Проблема соотношения ФСТР, субъектно-речевых сфер и синтаксических средств реализации концептов в художественном тексте еще не имеет системного описания в лингвистических и лингвокогнитивных исследованиях, хотя отдельные ее стороны в литературе освещены (Одинцов 1973; Нечаева 1974; Валгина 1998; Ковалев 1997, 2001). Мы разделяем точку зрения, в соответствии с которой ФСТР описание, повествование и рассуждение, рассматриваемые в некоторых лингвистических работах как жанры письменного дискурса (Малетина 2004, 9), являются классическими композиционно-речевыми формами, выступающими в роли «сигналов» концепта автора (Кухаренко 1988, 192). Из этого следует, что выделение в художественном тексте разновидностей описаний и особенностей их организации, соотносимых с различными субъектно-речевыми сферами, способствует более полному выявлению авторских интенций.
Традиционно исследователи (Нечаева 1974; Иванчикова 1977, 1979; Виноградов 1980; Золотова 1982; Юдина 1982; Тураева 1986; Кухаренко 1988; Бабенко 2000 и др.) выделяют следующие признаки описания как типа художественной речи:
1) единый тематический принцип;
2) принцип единства субъекта речи, маркированного определенным мировосприятием.
Последний принцип предполагает:
а) реализацию однопорядковых качеств, свойств описываемого пространства как объекта изображения;
б) использование одних и тех же речевых средств с целью выражения отношения к пространству.
В качестве объектов описания могут выступать предметы, явления, состояния, процессы и персонажи. К классическим разновидностям описания относят портрет и пейзаж.
Таким образом, традиционно описание рассматривается как один из способов изложения, чаще всего в виде целостного микротекста отражающего картину действительности в ее пространственном измерении. Вслед за Н.С. Ковалевым, под микротекстом, избираемом нами в качестве структурно-семантической единицы анализа ФСТР описание в художественном тексте, понимаем «автономный фрагмент макротекста, компоненты которого характеризуются как минимум тремя объединяющими их признаками:
1) общей микротемой;
2) доминированием положительной / отрицательной оценки главного предмета речи;
3) способом организации языковых единиц» (Ковалев 2001, 7).
Существуют различия, во-первых, между нехудожественными и художественными описаниями, во-вторых, между универсальным художественным концептом «пространство» и идиолектно значимым концептом «пространство». Универсальный нехудожественный концепт «пространство» трактуется как некий порядок расположения предметов или расстояние между ними и от наблюдателя до объекта осязания. Художественный концепт «пространство» включает в себя признаки универсального концепта, кроме того, в нем актуализируется сема «вымышленное», особая значимость которой выражается в экспликации точки зрения субъекта описания (концепт «я»). Таким образом, в лингвокогнитивном аспекте ФСТР описание предстает средством реализации универсальных художественных концептов «пространство», «действующий субъект», «субъект состояния», связь которых с универсальным концептом «я» обусловлена тем, что в художественном тексте субъектами описания являются как повествователь, рассказчик и близкий к персонажу рассказчик (авторская речь), так и сам персонаж (несобственно-прямая, внутренняя речь), речевые сферы которых могут контаминироваться (концепты «он», «мы» как варианты «я»).
Целью главы является рассмотрение синтаксических и лексико-синтаксических средств реализации концептов «я», «пространство», представленных в описательных микротекстах романа «Преступление и наказание», с учетом их принадлежности различным субъектам речи. Исходя из поставленной цели, остановимся на результатах решения трех задач:
1) выявление субъектов речи как различных репрезентантов концепта «я»;
2) анализ синтаксических и лексико-синтаксических средств их реализации в ФСТР описание;
3) определение связи субъектно-речевых сфер с коммуникативно-прагматической установкой автора.
Мы исходим из того, что в художественном тексте типы описаний формулируются моделями внетекстовых вымышленных ситуаций (пропозициями, макропропозициями бытийности), отношения к которым актуализируются способами и средствами характеризации; ими мотивируется наш выбор следующих признаков для разграничения типов описаний, соотносимых при анализе с разными субъектно-речевыми сферами:
1) описание с элементами характеризации выявляется по наличию определенных синтаксических средств: моделей двукомпонентных и однокомпонентных (безличных, обобщенно-личных) предложений как экспликаторов пропозиции характеризации, семантико-синтаксических компонентов, лексико-синтаксических наполнителей моделей; этому типу описания присуща актуализированность сем оценки в смысловых структурах предикатных компонентов и их распространителей, а также маркированность пропозиций характеризации синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (реализация структурной схемы «что — есть / было — какое»), что является показателем субъектно-речевой сферы рассказчика, в том числе и близкого к персонажу;
2) описание бытия объекта выделяется в художественном тексте по следующим признакам: наличие синтаксических средств представления пропозиции бытийности: моделей двукомпонентых и однокомпонентных (номинативных) предложений; локализаторов; других лексико-синтаксических наполнителей со значением бытийности; семантико-синтаксических компонентов данных типов предложений (обособленных и необособленных обстоятельств и определений); маркированность пропозиций бытийности синтаксическими концептами «бытие объекта» (реализация структурной сферы «где — есть / было / находится / находилось — что»), «инобытие объекта» (реализация добавочного пропозитивного значения «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», структурная схема «кто / что — изменяется / изменилось»), «небытие объекта» (реализация структурной схемы «кого / чего — нет / не было / не будет — где — когда», «кто / что — отсутствует / отсутствовало — где»), что указывает на субъектно-речевую сферу рассказчика, близкого к персонажу, повествователя.
При выявлении соотношения типов пространства и субъектно-речевых сфер в художественном тексте мы опираемся на опыт типологии субъектных форм, представленный в работах В. Шмида, Н.А. Кожевниковой, Б.О. Кормана, Н.Д. Тамарченко, Б.А. Успенского и др. Исследователи сходятся в том, что разграничение субъектных форм повествователя и рассказчика в художественном тексте определяется актуализированностью их признаков в соответствии с интенцией автора-демиурга. По словам Б.О. Кормана, «субъектную форму выбирает автор, и сам этот выбор субъектной формы обусловлен идейной позицией и художественным замыслом писателя» (Корман 1972, 20).
Выделение в специальных исследованиях субъектных форм повествователя и рассказчика не является исчерпывающей характеристикой этих явлений. В художественной речи нередко отмечаются факты контаминации типов повествовательной речи, представленных разными субъектно-речевыми сферами. Речь повествователя может осложняться элементами речи рассказчика, а также элементами НПР героя, что придает форме изложения субъективированный характер и на синтаксическом уровне текста реализуется различными соотношениями модуса и пропозиции, т. е. субъективного и объективного содержания предложений / высказываний (в терминах Ш. Балли, см.: Балли 1961, 9; Шмелева 1988, 35; Ширяев 1997, 105).
Таким образом, понятие типа повествования, или типа повествовательной речи не является чисто литературоведческой категорией. В нашей работе выделение типов повествовательной речи (типов описаний) производится по результатам анализа собственно языковых и текстовых средств, формирующих сферы субъектов речи; последние объективируют на уровне вертикали макротекста художественный концепт «я» и его варианты (концепты «он», «мы»). Продуктивным способом разграничения типов повествования в художественном тексте считаем анализ глубинной семантики синтаксических единиц в речевых сферах повествователя и рассказчика, в том числе рассмотрение пропозиций, маркируемых синтаксическими концептами.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |