Текст во всей совокупности его внутренних аспектов и внешних связей является объектом филологических наук, в частности, языкознания. В лингвистике не существует единого подхода к изучению текста, поскольку «в процессе формирования науки о тексте актуализируются различные стороны и свойства этого объекта» (Ковалев 1997, 6).
Исследуя важнейшие элементы организации художественного текста, мы, вслед за И.Я. Чернухиной, понимаем его как «эстетическое средство опосредованной коммуникации, цель которой есть изобразительно-выразительное раскрытие темы, представленное в единстве формы и содержания и состоящее из речевых единиц, выполняющих коммуникативную функцию» (Чернухина 1984, 11). В качестве дифференциального признака художественного текста И.Я. Чернухина называет его «абсолютную антропоцентричность», поскольку «объектом изображения художественного текста всегда является герой во времени и пространстве» (Чернухина 1984, 12).
В трудах В.В. Виноградова, М.М. Бахтина, Ю.Н. Тынянова, Г.А. Гуковского, Б.М. Эйхенбаума, Г.О. Винокура, В.Б. Шкловского, Д.С. Лихачева, В.В. Одинцова и других филологов выработаны основные подходы к изучению художественного текста. Они основываются «на понимании произведения как целостной, замкнутой структуры, все элементы которой в конце концов возводятся к единому организующему центру — к образу автора» (Кожевникова 1994, 3).
Проблематика «образа автора» разрабатывалась в трудах В.В. Виноградова, который ввел этот термин в лингвистическую науку и определил его как «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем-рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого» (Виноградов 1971, 118). Воплощением «образа автора» является повествовательная структура художественного текста, отражающая авторскую прагматическую направленность на реализацию взаимодействия, как минимум, трех субъектно-стилистических и коммуникативных типов: автора-демиурга — повествователя — рассказчика. Каждый из них, являясь маской автора, представляет определенную точку зрения, определенный аспект повествования.
Важнейшей стороной повествования в художественном тексте является его многоуровневость. Она выражается в дифференциации языковых средств: каждому субъектному типу речи соответствует свой набор функций в повествовании и, соответственно, свой набор средств их репрезентации. По определению В.В. Одинцова, «сферой автора является повествование, ориентированное на нормы литературного языка; сфера героя представлена преимущественно формами диалога; между этими типами возможен посредник — рассказчик» (Одинцов 1973, 21). Введение рассказчика позволяет автору дать изображение в разных ракурсах, в разном освещении, поскольку в тексте художественного произведения повествующий субъект, с одной стороны, выполняет функцию нейтрального повествователя, стремящегося к объективизации повествования, с другой — выполняет функцию героя как объекта изображения.
Из сказанного следует, что в художественном тексте образ автора проявляется в способах повествования, избираемых автором и зависящих от типа повествователя, а «вопрос о субъектных типах и формах непосредственно-языкового выражения образа автора-рассказчика, оратора или писателя является одной из существеннейших задач учения о речи литературно-художественных произведений» (Виноградов 1971, 77).
Для выявления соотношения типов повествования и синтаксических средств их реализации в романах «Преступление и наказание» и «Мастер и Маргарита» необходимо установить содержание базовых понятий «теория повествования» и «нарратология», используемых в современной филологии.
С 60-х гг. XX столетия в филологической науке наблюдается тенденция к синтезу литературоведческих и лингвистических методов исследования текста, что привело к появлению новых дисциплин, объединенных интересом к структурно-смысловой, коммуникативно-прагматической и языковой организации художественного текста. Одной из таких смежных дисциплин является теория повествования, или нарратология. Зародившись в лоне структуралистского литературоведения, теория повествования вскоре вышла за его рамки, сблизившись с рецептивной эстетикой и теорией коммуникации.
В теории повествования, или нарратологии, повествование, противопоставляемое непосредственному драматическому исполнению, связывается с присутствием в тексте голоса опосредующей инстанции (Тамарченко 1999, 2004 и др.), называемой «повествователем» или «рассказчиком». Присутствие такого посредника между автором и изображаемым миром рассматривается в качестве основного признака повествовательного произведения (Шмид 2003, 11). Мы разделяем точку зрения В. Шмида, согласно которой «повествовательное произведение обладает двойной структурой коммуникативной системы, состоящей из авторской и нарраторской коммуникаций, причем нарраторская коммуникация входит в авторскую как составная часть изображаемого мира» (Шмид 2003, 34).
Истоки нарратологического изучения текста находятся в теориях ряда отечественных и зарубежных ученых, в частности, представителей русской «формальной школы» (В.Б. Шкловский, Б.В. Томашевский и др.), авторов постформалистских оригинальных концепций (В.Я. Пропп, М.М. Бахтин), теоретиков московско-тартуской школы (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский и др.) и французского структурализма (Ж. Женнет, Р. Барт, Ж. Курте, Ю. Кристева, М. Фуко и др.), выявивших универсальные принципы организации повествования.
Имея единый объект исследования, концепции зарубежных (G. Prince, Ph.J.M. Sturgess, В. Шмид и др.) и отечественных (Н.А. Кожевникова, Н.Д. Тамарченко, Б.О. Корман, В.А. Кухаренко, В.В. Одинцов, А.Н. Васильева и др.) ученых различаются методологическими основами и целевой направленностью. В западной литературоведческой и лингвистической науке принято называть адресанта фиктивной нарраторской коммуникации нарратором (Женнет 1998; Шмид 2003 и др.), причем это понятие является сугубо функциональным, т. е. обозначающим носителя функции повествования безотносительно к каким бы то ни было типологическим признакам. В отечественном литературоведении и языкознании употребляются два различных термина — «повествователь» и «рассказчик» (Корман 1972; Кожевникова 1994; Тамарченко 1999, 2004 и др.), образующих корреляцию по признаку объективности / субъективности повествования. Исследователи сходятся в понимании того, что «автор-повествователь наиболее близок собственно автору произведения и непосредственно приводит к авторской инстанции, с максимальной полнотой выражая ее, а герой-рассказчик — всегда только форма литературного «актерства» писателя» (Виноградов 1971, 191), его маска, он «придуман автором и к авторской инстанции приводит опосредованно» (Смирнова 1991, 193).
В ЛЭТиП под ред. А.Н. Николюкина приводится определение, в соответствии с которым «повествователь — тот, кто сообщает читателю о событиях и поступках персонажей, фиксирует ход времени, изображает облик действующих лиц и обстановку действия... не будучи при этом ни участником событий, ни — что еще важнее — объектом изображения для кого-нибудь из персонажей. Специфика повествователя одновременно — во всеобъемлющем кругозоре (его границы совпадают с границами изображаемого мира) и в адресованности его речи в первую очередь читателю, т. е. направленности ее как раз за пределы изображаемого мира» (ЛЭТиП 2001, 750). Речь повествователя чаще всего стилистически нейтральна.
Термин рассказчик используется для обозначения инстанции более или менее «субъективной», личной, совпадающей с одним из персонажей или принадлежащей миру повествуемых событий (Шмид 2003, 64). Слово рассказчика стилистически маркировано, дистанцировано от авторского. Позиция рассказчика в тексте может не совпадать с позицией автора-демиурга. Рассказчик — это «носитель речи, открыто организующий своей личностью весь текст», в отличие от повествователя, «не названного, растворенного в тексте» (Корман 1972, 20).
Таким образом, в художественном тексте могут сосуществовать субъектные сферы «объективного», безличного, стилистически нейтрального, близкого к авторской смысловой позиции повествователя и «субъективного», личностного, стилистически маркированного, занимающего специфическую оценочную позицию рассказчика.
На наш взгляд, признак объективности / субъективности не является достаточным в аспекте выявления типов повествовательной речи, поскольку в художественном тексте встречаются факты их контаминации, в частности, речь повествователя может осложняться элементами речи рассказчика, а также элементами несобственно-прямой речи (НПР) персонажа, что придает форме изложения субъективированный характер. Однако в плане терминологии при различении субъектно-речевых сфер мы придерживаемся дефиниций, разработанных в отечественной науке и представляющих структурно-функциональные свойства этих сфер. Для нашего исследования это имеет принципиальное значение, поскольку в задачи диссертации входит установление фактов эволюции типов повествовательной речи (описаний), выявленных в романах Ф.М. Достоевского и М.А. Булгакова, что предполагает анализ семантики синтаксических единиц и их лексических компонентов в речевых сферах субъектов описаний, разграничиваемых по признаку объективности / субъективности.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |