3.3. Приемы описаний персонажей в романе «Мастер и Маргарита»

Целью параграфа является анализ приемов комбинирования синтаксических средств в описаниях персонажей в романе «Мастер и Маргарита» в сопоставлении с подобными приемами в романе «Преступление и наказание». В задачи параграфа входит установление функции описания в формировании художественных концептов, наиболее значимыми из которых считаем «я» («мы»), «действующий субъект», «субъект состояния». Для определения данной связи выявлялись логико-семантические экспликаторы концептов «действующий субъект», «субъект состояния» (пропозиции, отражающие внешние признаки и проявления внутреннего состояния персонажей) и их собственно синтаксические маркеры (синтаксические концепты в составе микротекстов описаний).

В результате сплошной выборки из романа «Мастер и Маргарита» нами было отобрано 112 микротекстов — их общий объем 20,5 страниц текста, в которых установлены факты реализации как традиционных, так и нетрадиционных приемов описаний персонажей. В наши задачи входит выявление индивидуально-авторских приемов соотнесения когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее» в структурах концептов «действующий субъект», «субъект состояния» в описаниях центральных персонажей мифологически-вневременных событий романа (Понтия Пилата, Иешуа Га-Ноцри) и художественно интерпретируемой конкретно-исторической действительности (Маргарита, Мастер).

С точки зрения художественной нормы использование приемов соотнесения когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее» в структурах концептов «действующий субъект», «субъект состояния» в описаниях персонажей обусловлено традиционной для русской литературы установкой на решение проблемы нравственной ответственности человека. Это указывает на сопоставимость лингвофилософских парадигм разновременных романов Ф.М. Достоевского и М.А. Булгакова в аспекте осмысления вечных ценностей русской культуры.

3.3.1. Приемы описаний главных героев

3.3.1.1. Описание Маргариты в отношении к признакам субъектно-речевой сферы рассказчика

Рассмотрим микротекст описания Маргариты с точки зрения традиционности приемов его организации и признаков субъектно-речевой сферы рассказчика:

Прежде всего откроем тайну, которой мастер не пожелал открыть Иванушке. Возлюбленную его звали Маргаритой Николаевной. Все, что говорил мастер о ней бедному поэту, было сущей правдой. Он описал свою возлюбленную верно. Она была красива и умна. К этому надо добавить еще одно: с уверенностью можно сказать, что многие женщины все что угодно отдали бы за то, чтобы променять свою жизнь на жизнь Маргариты Николаевны. Бездетная тридцатилетняя Маргарита была женою очень крупного специалиста, к тому же сделавшего важнейшее открытие государственного значения. Муж ее был молод, красив, добр, честен и обожал свою жену. Маргарита Николаевна со своим мужем вдвоем занимали весь верх прекрасного особняка в саду в одном из переулков близ Арбата. Очаровательное место! Всякий может в этом убедиться, если пожелает направиться в этот сад. Пусть обратится ко мне, я скажу ему адрес, укажу дорогу — особняк цел еще до сих пор.

Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах. Маргарита Николаевна могла купить все, что ей понравится. Среди знакомых ее мужа попадались интересные люди. Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу. Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире. Словом... она была счастлива? Ни одной минуты! С тех пор, как девятнадцатилетней она вышла замуж и попала в особняк, она не знала счастья. Боги, боги мои! Что же нужно было этой женщине?! Что нужно было этой женщине, в глазах: которой всегда горел какой-то непонятный огонечек? Что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами? Не знаю. Мне не известно. Очевидно, она говорила правду, ей нужен был он, мастер, а вовсе не готический особняк, и не отдельный сад, и не деньги. Она любила его, она говорила правду (с. 210).

В линейном плане данный микротекст представляет собой два ССЦ, объединенных общностью микротемы (описание Маргариты). Показателями левой границы служат сигналы смены типа речи и микротемы, графически представленные красной строкой, что указывает на переход от повествования с элементами рассуждения (его признаками являются модели нечленимого предложения, выражающего модальную оценку, безличного предложения с модальным значением и модусный компонент, представленный вводным словом) к описанию с элементами рассуждения:

Нет! Мастер ошибался, когда <...> говорил Иванушке <...>, что она позабыла его. Этого быть не могло. Она его, конечно, не забыла (с. 210).

Правая граница графически отделяет красной строкой описание Маргариты от рассуждений рассказчика, на признаки которого указывают смысловые структуры компонентов высказывания:

Даже у меня, правдивого повествователя, но постороннего человека, сжимается сердце при мысли о том, что испытала Маргарита <...> (с. 210).

Приемы организации данного микротекста указывают на речевую сферу рассказчика, представленную традиционными и нетрадиционными признаками субъекта описания. К традиционным признакам относятся:

— модель двукомпонентного предложения с составным именным сказуемым, которым реализуется развернутая пропозиция характеризации, маркируемая синтаксическим концептом «бытие признака объекта описания» (структурная схема «что — было — какое»);

— субъективированность описания: смысловые структуры актуализаторов сем положительной оценки (именных компонентов составного сказуемого) указывают на отношение субъекта речи к объекту описания:

Она была красива и умна;

— синтаксический параллелизм как средство создания ритмизации:

Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах. Маргарита Николаевна могла купить все, что ей понравится. <...> Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу. Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире.

Что же нужно было этой женщине?! Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек? Что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами?

— наличие модусных компонентов, представленных метатекстовыми предикатами, что указывает на сопряжение форм типов речи описание и рассуждение:

К этому надо добавить еще одно: с уверенностью можно сказать, что многие женщины все что угодно отдали бы за то, чтобы променять свою жизнь на жизнь Маргариты Николаевны.

Очевидно, она говорила правду, ей нужен был он, мастер <...>.

К нетрадиционным признакам рассказчика как субъекта описания относятся:

— модель двукомпонентного предложения с модальным значением предиката в составе глагольного сказуемого:

Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах.

Маргарита Николаевна могла купить все, что ей понравится;

— выражение основного пропозиционального значения, реализация предикативного признака через семантику отрицания: развернутые пропозиции бытийности, маркируемые синтаксическим концептом «небытие объекта», выполняют функцию пропозиций характеризации:

Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах.

Маргарита Николаевна никогда не прикасалась к примусу.

Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире.

Она не знала счастья.

— выражение добавочного пропозиционального значения, реализация дополнительного признака: свернутые пропозиции бытийности:

Бездетная тридцатилетняя Маргарита; <...> девятнадцатилетней она вышла замуж <...>;

— нетрадиционные средства выражения субъективированности, служащие признаками реализации концепта «я»:

— экспликаторы субъекта описания (личное местоимение и глагольный предикат в форме 1-го лица единственного числа):

Пусть обратится ко мне, я скажу ему адрес, укажу дорогу,

— модель односоставного определенно-личного предложения:

Не знаю;

— модель односоставного безличного предложения с субъектным детерминантом:

Мне неизвестно;

— модель междометного предложения, выражающего эмоциональную реакцию (относится к числу идиолектных выражений М.А. Булгакова):

Боги, боги мои!

— модель генитивного отрицательного предложения, выражающего модальную оценку:

Словом... она была счастлива? Ни одной минуты!

— выражение добавочного пропозиционального значения, реализация дополнительного признака полусвернутые и свернутые пропозиции «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления» с совмещением семантики инобытийности и характеризации:

Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек? Что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами?

Рассматриваемый микротекст эксплицирует и другой художественно значимый концепт — «мы», признаками которого являются:

— модель определенно-личного предложения, главный член в составе которого выражен глаголом в форме 1-го лица множественного числа:

Прежде всего откроем тайну, которой мастер не пожелал открыть Иванушке;

— модель номинативного восклицательного предложения, смысловая структура определения в составе которого актуализирует сему оценки:

Очаровательное место!

— модель двусоставного предложения, субъект в составе которого выражен определительным местоимением, а предикат модальной формой глагола:

Всякий может в этом убедиться, если пожелает направиться в этот сад;

— наличие риторических вопросов как проявление диалогичности:

Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек? Что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами?

В плане вертикальной организации микротекста нами выявлен авторский прием создания противоречия когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее» в структурах концептов «действующий субъект», «субъект состояния», значимый для раскрытия потенциала лингвофилософской парадигмы романа.

Особенность организации данного микротекста состоит в том, что эксплицитной форме описания персонажа (представленной традиционными признаками в субъектно-речевой сфере рассказчика) противостоит имплицитная форма его характеристики (представленная нетрадиционными признаками в сфере субъекта речи и выявляемая на композиционном уровне макротекста). Такой способ раскрытия структуры образа персонажа, на наш взгляд, указывает на эволюцию приемов описания и выражается в наличии нетрадиционных признаков в сфере субъекта речи.

3.3.1.2. Описания Мастера в отношении к признакам субъектов речи

Рассмотрим описания Мастера с точки зрения их композиционной значимости с целью выявления признаков субъектно-речевых сфер.

Впервые описание персонажа представлено в главе «Явление героя»:

С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми (с. 129).

Показателем левой границы микротекста является сигнал смены ФСТР, что выражается в смене видовых характеристик глаголов-сказуемых — переходе от глагольных предикатов в форме совершенного вида прошедшего времени к глаголам с имперфективным значением:

Иван спустил ноги с постели и всмотрелся (с. 129).

Показатель правой границы — сигнал смены микротемы и ФСТР (переход от описания к повествованию), графически представленный в виде красной строки:

Убедившись в том, что Иван один <...>, таинственный посетитель осмелел и вошел в комнату (с. 129).

В предваряющем собственно описание повествовательном контексте эксплицированы субъект восприятия (имя собственное Иван) и глагольный предикат со значением восприятия (всмотрелся).

Линейная организация микротекста содержит сигналы когнитивных признаков внешних черт персонажа: «выражение глаз», «цвет волос», «прическа», «возраст». Приемы организации данного микротекста указывают на традиционные признаки речевой сферы рассказчика, близкого к персонажу, а именно:

— реализация предикативного признака, выражение основного пропозиционального значения: развернутые пропозиции характеризации, маркируемые синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — было — какое»);

— ряд однородных определений, компоненты которых эксплицируют внешние признаки персонажа;

— наречие, смысловая структура которого передает приблизительное восприятие:

примерно лет тридцати восьми;

— нарушение нейтрального порядка слов:

лет тридцати восьми — ср. тридцати восьми лет.

Таким образом, данное описание персонажа отражает восприятие внешних черт героя Иваном Бездомным и представляет собой тип традиционного описания.

Последнее описание персонажа дано в главе «Прощение и вечный приют» и указывает на совмещенность традиционных и нетрадиционных элементов описания:

[Себя Маргарита видеть не могла, но она хорошо видела, как изменился мастер.] Волосы его белели теперь при луне и сзади собрались в косу, и она летела по ветру. Когда ветер отдувал плащ от ног мастера, Маргарита видела на ботфортах его то потухающие, то загорающиеся звездочки шпор. Подобно юноше-демону, мастер летел, не сводя глаз с луны, но улыбался ей, как будто хорошо знакомой и любимой, и что-то, по приобретенной в комнате № 118-й привычке, сам себе бормотал (с. 368).

Приемы организации микротекста указывают на признаки рассказчика, близкого к Маргарите (Р 3), а именно:

— экспликатор субъекта восприятия (имя собственное Маргарита);

— модель двукомпонентного предложения с простым глагольным сказуемым, в смысловой структуре которого актуализирован признак восприятия:

Маргарита видела;

— выражение основного пропозиционального значения — реализация предикативного признака; развернутые пропозиции «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», маркируемые синтаксическим концептом «инобытие объекта»:

<...> она <...> видела, как изменился мастер.

Волосы его белели теперь при луне.

<...> ветер отдувал плащ от ног Мастера <...>

<...> мастер улыбался <...>;

— выражение добавочного пропозиционального значения, реализация дополнительного признака: полусвернутые пропозиции «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления»; семантика данной пропозиции усилена смысловой структурой разделительного союза то... то...:

Маргарита видела на ботфортах его то потухающие, то загорающиеся звездочки шпор;

— выражение добавочного пропозиционального значения (свернутая пропозиция характеризации; метафора):

звездочки шпор;

— нарушение нейтрального порядка слов:

Волосы его белели теперь при луне — ср. его волосы белели теперь при луне.

К другим признакам Р 3 относятся экспликаторы когнитивных признаков мистического природного пространства «открытость», «объемность», «природные реалии», «подвижность», представленные семантическим субъектами в составе высказывания (ветер), глагольными предикатами с имперфективным значением (она летела, ветер отдувал, мастер летел), обстоятельственными компонентами (белели <...> при луне, не сводя глаз с луны).

Таким образом, в рассмотренных композиционно значимых микротекстах представлены элементы как традиционного, так и нетрадиционного описания персонажа, что обусловлено различием субъектов восприятия и, соответственно, различием признаков субъектно-речевых сфер.

3.3.2. Приемы описаний Понтия Пилата и Иешуа Га-Ноцри

3.3.2.1. Приемы описания Понтия Пилата

Обратимся к анализу приемов описания одного из центральных персонажей мифологически вневременной действительности романа — Понтия Пилата, структура образа которого чрезвычайно значима для выявления лингвофилософской парадигмы романа «Мастер и Маргарита».

Рассмотрим два микротекста описания Понтия Пилата с точки зрения их композиционной значимости (до и после казни Иешуа) с целью выявления признаков речевой сферы субъекта описания.

Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой (с. 21).

Микротекст представляет собой ССЦ, высказывания в составе которого объединены общностью микротемы (описание состояния Пилата). Показателем левой границы служит абзацный отступ, отделяющий прямую речь персонажа от его описания:

— Так это ты подговаривал народ разрушить ершалаимский храм? (с. 20).

Показатель правой границы — сигнал смены микротемы и типа речи (в составе последующего высказывания представлены глагольные предикаты в форме прошедшего времени совершенного вида):

Человек со связанными руками несколько подался вперед и начал говорить <...> (с. 21).

Смысловыми структурами компонентов составного именного сказуемого актуализированы семы «неподвижность», «безжизненность черт лица». Средства актуализации перечисленных сем являются экспликаторами сферы независимого рассказчика, поскольку указывают на отношение субъекта восприятия к объекту описания. К другим показателям субъектно-речевой сферы относятся:

— модель сложноподчиненного предложения с придаточным предложением причины:

был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой;

— реализация предикативного признака, выражение основного пропозиционального значения: развернутая пропозиция «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», маркируемая синтаксическим концептом «инобытие объекта»:

только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов;

— реализация предикативного признака, выражение основного пропозиционального значения: развернутые пропозиции характеризации, маркируемые синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — было — какое»);

Прокуратор при этом сидел как каменный <...>.

Прокуратор был как каменный <...>;

— модель выражения предикативного признака с семантикой сравнения:

сидел как каменный, был как каменный;

— реализация дополнительного признака, выражение добавочного пропозиционального значения (свернутая пропозиция «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления» с совмещением семантики инобытийности и характеризации):

<...> боялся качнуть пылающей адской болью головой;

— смысловой структурой определения актуализирован показатель чрезмерности проявления признака состояния (количественная характеристика):

пылающей адской болью головой;

— синтаксический параллелизм как средство создания ритмизации:

Прокуратор при этом сидел как каменный <...>.

Прокуратор был как каменный <...>.

Таким образом, в рассмотренном микротексте описания Пилата средствами линейной организации реализован авторский прием противопоставления когнитивных признаков «внешнее» — «внутреннее» (с точки зрения сущностных признаков) в структуре концептов «действующий субъект», «субъект состояния».

Рассмотрим другой композиционно значимый микротекст описания Пилата, микротему которого можно определить как «описание внутреннего состояния Пилата после казни Иешуа»:

Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен. Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на пустое кресло, на спинке которого лежал плащ. Приближалась праздничная ночь, вечерние тени играли свою игру, и, вероятно, усталому прокуратору померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле. Допустив малодушие — пошевелив плащ, прокуратор оставил его и забегал по балкону, то потирая руки, то подбегая к столу и хватаясь за чашу, то останавливаясь и начиная бессмысленно глядеть в мозаику пола, как будто пытаясь прочесть в ней какие-то письмена.

За сегодняшний день уже второй раз на него пала тоска. Потирая висок, в котором от адской утренней боли осталось только тупое, немного ноющее воспоминание, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений. И быстро он понял это, но постарался обмануть себя. Ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Обман же самого себя заключался в том, что прокуратор старался внушить себе, что действия эти, теперешние, вечерние, не менее важны, чем утренний приговор. Но это очень плохо удавалось прокуратору (с. 300—301).

На значимость данного микротекста для раскрытия структуры образа Пилата указывает его нахождение в сильной позиции — начале главы. Показателем правой границы служит красная строка, отделяющая описание от повествования, на что указывает смена видовых характеристик глаголов-сказуемых (смена глаголов с имперфективным значением глаголами совершенного вида):

На одном из поворотов он круто остановился и свистнул (с. 301).

Приемы организации данного микротекста указывают на речевую сферу независимого рассказчика с элементами НПР персонажа. К признакам рассказчика относятся:

— модель односоставного безличного предложения с субъектным детерминантом:

<...> усталому прокуратору померещилось <...>.

Ему ясно было <...>;

— модель фразеологизированной конструкции в функции обстоятельства времени:

Он как будто на глазах постарел <...>;

— выражение основного пропозиционального значения, реализация предикативного признака: развернутая пропозиция «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», маркируемая синтаксическим концептом «инобытие объекта описания» (структурная схема «кто / что — изменяется»):

<...> внешность прокуратора резко изменилась.

Он как будто на глазах постарел, сгорбился и <...>, стал тревожен.

<...> он оглянулся и <...> вздрогнул.

Приближалась праздничная ночь, вечерние тени играли свою игру;

— реализация дополнительного признака, выражение фазисного значения как добавочной пропозиции:

Он <...> стал тревожен.

<...> прокуратор <...> забегал по балкону,

— выражение основного пропозиционального значения, реализация предикативного признака: развернутая пропозиция состояния, маркируемая синтаксическим концептом «пациенс претерпевает состояние», совмещенная с семантикой инобытийности:

За сегодняшний день уже второй раз на него пала тоска;

— реализация дополнительного признака, выражение добавочного пропозиционального значения: полусвернутая пропозиция «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», семантика которой усилена смысловой структурой разделительного союза то... то...;

Прокуратор <...> забегал по балкону, то потирая руки, то подбегая к столу и хватаясь за чашу, то останавливаясь и начиная бессмысленно глядеть в мозаику пола;

— наличие модусных компонентов, эксплицированных метатекстовыми оборотами — вводными словами с семантикой проявления предположения (может быть, вероятно), дополнения (кроме того), уточнения (а главное), уступки (впрочем), что указывает на сопряжение форм типов речи описание и рассуждение;

— средства актуализации когнитивных признаков, указывающие на проявления внутренних состояний Пилата. К числу выявленных признаков относятся: «тревожность», «малодушие», «безысходность», «усталость», «тоска».

К элементам НПР персонажа относятся:

— актуализаторы сем оценки действий Пилата: смысловыми структурами глагольного предиката, наречия, определений реализуются предикативный признак и дополнительные признаки, основное и добавочное пропозициональное, значения (совмещенная семантика характеризации и неопределенности):

Ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями;

— лексико-синтаксические средства, в составе которых актуализированы смысловые структуры неопределенных местоимений в функции подлежащего, дополнения и определения. Они входят в состав пропозиций бытийности, свернутой пропозиции характеризации и передают особенности восприятия персонажа:

<...> усталому прокуратору померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле.

Ему ясно было, что сегодня днем он что-то безвозвратно упустил, и теперь он упущенное хочет исправить какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями.

Таким образом, в микротекстах описания состояний Пилата нами выявлены признаки субъектно-речевой сферы независимого рассказчика, совпадающие с признаками Р 2 как особого субъекта описания, наделенного функцией незримого наблюдателя.

В плане вертикальной организации микротекста нами установлен авторский прием создания противоречия когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее» в структурах концептов «действующий субъект», «субъект состояния», реализуемый оппозицией смыслов «сила / власть / внешнее проявление — слабость / нравственное страдание / внутренняя сущность», что с позиций философии может быть интерпретировано как коллизия сущности и явления.

В литературоведческих исследованиях подчеркивается близость образов Пилата и Раскольникова, в частности, по словам Е.А. Яблокова, «тема «страшной мести» в отношении Пилата переосмыслена Булгаковым в духе «Преступления и наказания» («месть» — муки совести)» (Яблоков 2001, 385). Данные нашего анализа подтверждают сходство приемов описаний этих героев и указывают на сопоставимость лингвофилософских парадигм романов «Преступление и наказание» и «Мастер и Маргарита»:

— установлено тождество авторских приемов соотнесения когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее» в структурах концептов «действующий субъект», «субъект состояния» (создание противоречия);

— в микротекстах описаний обоих персонажей выявлены сходные признаки субъектов, описания (признаки сферы независимого рассказчика);

— актуализаторы сем оценки внутренних состояний Раскольникова и Пилата, реализующие добавочное пропозициональное значение (свернутые пропозиции характеризации) — ср. определения взгляда Раскольникова (воспаленный, с. 151, 214, 311; неподвижный, даже как будто безумный, с. 189; сухой, острый, совсем сумасшедший, с. 311) и голоса Пилата (больной, с. 22, 32, 311; тусклый, с. 22; хриплый, с. 25, 316; сорванный, с. 27, 32, 33; хриповатый, с. 27; придушенный, с. 31; злой, с. 31; треснувший, с. 296; глухой, с. 296; сдавленный, с. 316). Подчеркивание разных когнитивных признаков в описаниях героев (взгляда и голоса), на наш взгляд, обусловлено идиолектными особенностями писателей, в частности, выше мы отмечали особую значимость признака звукового проявления в описаниях пространства в романе «Мастер и Маргарита».

В числе других сходных приемов экспликации образов Раскольникова и Пилата в композиционном плане назовем блоки внутренней речи персонажей, представляющие собой способ раскрытия их внутреннего состояния.

Таким образом, в описаниях персонажей в романе М.А. Булгакова нами выявлены как традиционные приемы описаний (с точки зрения художественной нормы), так и нетрадиционные (эволюционные), обусловленные особенностями авторской интенции.

3.3.2.2. Приемы описания Иешуа Га-Ноцри

Перейдем к анализу приемов описаний Иешуа Га-Ноцри как другого персонажа мифологически вневременной реальности романа, структура образа которого также крайне важна для выявления лингвофилософской парадигмы романа «Мастер и Маргарита».

Рассмотрим два микротекста описания Иешуа Га-Ноцри с точки зрения их композиционной значимости (до и во время казни) с целью выявления признаков речевой сферы субъекта описания.

И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта — ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора (с. 20).

Микротекст представляет собой ССЦ, семантическую основу которого составляет общность микротемы (описание обвиняемого). Формальным показателем левой границы собственно служит смена видовых характеристик глаголов-сказуемых (переход от глаголов совершенного вида прошедшего времени к глаголам с имперфективным значением), но на смысловую границу микротекста графически указывает красная строка, отделяющая прямую речь Понтия Пилата от описания Иешуа:

Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:

— Приведите обвиняемого (с. 20).

Показателем правой границы служит красная строка, указывающая на смену микротемы и типа речи:

Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски <...> (с. 20).

Линейная организация микротекста содержит сигналы когнитивных признаков внешнего облика персонажа: «возраст», «предметы одежды», «следы физического воздействия». Они представлены дополнениями, в смысловых структурах которых актуализируются семы оценки, указывающие на отношение субъекта восприятия к объекту описания.

Приемы организации данного микротекста указывают на речевую сферу рассказчика, близкого к персонажу, представленную традиционными для данного субъекта описания признаками:

— модели двукомпонентных предложений, реализующие развернутые бытийные пропозиции, маркируемые синтаксическим концептом «бытие объекта» (структурная схема «где — находится / находилось — что»); когнитивный признак «следы физического воздействия» эксплицирован смысловыми структурами подлежащих, находящихся в позиции ремы:

Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта — ссадина с запекшейся кровью;

— модели двукомпонентых предложений, реализующие развернутые пропозиции, маркируемые синтаксическим концептом «агенс воздействует на объект»:

Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной;

— нарушение нейтрального порядка слов, указывающее на приблизительность восприятия:

человека лет двадцати семи — ср. человека двадцати семи лет;

реализация дополнительных признаков, добавочного пропозиционального значения (свернутые пропозиции характеризации):

<...> был одет в старенький и разорванный голубой хитон.

Таким образом, данное описание персонажа отражает первое восприятие внешних черт героя Понтием Пилатом и представляет собой тип традиционного описания.

Рассмотрим другой композиционно значимый микротекст описания Иешуа, микротему которого можно определить как «описание Иешуа во время казни»:

Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под черной шевелящейся маской. В паху, и на животе, и под мышками сидели жирные слепни и сосали желтое тело (с. 176).

Показателем левой границы микротекста служит графическое выделение данного описания в виде красной строки, указывающей на смену микротемы (предшествующее высказывание представляет собой описание Дисмаса во время казни). Показатель правой границы — сигнал смены микротемы и типа речи (переход от глаголов с имперфективным значением к глаголам совершенного вида), что также оформлено красной строкой:

Повинуясь жестам человека в капюшоне, один из палачей взял копье <...> (с. 176).

Приемы организации данного микротекста указывают на речевую сферу рассказчика:

— выражение основного пропозиционального значения, реализация предикативного признака: развернутая пропозиция «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», маркируемая синтаксическим концептом «инобытие объекта описания» (структурная схема «кто / что — изменяется»):

<...> лицо его исчезло под черной шевелящейся маской;

— реализация дополнительного признака, выражение фазисного значения как добавочной пропозиции, совмещенного с семантикой состояния и инобытийности:

В первый же час его стали поражать обмороки <...>;

— выражение основного пропозиционального значения: развернутая бытийная пропозиция, маркируемая синтаксическим концептом «бытие объекта» (структурная схема «где — есть / было / находится / находилось — что»):

В паху, и на животе, и под мышками сидели жирные слепни <...>;

— выражение основного пропозиционального значения: развернутая пропозиция состояния, маркируемая синтаксическим концептом «пациенс претерпевает состояние», совмещенная с семантикой инобытийности:

<...> он впал в забытье <...>;

— выражение основного пропозиционального значения: развернутая пропозиция, маркируемая синтаксическим концептом «агенс воздействует на объект», совмещенная с семантикой состояния:

Мухи и слепни <...> совершенно облепили его.

Жирные слепни <...> сосали желтое тело;

— выразительно-изобразительные средства в составе семантических компонентов высказывания (эпитеты и метафора) — ими реализуется добавочное пропозициональное значение (свернутые пропозиции характеризации):

<...> лицо его исчезло под черной шевелящейся маской;

— выражение основного пропозиционального значения: развернутая пропозиция характеризации, маркируемая синтаксическим концептом «бытие признака объекта описания» (структурная схема «что — есть / было / — какое»):

Счастливее двух других был Иешуа;

— нарушение нейтрального порядка слов:

Счастливее двух других был Иешуа — ср. Иешуа был счастливее двух других.

В плане вертикальной организации микротекста нами выявлен авторский прием противопоставления когнитивных признаков «внешнее» — «внутреннее» в структуре концептов «действующий субъект», «субъект состояния». В сцене казни при передаче физических мучений Иешуа в речи независимого рассказчика, функционально близкого Р 2, использованы натуралистические элементы, подчеркивающие отсутствие страданий нравственных, душевных. Это позволяет рассматривать смысловую структуру концепта «страдание» применительно к образу Иешуа с двух позиций: с одной стороны, добровольное жертвенное страдание оценивается в лингвофилософской парадигме романа как высшее проявление блага, с другой стороны, жертвенная любовь и нравственное страдание исключают друг друга.

Результаты анализа соотнесения когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее» в структуре концепта «действующий субъект» представлены в таблице 4:

Таблица 4. Приемы соотнесения когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее» в структуре концепта «действующий субъект» в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»

Подведем итоги. В результате анализа корпуса микротекстов описаний центральных персонажей художественно интерпретируемой конкретноисторической действительности (Маргарита, Мастер) и мифологическивневременных событий романа (Понтий Пилат, Иешуа Га-Ноцри) нами были выделены приемы комбинирования синтаксических средств и семантических компонентов в сопоставлении с подобными приемами в романе «Преступление и наказание». Нами выявлена актуализация когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее», представленных оппозицией смыслов «сила / власть / благополучие / внешнее проявление — слабость / нравственное страдание / внутреннее неблагополучие / внутренняя сущность», в структуре концептов «действующий субъект», «субъект состояния», что с позиций философии интерпретируется как коллизия сущности и явления. Соотнося описание внешности как способ представления героя субъектом речи и характеристику персонажа, мы установили, что последняя является имплицитной и для ее экспликации привлекаются сопряженные формы типов речи, а также внутренняя, прямая и несобственно-прямая речь.

В описаниях персонажей нами выявлены признаки субъектно-речевых сфер, совпадающие с теми, которые выделялись нами в микротекстах описаний пространства, а именно: сфера независимого рассказчика (описания Маргариты, Пилата, Иешуа) и сфера рассказчика, близкого к персонажу (описания Мастера, Иешуа); каждая из этих сфер представлена как традиционными, так и нетрадиционными признаками. Традиционные признаки рассказчика выявлены в описании Маргариты (эксплицитной форме описания):

— приемы выражения субъективированности;

— актуализаторы сем качественной оценки;

— экспликаторы концептов «я», «мы».

Нетрадиционные признаки рассказчика, идиолектно значимые, или эволюционные — в описании Маргариты (имплицитной форме характеристики):

— развернутые пропозиции бытийности с семантикой небытия в функции пропозиций характеризации;

— свернутые пропозиции бытийности.

Пилата и Иешуа (в последних случаях сфера рассказчика функционально совпадает с Р 2):

— совмещение семантики инобытийности, состояния и характеризации, развернутые пропозиции «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления» и пропозиции состояния, маркируемые синтаксическим концептом «пациенс претерпевает состояние»;

— реализация дополнительного признака, выражение фазисного значения как добавочной пропозиции.

Традиционные признаки рассказчика, близкого к персонажу, выявлены в описании Мастера (первое восприятие внешнего облика Мастера Иваном) и Иешуа (первое восприятие внешних черт героя Понтием Пилатом):

— реализация предикативного признака, выражение основного пропозиционального значения: развернутые пропозиции характеризации, маркируемые синтаксическим концептом «бытие признака объекта» (структурная схема «что — было — какое»);

— ряды однородных определений, компоненты которых эксплицируют внешние признаки персонажа;

— наречие примерно, смысловая структура которого указывает на приблизительность восприятия;

— нарушение нейтрального порядка слов.

Нетрадиционные признаки рассказчика, близкого к персонажу, выявлены в описании Мастера и функционально совпадают с признаками Р 3 (поскольку указывают на восприятие Маргариты):

— выражение основного и добавочного пропозиционального значения — реализация предикативного и дополнительного признака; развернутые и свернутые пропозиции «феномен — знак самопроявления — средство самопроявления», маркируемые синтаксическим концептом «инобытие объекта»;

— выражение-добавочного пропозиционального значения (свернутая пропозиция характеризации; метафора).

В структуре концептов «действующий субъект», «субъект состояния» выявлены следующие приемы соотнесения когнитивных признаков «внешнее» и «внутреннее»:

— сближение, отождествление (Маргарита);

— выражение противоречия (Маргарита, Пилат);

— противопоставление (Пилат, Иешуа);

— сопоставление (Мастер, Иешуа);

— нейтрализация (Маргарита, Мастер, Пилат, Иешуа).

Использование приема последнего приема, на наш взгляд, интенционально обусловлено авторской установкой на актуализацию «устойчиво-миражных» ситуаций, что составляет особенность авторской философско-эстетической концептуализации мира.