них давно уже не касалась ничья рука (с. 29).

<...> слышно было, как шныряли прохожие (с. 107).

В составе более крупных синтаксических единиц, содержащих экспликаторы субъекта восприятия, эти конструкции служат маркерами присутствия субъекта речи, находящегося внутри описываемого им пространства (Яковлева 1994, 23—25);

— лексико-синтаксические средства, в составе которых актуализированы смысловые структуры неопределенных местоимений и наречий в функции определений, дополнений и обстоятельств образа действия, места. Ими реализуются свернутые пропозиции характеризации в позиции ремы, которые передают особенности восприятия пространства персонажем:

Во второй комнате сидели и писали какие-то писцы <...>, на вид все странный какой-то народ (с. 94).

Это было глухое, отгороженное место, где лежали какие-то материалы (с. 106).

Тут, верно, было какое-то заведение, каретное или слесарное, или что-нибудь в этом роде (с. 107).

<...> это придавало ей что-то уродливое (с. 305).

Стена с тремя окнами <...> перерезывала комнату как-то вкось (с. 305).

Один угол <...> убегал куда-то вглубь (с. 305).

Со двора доносился какой-то резкий, беспрерывный стук; что-то где-то как будто вколачивали, гвоздь какой-нибудь (с. 412).

<...> виднелись кой-где отворенные окна (с. 412).

Таким образом, к признакам субъектно-речевой сферы рассказчика, близкого к персонажу, относятся:

— экспликаторы признака субъекта восприятия (имя собственное или местоимение) в ближайшем контексте описания;

— модели бытийных предложений, реализующие развернутые бытийные пропозиции;

— безличные конструкции со значением восприятия пространства;

— актуализаторы сем негативной оценки, участвующие в выражении основного пропозиционального значения (реализация предикативного признака в составе двукомпонентных предложений), добавочного пропозиционального значения (свернутые и полусвернутые пропозиции характеризации);

— актуализаторы показателей интенсивности проявления признака;

— локализаторы с семантикой восприятия;

— эксплицитные модусные компоненты со значением предположения, обобщения;

— лексико-синтаксические средства, смысловые структуры в составе которых указывают на особенности восприятия пространства персонажем (свернутые пропозиции характеризации), способы экспликации концепта «я».

2.2.1.3. Признаки сферы повествователя

В микротекстах описания был выявлен тип субъекта речи, который выполняет в художественном тексте функцию повествователя. Рассмотрим микротекст, средства организации которого указывают на сферу этого субъекта описания:

Было около девяти часов, когда он проходил по Сенной. Все торговцы на столах, на лотках, в лавках и в лавочках запирали свои заведения, или снимали и прибирали свой товар, и расходились по домам, равно как и их покупатели. Около харчевен в нижних этажах, на грязных и вонючих дворах домов Сенной площади, а наиболее у распивочных, толпилось много разного и всякого сорта промышленников и лохмотников. Раскольников преимущественно любил эти места, равно как и все близлежащие переулки, когда выходил без цели на улицу (с. 62).

Границы данного микротекста определялись следующим образом.

Показателем левой границы служит графическое выделение в виде красной строки, отделяющей собственно описание от НПР персонажа (Раскольникова), — в состав которой включены вопросительное и восклицательное предложения:

Но зачем же, спрашивал он всегда, <...> такая решительная для него <...> встреча на Сенной <...> подошла <...> к таким именно обстоятельствам <...>, при которых только и могла она <...> произвести <...> самое окончательное действие на всю судьбу его? Точно тут нарочно поджидала его! (с. 62).

В начале микротекста задан план одновременности: около девяти часов. Показатель правой границы — сигналы смены типов повествователя, а именно: наличие локализатора, выраженного наречием в функции обстоятельства места с семантикой восприятия (тут); нарушение нейтрального порядка слов; актуализаторов сем негативной оценки в составе высказывания, смысловые структуры которых указывают на признаки рассказчика, близкого к персонажу:

Тут лохмотья его не обращали на себя ничьего высокомерного внимания, и можно было ходить в каком угодно виде, никого не скандализируя (с. 62).

К признакам повествователя как субъекта описания относятся:

— прямой порядок слов:

На берегу широкой, пустынной реки стоит город, один из административных центров России; в городе крепость, в крепости острог (с. 517);

— реализация развернутой пропозиции бытийности, маркируемой синтаксическим концептом «бытие объекта» (структурная схема «объект бытия — факт бытия — время бытия») в начальной позиции высказывания:

Было около девяти часов <...>.

— модель двукомпонентного предложения, основное пропозициональное значение в составе которой реализуется смысловыми структурами глагольных предикатов с имперфективным значением:

он проходил; торговцы запирали, снимали, прибирали, расходились по домам;

— отсутствие актуализаторов сем оценки и показателей интенсивности проявления признака в составе лексико-синтаксических средств. Последнее высказывание в составе микротекста описания содержит признаки сферы рассказчика: смысловые структуры определений в составе локализатора актуализируют семы негативной оценки пространства «грязь», «дурной запах» (свернутая пропозиция характеризации):

на грязных и вонючих дворах домов Сенной площади.

Таким образом, данный микротекст содержит признаки контаминации субъектно-речевых сфер повествователя и рассказчика.

К другим признакам сферы повествователя относятся:

— модель номинативного предложения как сигнал именования нового пространства:

Сибирь. На берегу широкой, пустынной реки стоит город, один из административных центров России; в городе крепость, в крепости острог (с. 517);

— использование двух эпитетов для передачи добавочной пропозиции характеризации:

На берегу широкой, пустынной реки стоит город, один из административных центров России (с. 517);

— модель двукомпонентного предложения, реализующего развернутую

бытийную пропозицию, маркируемую синтаксическим концептом «бытие объекта» (структурная схема «где — есть / было / находится / находилось — что») с опущенным предикатом:

в городе крепость, в крепости острог (с. 517).

Речевая сфера повествователя «маркирована признаком объективированности изложения, т. е. невыраженности личных интенций субъекта речи» (Ковалев 2001, 42). Подобные описания актуализируют денотативные признаки описываемого пространства и не являются частотными, поскольку для романа «Преступление и наказание» характерна установка на создание субъективированного образа пространства, в описаниях которого актуализированы коннотативные признаки художественных концептов «город», «дом», «помещение».

Таким образом, к признакам сферы повествователя относятся:

— модели номинативных предложений с обстоятельственным локализатором, характеризующиеся лаконизмом строения;

— модель номинативного предложения как сигнал именования нового пространства, прямой порядок слов, отсутствие актуализаторов сем оценки (качественных характеристик) и показателей интенсивности проявления признака (количественных характеристик) в составе лексико-синтаксических средств, способы экспликации концепта «он».

Результаты анализа соотношений признаков сфер субъектов описания и типов пространства могут быть представлены в таблице 1:

Таблица 1. Семантико-синтаксические и лингвокогнитивные характеристики описаний городского пространства и интерьеров в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Подведем некоторые итоги. Описание пространства в тексте романа «Преступление и наказание» представлено следующими типами: городское пространство, интерьеры (внутреннее пространство). Данные типы реализуют художественно значимые концепты «город», «дом», «помещение». Выделенные типы пространства представлены в речевых сферах субъектов описания, каждый из которых определен по набору признаков: синтаксическим и лексико-синтаксическим показателям. Одни и те же признаки могут указывать на функционально разных субъектов речи. Так, модели бытийных предложений, реализующие бытийные пропозиции, двукомпонентных предложений, передающие пропозицию характеризации, актуализаторы сем негативной оценки (качественной характеристики) и показателей интенсивности (чрезмерности) проявления признака (количественной характеристики), элементы экспрессивного синтаксиса присутствуют в высказываниях как рассказчика, так и рассказчика, близкого к персонажу, хотя сферы каждого из них имеют и свои дифференциальные признаки. К ним относятся: модели бытийных предложений, смысловые структуры семантических субъектов в составе которых актуализируют семы негативной оценки пространства; средства актуализации сем негативной оценки, эксплицированные тематическими группами лексики в позиции ремы и участвующие в выражении основного пропозиционального значения (реализация независимого предикативного признака); экспликаторы концептов «я», «мы» — дифференциальные признаки рассказчика; экспликаторы признака субъекта восприятия (имя собственное или местоимение) в ближайшем контексте описания; безличные конструкции со значением восприятия пространства; локализаторы с семантикой восприятия; лексико-синтаксические средства, смысловые структуры в составе которых указывают на особенности восприятия пространства персонажем (свернутые пропозиции характеризации) — дифференциальные признаки рассказчика, близкого к персонажу.

Модели бытийных предложений, представляющие бытийные пропозиции, присутствуют в сферах и рассказчика, близкого к персонажу, и повествователя, но функции их в составе микротекстов описаний различны. Различия в составе синтаксических и лексико-синтаксических средств, формирующих сферы субъектов описаний, объясняются авторской интенцией на реализацию разных точек зрения на художественное пространство, а релевантность одних и тех же средств для разных субъектно-речевых сфер обусловлена, на наш взгляд, идиолектными особенностями Ф.М. Достоевского.

В тексте романа субъективированные описания городского пространства и интерьеров служат дополнительным приемом раскрытия внутреннего состояния героев, обнаруживающих своеобразные психологические параллели (например, Раскольников и Свидригайлов), что соотносится с авторской концепцией человека и его двойственности.