Эту повесть залужено постигла весьма сложная судьба. Иначе и не могло быть.
Булгаков надеялся опубликовать «Собачье сердце» в альманахе «Недра» в 1925 году, однако повесть порекомендовали даже не отдавать на чтение в Главлит. Чуть позже повесть удалось передать на чтение Льву Каменеву, однако тот также высказался весьма недвусмысленно («этот острый памфлет на современность печатать ни в коем случае нельзя»). Более того в 1926 году при проведении обыска в квартире Булгакова, рукописи «Собачьего сердца» были изъяты и возвращены автору только после ходатайства Максима Горького лишь три года спустя.
После смерти писателя, в 1967 году, без ведома и вопреки воле его вдовы, грубо скопированный текст «Собачьего сердца» был вывезен в Европу и в 1968 году опубликован в журнале «Грани» во Франкфурте, а также в журнале «Студент» в Лондоне. Только в июне 1987 года журнал «Знамя» сумел напечатать повесть. Однако, к сожалению, в основу этой публикации легла все та же зарубежная версия, содержащая большое количество искажений.
Только в 1989 году литературовед Лидия Яновская впервые опубликовала выверенный по первоисточникам подлинный текст «Собачьего сердца», разместив его в двухтомнике «Избранные произведения Михаила Булгакова». Именно эту версию мы с вами сейчас и рассмотрим.
Сюжет книги, пожалуй, самый интересный из всех, что Булгакову удавалось со времен начала творческого пути. Знаменитый хирург, профессор Преображенский достигает значительных результатов в омоложении. Производя исследования, он задумывается о необычном эксперименте — операции по пересадке собаке человеческого гипофиза. В качестве подопытного животного он выбирает бездомного пса Шарика и результаты операции превосходят все ожидания, собака начинает принимать человеческий облик, однако весьма вскоре выясняется, что он становится хамом, грубияном и пьяницей, уподобляясь донору пересаженных органов Климу Чугункину. История с собакой получает известность и весьма скоро многие люди узнают об эксперименте, однако сам Преображенский с каждым днем все менее доволен результатами операции. То, что получается из Шарикова совсем ему не по душе. Разница между его высококультурным и интеллигентным миром и этим бесстыдным хамом слишком велика. Вскоре Шариков попадает под влияние коммунистического активиста Швондера, с легкостью внушившего ему идею, что тот — страдающий от угнетения буржуазией пролетарий. Будучи председателем домкома Швондер выдает ему документы на имя Полиграфа Полиграфовича Шарикова и помогает устроиться в службу «отлова и уничтожения бездомных животных», а также вынуждает профессора прописать Шарикова в своей квартире. Шариков подозрительно быстро продвигается по служебной лестнице, становится начальником. Под влиянием активистов домкома и начитавшись коммунистической литературы, Шариков начинает грубить профессору и всем домочадцам, развязно ведет себя, ворует вещи и деньги, пристает к прислуге. Вершиной айсберга становится донос Шарикова на профессора и его помощника доктора Борменталя. Эта бумага лишь благодаря влиятельному пациенту доктора не доходит до ЧК. В ответ на это Преображенский и Борменталь приказывают Шарикову покинуть квартиру, на что тот отвечает резким, наглым отказом и даже грозит пистолетом. Борменталь обезоруживает Шарикова, после чего они с профессором, будучи не в силах больше выносить выходки и ожидая только ухудшения ситуации, решаются на обратную операцию — пересадили Шарикову собачий гипофиз.
Пусть книга и не велика по объему, но это как раз тот самый случай, когда форма отступает на вторые роли перед содержанием. В «Собачьем сердце» все оригинально: захватывающий, последовательно и гладко текущий, сюжет, мастерское, а не топорное применение приема смены фокальных точек, искрометный высококультурный и интеллектуальный юмор, глубоко философские рассуждения и, естественно, оригинальная булгаковская мистика. И все это в произведении, написанном не в восьмидесятые, а в двадцатые годы прошлого века.
В самом сердце повести мы видим противостояние: ветшающего старого и становящегося на шатких ногах нового, царства науки, знаний, культуры и лагеря невежества и сквернословия, мира умирающей интеллигенции и мира серого, торжествующего, победившего пролетариата. «Какие уж мы вам товарищи! Где уж! Мы в университетах не обучались, в квартирах по пятнадцать комнат с ваннами не жили! Только теперь пора бы это оставить. В настоящее время каждый имеет свое право...»
В «Собачьем сердце» вы, конечно же, обнаружите и море красивейших оборотов, которыми Булгаков пользуется уже совсем легко и раскрепощено. «Вьюга захлопала из ружья над головой»; «Тьма щелкнула и превратилась в ослепительный день»; «Набравшись сил после сытного обеда, гремел он, подобно древнему пророку, и голова его сверкала серебром»; «Филипп Филиппович оседлал нос пенсне поверх очков», «Преступление созрело и упало, как камень», «гибель уже караулила его, и рок стоял у него за плечами», «Шариков сам пригласил свою смерть», «Гробовое молчание застыло в приемной, как желе».
Отличительной особенностью книги является юмористическая легкость. Шикарными сатирическими приемами пронизан буквально весь текст. «Пес не вынес кошек и гавкнул так, что субъект подпрыгнул». — Ай! — Я тебя выдеру! Не бойтесь, он не кусается. «Я не кусаюсь?..» — удивился пес. Да и чего стоит только один знаменитый диалог Филиппа Филипповича с представителями Управдома.
Среди шероховатостей повествования можно отметить разве что чрезмерная тяга Булгакова к формату пьесы, что можно наблюдать в избыточных сокращениях.
«— Жалеете по полтиннику?
— Нет.
— Так почему же?
— Не хочу.
Помолчали.»
...
«— Не сметь Зину называть Зинкой! Понятно?
Молчание.
— Понятно, я вас спрашиваю?
— Понятно.»
Впрочем, все эти замечания, конечно же, из области желания совершенствования великолепного произведения до уровня абсолютной перфекции.
Возвращаясь к общему обзору содержания произведения, следует еще раз подчеркнуть. Именно в этой книге Булгаков недвусмысленно высказывает свое отношение к происходившим в начале века в России событиям — «Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития они ни стояли. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они напрасно думают, что террор им поможет. Нет-с, нет-с, не поможет, какой бы он ни был: белый, красный или даже коричневый!»
Еще сильнее критика кровавого режима большевиков будет проступать в третьей главе, в невероятно эмоциональном диалоге о калошах — «Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд Калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через черный двор? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?» И, конечно же, апофеозом критики режима выступает самая резкая фраза книги, вложенная Булгаковым в уста профессора Преображенского — «Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! Что вы подразумеваете под этим словом? — яростно спросил Филипп Филиппович у несчастной картонной утки, висящей кверху ногами рядом с буфетом, и сам же ответил за нее. — Это вот что: если я, вместо того чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха! Если я, ходя в уборную, начну, извините меня за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной получится разруха. Следовательно, разруха сидит не в клозетах, а в головах! Значит, когда эти баритоны кричат: «Бей разруху!», я смеюсь. (Лицо Филиппа Филипповича перекосило так, что тяпнутый открыл рот.) Клянусь вам, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот когда он вылупит из себя мировую революцию».
Чтобы написать такое и тем более попытаться издать было подобно хождению по лезвию бритвы. И Булгаков не побоялся это сделать. На чтении рукописи повести Булгаковым во время собрания литераторов в Газетном переулке присутствовал агент ОГПУ. Позже он так охарактеризовал произведение: «такие вещи, прочитанные в самом блестящем московском литературном кружке, намного опаснее бесполезно-безвредных выступлений литераторов 101-го сорта на заседаниях «Всероссийского Союза Поэтов».» Судьба повести к этому моменту была уже решена. Булгаков перешагнул черту. Первая редакция «Собачьего сердца» и вовсе содержала практически открытые намеки на ряд политических фигур того времени, в частности на советского полпреда в Лондоне Христиана Раковского. Позже Булгаков все же решил уменьшить остроту политической составляющей, однако это все равно не спасло произведение от запрещения цензуры.
Всего девять глав и эпилог, но для меня «Собачье сердце», без всякого сомнения, одно из лучших произведений Булгакова. Как я определяю хороша ли книга? Все просто. Если это так, читать ее хочется несколько раз. «Собачье сердце» я прочитал за мою жизнь раз шесть. И каждый раз с большим удовольствием.
К сожалению именно эта повесть и является началом конца творческого пути Булгакова. Возможно, эта работа так истощила его, как писателя, что следующее большое произведение в прозе им будет завершено лишь через 11 лет. А еще через 4 года после этого жизнь писателя неожиданно оборвется.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |