Вернуться к А.Ф. Петренко. Сатирическая проза М.А. Булгакова 1920-х годов: поэтика комического

Выводы

Сатирическая проза М.А. Булгакова образует некое единство, которое прослеживается как на идейно-тематическом, так и на художественном уровне. Важною роль при этом играют основополагающие принципы сатирической поэтики писателя.

Рассказы и фельетоны М. Булгакова, написанные им в 1920-е годы, сразу выделились — на фоне подобных произведении других авторов — своей обостренной философичностью и резкой, порой саркастически-язвительной насмешкой. Необходимо отметить высокую степень беллетризации факта в фельетонах сатирика. По сути дела, булгаковский фельетон имеет довольно расплывчатые жанровые формы и не всегда может быть четко отграничен, скажем, от сатирического рассказа.

Задача Булгакова — сломать привычное восприятие, дать материал в новом, ошеломляющем повороте и тем привлечь внимание к его сути. Чрезвычайно важную роль при этом играет искусство комедийного сюжетосложения. Особенно нужно отмстить драматургическую структуру многих фельетонов писателя, роль диалога.

В фельетонах ярко проявляется такая свойственная творчеству Булгакова черта, как калейдоскопичность, динамизм действия, быстрое чередование героев и ситуации. Это позволяет автору передать ощущение хаоса, абсурдности, несуразности жизни в целом. Часто такая калейдоскопичность приводит к путанице (лат. «qui pro quo»).

Булгаков нередко использовал сюжет-анекдот в основе которого лежало какое-нибудь казусное происшествие. Писатель отбирал анекдотичные ситуации не просто для того, чтобы посмеяться над незадачливым героем, но прежде всего для показа жизненного абсурда и создания картины деформированной российской действительности.

Одним из ведущих в сатире Булгакова является мотив «внешнего знака» (приоритет формального аспекта человеческой деятельности перед сущностным). В поэтике комического это воплощается в виде противоречия между формой и содержанием. Форма, оболочка, «внешний знак» не просто опережают содержание, но нередко и замещают, подменяют его собой. Знаковая функция отдельных «внешних» черт человека (одежда, документы, должность, имя и т. д.) доминирует в современном Булгакову обществе, умаляя ценность личностных качеств индивидуума. Писатель отмечает, что бюрократам гораздо важнее наружная, формальная, показная сторона любого человека или явления.

Комические ситуации в «малой прозе» Булгакова в большинстве своем основаны на принципах реалистического письма, однако они могуч быть и фантастическими, гротескными. Фантастика, мистика играют важнейшую роль в творчестве М. Булгакова, являются характернейшей чертой его поэтики.

Во многих случаях мы имеем основание говорить о «гротескном отсвете», о «мистическом звучании» произведения. Сатирик подчеркивает необычность, странность, абсурдность, необъяснимость описываемых явлении, отсутствие мотивировок событий. Так обнаруживались черты абсурда в фактическом материале, который, казалось, сам заставлял предположить невероятные мотивы и результаты действий и ситуаций.

Булгаков в своей сатире делает акцент на отсутствии у людей культуры, знаний и необходимых профессиональных качеств. Писатель рассматривает проблему «человека не на своем месте».

В большой группе комических персонажей, вызывающих смех от несоответствия личностных качеств и занимаемой должности, можно выделить разряд героев, объединенных маской «шарлатанства» (с разновидностями лекаря-шарлатана и ученого-шарлатана). Субъектом и объектом сатирического разоблачения выступают у Булгакова авантюристы и мошенники. Еще одну группу комических персонажей образуют подхалимы и карьеристы, нэпманы и приспособленцы всех мастей, неоднозначное отношение к которым со стороны сатирика обусловлено резко критической оценкой социальных факторов, стимулировавших активизацию данного типа людей в современном писателю обществе.

Наконец, важную группу составляют комические персонажи — выходцы из «низов», олицетворяющие простой народ. «Маленький человек» вызывает у Булгакова сочувствие. Но при этом писатель далек от идеализации «масс». Он высмеивает неразвитость, бескультурье, отсталость людей, подчеркивая особую опасность агрессивного невежества, когда оно обретает хотя бы минимальную власть.

Еще одна важная черта булгаковского таланта — склонность к иронии и самоиронии. Ирония делала насмешку писателя более тонкой, уводя повествование от схематичного и прямолинейного бичевания порока.

М. Булгаков использовал фарсовые элементы для создания карнавальной атмосферы «веселой вольности», временного освобождения от господствующей правды и существующего строя, временной отмены всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов. В его фельетонах карнавализация становится одним из способов остранения темы «сигнала с места», дает волю разыграться потенциям содержания, заложенным в документальном материале, что приводит к масштабным сатирическим обобщениям.

Вместе с тем Булгаков как писатель нового времени не только следует карнавальной традиции, но и отступает от нее. Поэтому фарсовые мотивы, образы, сцены переосмысливаются, усложняются. Усиливается трагизм, который просвечивает сквозь фарс. Все это зачастую наполняется социальным звучанием и ведет к постановке философских проблем.

В повести «Дьяволиада» мы имеем дело с мистическим гротеском особого рода, вскрывающим мистику социального бытия. Комическое здесь является важнейшей и неотъемлемой гранью ирреального. Хотя все изображенные в повести события имеют вполне реалистическую мотивировку, а последующие фантастические картины объясняются сумасшествием героя, у читателя остается ощущение неестественности, непрочности бытия, иллюзорности окружающего мира, его кричащей, многократно усиленной булгаковским гротеском дисгармонии. В произведении перекликаются черты остросатирического реалистического гротеска и гротеска модернистского, продолжающего линию романтизма.

Булгаков, совмещая две разновекторные силы — мистику и комедийность, — создает парадоксальную жанрово-стилевую модель «трагического гротеска», где фарсовые сцены имеют трагический подтекст, а трагические события протекают комедийно, не переставая тем не менее оставаться трагическими. И комическое при этом выполняет важнейшую функцию смягчения трагического ощущения бытия, освобождения от страха и безнадежности.

С темой сумасшествия в «Дьяволиаде» тесно связан мотив «двойничества», зеркальности. Удвоение, порождающее двусмысленность, — характерная особенность поэтического мира сатирика. Тема двойничества здесь вполне традиционно для русской литературы связана с темой судьбы, роковой предопределенности жизни, потерей собственного «Я». Определяющую роль начинают играть документы, а не сам человек. В «Дьяволиаде» заявлен один из постоянных лейтмотивов творчества писателя: мистическая власть бумаги над человеком, над реальностью. Это является ярким выражением общего мотива «внешнего знака», при котором форма господствует над содержанием. Кроме того, в «Дьяволиаде» с наибольшей силой воплотился мотив «механичности», «кукольности», характерный для гротеска вообще и для сатирической поэтики булгаковских произведений в частности.

В «Роковых яйцах» можно выделить несколько взаимосвязанных смысловых пластов. На поверхностном уровне восприятия — авантюрно-приключенческий, фантастический сюжет. Следующий смысловой пласт повести — сатирический. При этом смех имеет как узкопрактический (по поводу конкретных реалии эпохи), так и обобщенно-аллегорический характер. Здесь мы имеем дело с гротеском-предположением. В «Дьяволиаде» фантастическое является следствием определенных психологических качеств героя. В «Роковых яйцах» — это условие, исходная установка действия. Повесть представляет собой, по существу, антиутопию, в которую автор ввел памфлетно-пародийное начало. Аналогичную структуру имеет и повесть «Собачье сердце».

Грозное предостережение в повестях «Роковые яйца» и «Собачье сердце», как и свойственно искусству гротеска, может быть истолковано и более широко, в нравственно-философском ключе: люди науки ответственны перед человечеством за свои изобретения; научные эксперименты следует строго соотносить с законами природы. Наконец, просматривается здесь и общая идея рока, судьбы: человеку не дано предугадать последствия своих поступков, спланировать свою жизнь. Есть в этом мире нечто, опрокидывающее все расчеты.

Тема ответственности науки перед людьми, проблема несоответствия искусственной теории и «живой жизни», рассмотренные Булгаковым в «Роковых яйцах», переведены в «Собачьем сердце» в плоскость пародийного воплощения идеи «нового человека». Сатирическая параллель «Швондер — Шариков» обретает в повести Булгакова особую значимость: союз пробудившихся темных инстинктов с искусственной теорией может погубить цивилизованный мир.

Во всех трех сатирических повестях Булгакова 1920-х годов действует словно один и тот же образ, человеческий тип, враждебный автору, грозящий социальной опасностью. Но сатира уступает место юмору, когда речь идет и героях-интеллигентах, терпящих притеснения со стороны «активистов». Так, например, применительно к образу Персикова есть основания говорить об использовании форм комического, которые связаны с юродивыми и юродством. Улыбку в этом случае вызывают явления достойные и в нравственном смысле значительные.

Обращает на себя внимание тот факт, что иронические характеристики героев многоаспектны и противоречивы. Амбивалентность проявляется и в постоянном снижении, травестировании всего торжественно-высокопарного. Булгаков ироничен по отношению к любому преклонению, восторженному почитанию.

Важным средством выражения комического в сатирико-юмористической прозе Булгакова 1920-х годов являются языковые формы комизма. Писатель мастерски использует сочетание стилистически разнородной лексики («совмещение штанов»), несоответствие стиля речи и обстановки, в которой она произносится, несоответствие содержания и формы выражения. Сатирик пародирует стиль лозунгов, документов, газетных заметок. При этом бросается в глаза обилие канцеляризмов, используются громоздкие грамматические конструкции, создающие эффект комического абсурда.

Широко использует Булгаков в комических целях метонимию и гротескные сравнения. В них снижение происходит за счет передвижения персонажей в ряд животных и неодушевленных предметов. Параллельно с фантастическими метаморфозами сюжета (или помимо этого) происходит «комическое сдвижение лексических планов» (Ю. Манн), развит не гротескных мотивов на уровне стиля.

Разнообразные приемы комического в языке булгаковских произведений способствуют созданию гротескной картины действительности, помигают передать ироничное отношение автора к изображаемому, а также являются средством характеристики распространенного после революции неразвитого типа мышления.