Аркан № 14 «Умеренность»
Другие возможные названия: «Водолей», «Ангел», «Ангел Жизни», «Воздержание», «Воздержанность», «Круговорот», «Время», «Солнечный Гений», «Дедукция», «Гармоническое смешение» и другие.
Традиционное изображение: крылатый женоподобный Ангел держит в руках два кувшина (золотой и серебряный) с постоянно переливающейся между ними жидкостью. Светлые волосы фигуры скреплены брошью, символизирующей Солнце. У ее ног — цветок.
Возможное оккультное толкование: главным предназначением Гения «Умеренности» является поддержание в человеке его физической и духовной жизни. При этом жидкость в кувшинах символизирует так называемый жизненный флюид, ранее освобожденный «Смертью» из бывшей оболочки одухотворенного существа.
Согласно алхимическим воззрениям, этот флюид получается только после длительного омовения разложившегося в результате смерти вещества (так называемого «Ворона Сатурна»). В результате подобной операции указанное вещество, по словам О. Вирта, «из черного сначала превращается в серое, затем постепенно светлеет и в конце концов становится белым», что свидетельствует об успешном завершении первого этапа Великого Делания (в масонстве «белого цвета» — или идеальной чистоты помыслов — достигает только тот адепт, который действительно смог окончательно «очистить» свою душу от всех соблазнов окружающего его мира)1.
Изображение Аркана «Умеренность» совпадает со средневековой аллегорией одной из семи христианских добродетелей — воздержания. Она связана с античным обычаем разбавлять вино водой. В то время считалось, что неразбавленное вино пьют исключительно пьяницы и невоздержанные люди, склонные к пресыщению2.
Возможные прорицательные толкования: возрождение, непрерывное движение жизни; целительная энергия природы; равнодушие к жизненным мелочам; бескорыстие, бесстрастие, смирение; гибкость, изменчивость; покорность, апатия. В перевернутом положении: несдержанность, неумеренность; пассивность и другие.
Знак Зодиака — Водолей.
* * *
Итак, пришло время посмотреть, как же на самом деле прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа, и в то же время поискать в данной главе возможные признаки четырнадцатого Аркана, «Умеренность».
Открываем главу и... сразу же находим «искомое»!
Находим буквально в первом же предложении:
«Тьма (!), пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город... опустилась с неба бездна и залила (!) крылатых (!) богов над ипподромом... Его пожрала тьма, напугавшая все живое (!). Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана».
Для кого-то эта туча может быть и «странной», но только не для нас.
Не для нас, имеющих настоящие Ключи к роману!
Совершенно ясно, что в такой простой зашифровке перед нами сразу же предстает именно Аркан № 14, одним из названий которого как раз и является «Водолей».
Ясна нам и эта «тьма» — «тьма» как символ черного цвета (или «Ворона Сатурна»), действительно «пришедшая» в эту главу из главы предыдущей — от «Смерти» (кстати, полностью соответствующей самой идее образования этой самой «черноты» в результате разложения умершего организма).
На то же самое, без всякого сомнения, нацелено и второе упоминание об этой «тьме» — «напугавшей все живое».
Понятны нам и эти «крылатые боги», символизирующие «крылатого» Ангела «Умеренности».
Ну и конечно же, абсолютно логичным представляется нам и выбранный автором для этой главы день...
«Четырнадцатый день», полностью соответствующий «четырнадцатому» номеру Аркана «Умеренность».
Читаем второй абзац:
Туча уже «навалилась своим брюхом на Лысый Череп (Аркан № 13, «Смерть»), где палачи поспешно кололи казнимых (снова намек на предыдущую карту), она навалилась на храм в Ершалаиме, сползла дымными потоками с холма его и залила Нижний Город (почти точное описание «ландшафтика» четырнадцатого Аркана Таро с его «дымными потоками» жизненного флюида, перетекающего из верхнего кувшина в «нижний»!). Она вливалась в окошки (то есть в «окошки»-отверстия этих кувшинов!) и гнала с кривых улиц людей в дома. Она не спешила (да, да, именно «не спешила» — вот вам и образное название четырнадцатой карты «Умеренность»!) отдавать свою влагу (!) и отдавала только свет. Лишь только дымное черное варево (прямое указание на «черное алхимическое вещество» самой смерти!) распарывал огонь, из кромешной тьмы взлетала вверх великая глыба храма (а вот вам и другое название данного Аркана — «Круговорот»: если ранее туча «сползала дымными потоками с холма», то тут «глыба храма» вдруг «взлетает вверх») со сверкающим чешуйчатым покровом (а это — изображение серебряного кувшина в приподнятой руке фигуры Ангела). Но он угасал во мгновение (смерть человека), и храм («храм человеческой души» — тело человека) погружался в темную бездну (в «донельзя черное вещество», оставшееся после умершего человека). Несколько раз он выскакивал из нее и опять проваливался (опять наш Аркан под названием «Круговорот»), и каждый раз этот провал сопровождался грохотом катастрофы (и все это явление Храма «сопровождалось грохотом «каТАстРОфы»!)».
Если вам недостаточно изображения верхнего серебряного кувшина в руках Ангела, тогда придется помедитировать и над следующим абзацем:
«Другие трепетные мерцания вызывали из бездны противостоящий (!) храму на западном холме дворец Ирода Великого, и страшные безглазые золотые статуи (вот и «безглазые золотые» кувшины) взлетали к черному (!) небу, простирая к нему руки. Но опять прятался небесный огонь («Небесный Огонь» как одноименное название шестнадцатого Ключа Таро), и тяжелые удары грома загоняли золотых идолов во тьму (смерть, разложение «донельзя черного» вещества)».
Вот вам и жизнь, смерть и постоянное возрождение — аллегория четырнадцатого Аркана Книги Тота.
Ну и далее:
«Ливень хлынул (а вот наконец и «ливень» самого «Водолея») неожиданно, и тогда гроза перешла в ураган... как трость переломило кипарис (но если «кипарис» является одним из символов Древа Жизни, то мы в очередной раз имеем аллегорию «Смерти»). Вместе с водяной пылью и градом на балкон под колонны (снова и снова колонны Каббалистического Дерева Сефирот) несло сорванные розы, листья магнолий, маленькие сучья и песок. Ураган терзал сад (с расположившимся в нем Древом Мироздания)».
«Под колоннами (!) находился... прокуратор... он лежал на ложе (и снова масонская ложа, одним из главных признаков которой являются уже упомянутые здесь «колонны») у низкого небольшого стола (признак Аркана «Маг»), уставленного яствами и вином в кувшинах (а вот перед нами наконец и сами «кувшины» с Аркана «Умеренность» — кувшины без всякой медитации!). Другое ложе, пустое, находилось с другой стороны стола. У ног прокуратора простиралась неубранная красная, как бы кровавая, лужа и валялись осколки разбитого кувшина (и снова аллегория «Смерти» в виде осколков «мертвого тела» — кувшина, — ранее содержащего жизненный «кровавый» флюид!)».
Словом, с «ландшафтиком» Аркана «Умеренность» все ясно, не так ли?
Но самое интересное — впереди!
Впереди — самое настоящее описание процесса омовения «донельзя черного» вещества («Ворона Сатурна»)!
Не верите?
А вы просто прочтите!
Читайте без всякой медитации...
Прокуратор, рассердившись на своего «чем-то не угодившего» ему слугу (в результате чего Пилат и разбил этот «кувшин»), упрекает его в плохой службе: «Почему в лицо не смотришь, когда подаешь? Разве ты что-нибудь украл?»
И тут...
«Черное (!) лицо африканца посерело (!), в глазах его появился смертельный (Аркан «Смерть») ужас, он задрожал и едва не разбил и второй кувшин (вот вам и «второй кувшин»!), но гнев прокуратора почему-то улетел так же быстро, как и прилетел (а это и есть «Жизнь», и «Смерть», и наш с вами четырнадцатый Аркан «Круговорот»!)... прокуратор махнул ему рукой, и раб убежал».
Но и это еще не все!
Ведь он только «посерел», но еще не «побелел», не так ли?
Этот «африканец»...
«Африканец» как символ посвященного неофита.
Как символ темнокожего «Безумца»!
«Безумца», который на своем Пути Мудрости и должен как следует очиститься.
Из черного стать сначала серым, а затем белым, ведь так?
А если так, то просто читаем далее:
«Теперь африканец... прятался возле ниши, где помещалась статуя белой (да, да, именно «белой»!)... женщины (!) со склоненной головой (точное изображение фигуры Ангела с «ландшафтика» четырнадцатого Аркана!)».
Словом, мы только что стали прямыми свидетелями точного и полного процесса образного очищения вышеупомянутого «Ворона Сатурна».
Разве не так?!
А тем временем:
«Лежащий на ложе... прокуратор сам наливал себе вино в чашу, пил долгими глотками... и опять пил».
Словом, никакой умеренности в выпивке, но сколько «Умеренности» в каждом абзаце всего лишь первой страницы главы, посвященной именно этому Аркану!
«Если бы не рев воды (опять «Водолей»)... если бы не стук града, молотившего по ступеням балкона («ступени» и... «молоток» как очередные признаки ложи), можно было бы расслышать, что прокуратор что-то бормочет... И если бы нестойкое трепетание небесного огня (и снова «Небесный Огонь» — точное название шестнадцатой карты Таро) превратилось бы в постоянный свет, наблюдатель мог бы видеть, что лицо прокуратора с воспаленными последними бессонницами и вином (пример «неумеренности» как антонима нашей «Умеренности»!) глазами выражает нетерпение, что прокуратор не только глядит на две белые розы, утонувшие в красной луже (а вот наконец и цветы — «розы», действительно изображенные, например на карте Уэйта, у самой «лужи»), но постоянно поворачивает лицо к саду (с расположенным в нем Древом Жизни)... что он кого-то ждет, нетерпеливо ждет». Без комментариев.
Следующее предложение:
«Прошло некоторое время («Время» — очередное название данной карты!), и пелена воды... стала редеть... Грозу сносило к Мертвому морю... (и снова Аркан «Смерть» — то есть смерть в очередной раз отошла)».
Совершенно естественно, что жизненный флюид, изображенный в образе «ливня», начинает оживлять все вокруг и «наконец зазвучал и заглушенный (!) доселе фонтан (фонтан Жизни!). Светлело (все о том же — алхимическое «черное» вещество после необходимого омовения стало «светлее»)... В серой (вот оно снова из «черного» становится уже «серым») пелене... появились синие окна (а это, надо полагать, промежуточный этап к его окончательному «обелению»!).
Тут издали... донеслись... звуки труб (Аркан № 20, «Суд», как раз и символизирующий воскрешение!)... Услышав это, прокуратор шевельнулся (то есть начал «оживать», «воскресать» — только посмотрите на картинку двадцатого Аркана!), и лицо его оживилось (что и требовалось доказать!)».
И наконец, между «двух мраморных львов (а из второй главы романа нам совершенно определенно известно, что эти львы были именно «белыми»3, — то есть в очередной раз перед нашими глазами прошел полный процесс очищения «Ворона Сатурна»!) показалась сперва голова в капюшоне, а затем и совершенно мокрый (снова и снова прямой намек на «Водолея») человек... Это был тот (Тот) самый человек, что... шептался с прокуратором (да, да, именно «Тот» самый, что «нашептал» нам о Таро — «прокуРАТОра») в затемненной комнате дворца и который во время казни сидел на трехногом табурете (столик «Мага»), играя прутиком (жезлом того же «Мага»)».
Далее пришедший, «подняв руку» (точно как «Маг» с первого Аркана), приветствовал прокуратора.
Последний, в свою очередь, предложил человеку в капюшоне переодеться, так как на нем не было «сухой нитки» (лишнее напоминание о том, что мы находимся в стадии «Влажного посвящения»).
После некоторых уговоров гость переоделся во все сухое и был приглашен Пилатом за стол.
Слуга налил в «чашу» (символ кувшина в руках Ангела «Умеренности») пришедшего «густое красное вино», другой слуга, «осторожно наклоняясь (точно как этот Ангел) над плечом Пилата, наполнил чашу (вот вам и второй «кувшин») прокуратора...».
«Насытившись, гость похвалил вино».
Оказалось, что это «не «Фалерно», как предполагал гость, а «тридцатилетнее» вино «Цекуба»...
Несмотря на множество споров относительно этого «вина» (начиная от реальности его существования, до цвета присущей ему виноградной лозы), нам кажется, что «Цекуба» означает совсем другое.
И конечно же, не «Цекубу».
Не... «Центральную комиссию по улучшению быта ученых»...
Боже нас упаси!
«Цекуба» является, на самом деле, простым сокращением известного термина.
И термин этот означает «Целый курс каббалы».
И употреблялся он, например, каббалистом Папюсом4.
И каббалист Михаил Булгаков прошел этот курс.
Именно за последние «тридцать лет» своей жизни...
После очередной чаши вина «африканцы убрали со стола яства, оставив на нем фрукты и кувшины» (а как же их убрать-то, ведь глава, посвященная Аркану с этими «кувшинами», еще продолжается!).
Между Пилатом и его гостем начинается беседа о Ершалаиме, о «беспорядках» и «настроении» людей, проживающих в этом городе, и тому подобное.
В частности, прокуратор открыто заявляет о своем плохом самочувствии во время пребывания в Ершалаиме, о непонимании им многих существующих здесь традиций:
«Но эти праздники — маги, чародеи, волшебники (три прямых указания на первый Аркан)... Фанатики, фанатики!.. этот мессия...»
Он жалуется на свою «императорскую службу» («службу «Королевскому Пути»»).
На то, что ему приходится «все время тасовать войска» (да, да, именно «тасовать» — вот как причудливо тасуется все та же колода Таро!).
Высказывает он свое недовольство и дворцом, в котором ему приходится проживать: «это бредовое сооружение Ирода... положительно сводит меня с ума» (и снова появился обещанный нами в каждой главе Аркан посвященного «Сумасшедшего»)...
Вскоре разговор заходит о казни.
Прокуратор уточняет, действительно ли «смерть (тринадцатый Аркан) пришла» и давали ли казнимым «напиток... перед повешением на столбы» (двенадцатый Аркан, «Повешенный» именно на «столбах»!).
Узнав, что Га-Ноцри отказался от этого напитка, он восклицает: «Безумец! (и снова безномерной Аркан)... умирать («Смерть») от ожогов солнца (девятнадцатый Аркан, «Солнце»). Зачем же отказываться от того, что предлагается по закону (восьмой — «Закон»)».
Важным в нашем контексте является и упоминание гостя о том, что Иешуа «не был многословен (Аркан «Умеренность») на этот раз».
Ну и конечно же, как гимн, как заповедь (и в первую очередь заповедь всем дерзающим ступить на истинный Путь Познания!), звучит мнение этого Великого Посвященного — этого «Повешенного»: «...он сказал... что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость»!
Далее Пилат просит незнакомца «в тайне» (Аркан «Тайна») похоронить «тела всех трех казненных» и, поблагодарив его за хорошую службу5, переходит к следующему вопросу, который касается «Иуды из Кириафа».
В частности, он интересуется, правда ли, что Иуда получил деньги за то, «что так радушно принял у себя этого безумного философа» (и снова прямое указание на нулевой Аркан).
Гость докладывает прокуратору все известные ему детали, связанные с этой личностью, и в конце беседы получает от Пилата удивившее его «сведение» о том, «что кто-то из тайных (второй Аркан, «Тайна») друзей Га-Ноцри» убьет Иуду «сегодня ночью, а деньги, полученные за предательство» будут подброшены первосвященнику (пятый Аркан, «Первосвященник»).
Причем во время этого (фактически, последнего) эпизода прокуратор впервые называет своего гостя по имени — «Афраний».
Далее, получив от него якобы одолженные им ранее прокуратору деньги, Афраний покидает балкон, на котором и проходила данная беседа.
Итак, гость, оказавшийся и «начальником храмовой стражи», и «начальником тайной службы», ушел на выполнение очередных заданий, поставленных перед ним прокуратором...
В принципе, вместе с ним в следующую главу пора бы уходить и нам, но...
Но... что-то тут не так.
Интуиция почему-то не позволяет нам этого сделать.
Чего-то мы, как нам кажется, тут не договорили.
И недоговоренность эта, скорее всего, относится к тому же... Афранию.
Да, да, именно к нему!
Каким-то странным показалось нам его поведение...
Да и имя его какое-то странное...
Имя, так неожиданно всплывшее — практически в самом конце главы.
Ну, судите сами!
Сначала он появляется на страницах романа просто как «человек».
Потом становится «человеком в капюшоне».
«Пришедшим».
«Пришельцем».
«Начальником».
Просто «гостем».
И только в конце этой главы — «Афранием».
Нет ли у вас ощущения, что за этим образом что-то скрывается?
У нас — есть.
Разве таким должен быть, по вашему мнению, начальник «храмовой стражи» и (одновременно) всей «тайной службы» Пилата?
В отличие от представленных в романе других римских воинов (например, могущественного «всадника Понтия Пилата» или его «кентуриона Марка по прозвищу «Крысобой»»), он постоянно предстает перед нами в каком-то странном виде.
То он сидит «в благодушной (!) неподвижности, от скуки прутиком расковыривая песок» (!) во время казни на Лысой Горе.
То стеснительно — с «вежливой улыбкой» на лице — долго отказывается сменить свою мокрую одежду во дворце Пилата.
Вам не кажется, что он все время предстает перед нами в каком-то, ну мягко скажем, не совсем «воинственном» виде, или скажем даже более того, не совсем... «мужском» виде?
Стоп!
А какой у него вообще-то пол? Мужской или женский?
Ведь за все это время по отношению к указанному персонажу ни разу не было применено ни местоимение «он», ни местоимение «она»!
Более того, автор ни разу даже не намекнул на это — ведь «человек», «гость», «пришелец», «начальник» и тому подобные слова вовсе не раскрывают принадлежности человека к тому или иному полу!
Это может быть и мужчина, и женщина.
Это что — тоже случайность?
Что подсказывает вам ваша Интуиция?
Молчит?
А наша...
Она вдруг четко указала нам на то, что перед нами в этой главе, посвященной Аркану «Умеренность», предстает как раз образ... истинной «Умеренности»!
Да, да — перед нами именно образ Ангела «Умеренности».
Все просто!
Дело в том, что все Божественные существа являются, в сущности... гермафродитами.
То есть они представляют собой не мужчину и не женщину, а двуполое существо.
Вот что пишет о нем все тот же Освальд Вирт: «Ангел «Умеренности»» — андрогин, или, точнее, «гинандр»...»6.
Ну а теперь хотите увидеть настоящего «гинандра»?
Тогда знакомьтесь — перед вами редкостный экземпляр, двуполый человек, — точнее, «Ангел», — в котором доминирует женское начало («физиологические и косвенные признаки», а также «черты характера» подаются в последовательном порядке и без изменений):
• «высокий приятный голос»;
• «выразил на своем бритом лице улыбку, стал отказываться переодеваться, уверяя, что дождик не может ему ничем повредить» (причины этого, надо полагать, две: во-первых, он постоянно «работает» с флюидической жидкостью, во-вторых, он же «скромный» — то есть «умеренный», «воздержанный»);
• «в сухом багряном военном плаще» (кстати, один из цветов одежды Ангела на Аркане);
• «средних лет, с очень приятным (!) округлым (!) и опрятным (!) лицом, с мясистым носом»;
• «волосы его были какого-то неопределенного (!) цвета. Сейчас, высыхая, они светлели» (см. Аркан «Умеренность»!);
• «национальность (читайте — «пол») пришельца было бы трудно установить» (!);
• иногда (когда, например, благодарит за угощение) прикладывает «руку к сердцу» (прямо как на Аркане!);
• разговаривает в «добродушной» манере, при этом «ласково (!) поглядывает на прокуратора».
И наконец, «основное, что определяло его лицо, это было, пожалуй, выражение добродушия (!), которое нарушали, впрочем, глаза, или, вернее, не глаза, а манера пришедшего глядеть на собеседника. Обычно маленькие глаза свои пришелец держал под прикрытыми (!), немного странноватыми (!), как будто припухшими (!), веками. Тогда в щелочках этих глаз светилось незлобное лукавство... Но по временам... гость... широко открывал веки (!) и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор, как будто с целью быстро разглядеть какое-то незаметное пятнышко на носу у собеседника (и как вам этот... «воин»?)... после чего веки опять опускались (!), суживались... и в них начинало светиться добродушие и лукавый (мы бы сказали — «кокетливый») ум».
А вот еще один чрезвычайно интересный в этом контексте эпизод: гость в очередной раз «послал свой особенный взгляд (!) в щеку прокуратора. Но тот скучающими глазами глядел вдаль, брезгливо сморщившись (и разве не четкое здесь указание на реакцию нормального мужчины, которому неприятно такого рода заигрывание?!)... Угас и взгляд гостя, и веки его опустились» (без комментариев).
И далее.
По характеру — застенчивый и покладистый.
Так, когда он услышал похвалу от прокуратора, «лицо гостя порозовело» (на Аркане Освальда Вирта это особенно хорошо заметно!). При этом он то «поднимает глаза кверху», то как бы застенчиво «закрывает их».
Беседует, «наклонив голову», как правило, «покорно» соглашается с собеседником, и только в случае крайней необходимости может «тихонько поправить» его.
Надо полагать, физически слаб, так как поправляет «тяжелый пояс под плащом»...
И так далее, и тому подобное.
Словом, полное впечатление сдержанного женоподобного человека.
Не так ли?
Если у вас еще остались сомнения, давайте тогда проанализируем и следующий отрывок: прокуратор просит гостя дать характеристику Иуде из Кириафа, и тот отмечает, что Иуда «не фанатик», имеет «страсть к деньгам» и «работает в меняльной лавке».
Пилат спрашивает: «А еще что-нибудь?»
Тот отвечает: «Очень красив» (без комментариев).
Еще что-нибудь?
Ах да!
Зовут его, как оказалось в самом конце главы, тоже как-то не так сурово и воинственно (или хотя бы таинственно), как мог бы называться «начальник тайной службы».
Зовут его ласково — «Афраний».
Да, да — именно «АФРаний»!
С теми же ключевыми буквами, что и в слове «гермАФРодит».
До сих пор не верится?
Думаете, он предстал тут таким кротким только потому, что разговаривал со своим начальником?
С действительно грозным Пятым Прокуратором Иудеи Всадником Понтием Пилатом?!
Вы так думаете?
Тогда давайте вернемся к этому же персонажу в следующей главе!
В главе, посвященной следующему Аркану.
И как только мы это сделаем, мы сразу же и увидим... совершенно нового Афрания.
Афрания, выступающего совершенно в другой роли.
В роли настоящего мужчины, в котором не осталось и следа бывшей «кротости» и «воздержанности»!
Мы увидим действительно мужественного воина, который твердо, «без всякого смеха» — а порой и просто «сурово» (!) — ведет диалог с тем же своим начальником — грозным Прокуратором Иудеи Понтием Пилатом.
Мы увидим, что теперь — в новой главе — он не просто спорит с ним, но и практически постоянно возражает ему, «откидывается от удивления в кресле», поглядывает на него «с иронией»!
Но...
Но именно таким нам (с нашим еще не до конца просвещенным пониманием), в принципе, и видится главное действующее лицо пятнадцатого Аркана.
Аркана «Дьявол»!
Не так ли?!
Правда, существует и единственное «но»...
Афраний и в следующей главе, посвященной «Дьяволу», не назван ни мужчиной, ни женщиной...
А знаете почему?
Да потому, что «Дьявол» тоже двуполый!
Да, да — «Дьявол» данной карты также является гермафродитом!
Он такое же андрогинное существо, но теперь уже с преобладающим мужским началом!
Давайте снова вернемся к Освальду Вирту: «Дьявол» (XV) тоже двупол, тогда как «Смерть» (XIII) пола вообще не имеет».
И далее (закрывая эту тему):
«Таким образом, можно сказать, что 5-й тернер (XIII, XIV и XV) связан с коллективной, а не индивидуальной жизнью, с универсальным флюидом, который лишен пола, хотя и подвержен половым поляризациям»7.
Итак, вы еще сомневаетесь, что Булгаков не просто писатель?
Или, вернее, не Писатель даже, а просто Мастер?
Или даже не просто Мастер, а именно мистический Мастер?
Мы в этом не сомневались, мы — знали.
Теперь знаете и вы.
Ну что, закончим с этим Афранием?
И перейдем к Афранию новому?
А как же мы закончим с этим?
Может, через... смерть?
Через его же смерть?
Точнее, через нашу.
Нашу «Смерть»: «...начальник тайной службы... повернувшись (ROTARE), пошел с балкона. Слышно было, как он хрустел (!), проходя по мокрому песку... Потом срезало (!) его ноги (!), туловище (!), и, наконец, пропал и капюшон» (!).
Одним словом, с Афранием как ярким символическим образом «Умеренности» покончено.
Покончено в яркой образной форме Аркана «Смерти».
Смерти, «срезающей» своей косой и «ноги», и «туловище», и черепа8... Пошли далее?
В следующую главу?
В главу таинственного «Дьявола»?
А что же нам еще остается делать?
Ведь именно на это нам намекает и сам автор.
Намекает в самом последнем предложении данной главы:
«Тут только прокуратор увидел, что солнца уже нет и пришли сумерки».
Нет уже «солнца» как одного из признаков четырнадцатого Аркана.
И пришли сумерки.
Сумерки четырнадцатого числа.
Сумерки как прямой предвестник появления дьявола...
«Дьявола» пятнадцатого Аркана.
От пятнадцатого числа.
Весеннего месяца.
Нисана.
Примечания
1. Освальд Вирт. Таро магов. СПб.: Экслибрис, 2003. С. 146.
2. Берковский Ю.Р. Таро: Древнейшая система символов. М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2004. С. 251.
3. Стр. 26 романа: «...на верхней террасе сада у двух мраморных белых (!) львов... встретились прокуратор и... Иосиф Каифа».
4. Папюс. Каббала. Предсказательное Таро. М.: Издательство АСТ, 2004. С. 82.
5. Здесь, кстати, гость также «признается» в своем служении «Королевскому Пути»: «Я лишь исполняю свой долг на императорской (!) службе».
6. То есть «гинандр» (от греческого слова «gynaikos» — «женское начало») — это существо, в котором женская сторона преобладает над мужской (над «andros»). См.: Освальд Вирт. Таро магов. СПб.: Экслибрис, 2003. С. 144, 284.
7. Освальд Вирт. Таро магов. СПб.: Экслибрис, 2003. С. 146.
8. «Капюшон» как символ этого черепа.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |