Выводы

Подводя краткие итоги, мы можем сделать вывод о сложности и противоречивости существующих в мировой науке взглядов на проблему комического. Вслед за Ю. Боревым мы понимаем комическое как общественно значимое жизненное противоречие, которое в искусстве является объектом особой эмоционально насыщенной эстетической критики — осмеяния.

В соответствии с природой объекта, с одной стороны, и целями субъекта — с другой, комическое с давних пор подразделялось на два основных вида — юмор и сатиру. Граница между юмором и сатирой подвижна и расплывчата. Фактически разделение комедийных эффектов на юмористические и сатирические призвано оценить тенденцию образа в соотнесении его с идеалом по шкале большего или меньшего его соответствия идеалу. С этой точки зрения юмор и сатира представляют собой некое выражение мировоззренческой позиции писателя, а ирония, пародия, острота и другие аналогичные художественные явления — реализацию его творческой установки.

Комедийный образ принципиально отличается от многих «серьезных» образов. В структурном плане это проявляется в преднамеренном нарушении объективных пропорций предмета сатирической или юмористической критики, ломкой его реальных контуров. Поэтому в поэтике комического очень важную роль играют такие приемы и средства, связанные с преувеличением, заострением, как гипербола и гротеск. Несмотря на аномальный, неестественный характер, гротескный мир существенно важен для вскрытия реальных противоречий действительности. В силу этого гротеск всегда двупланов, а восприятие его двойственно: то, что на первый взгляд могло показаться случайным, произвольным, на самом деле оказывается глубоко закономерным.

Рассматривая общие функции смеха в литературе, мы обращаем внимание на то, что комическое не противостоит трагическому. В определенной степени смех противостоит серьезному, так как серьезность в официальной культуре авторитарна, сочетается с насилием, запретами, ограничениями. В такой серьезности всегда есть элемент страха и устрашения. Смех, напротив, предполагает преодоление страха. Однако настоящий смех, амбивалентный и универсальный, не отрицает серьезности, а очищает и восполняет ее. Очищает от догматизма, окостенелости, фанатизма, от элементов страха или устрашения. Смех не дает серьезности застыть в своем развитии, он восстанавливает незавершимую целостность бытия [см.: 10, с. 137]. Смех обнаруживает правду, освобождает реальность от покровов этикета, церемониальности, искусственного неравенства. Отметим и такую важную особенность смеха, как создание сферы утопической свободы.

Эстетическая природа сатиры как вида комического сложна и противоречива. Очевидно, что сатира определяет специфику многих жанров: басни, эпиграммы, памфлета, фельетона, комедии и может быть исследована лишь с учетом комплексного подхода, в совокупности жанров и видов, исходя из того, что жанровая форма (как содержательно-формальная целостность) неразрывными узами связана с тематикой произведений и чертами миросозерцания их авторов.

В XX веке, как мы можем наблюдать иерархически возвышаются по преимуществу жанры новые (или принципиально обновленные) в противовес тем, которые были авторитетны в предшествующую эпоху. Так, в 1920-е годы центр внимания литературной и окололитературной среды сместился с социально-психологического романа и традиционно-высокой лирики на пародийные и сатирические жанры, а также на прозу авантюрного характера.

20-е годы нашего века отличаются бурным развитием юмористики, сатиры, а также повышенным интересом к острым комическим средствам выразительности (сатирическая фантастика, гротеск, абсурд). Такой расцвет комической литературы в самых различных ее формах объяснялся возникновением новых объектов, подлежащих осмеянию, а также некоторым раскрепощением духовной жизни страны в эти годы.

Всплеск интереса к сатире и юмору сопровождается жанровым многообразием: это и стихотворные жанры (басня, эпиграмма, пародия), и драматические (комедия, трагикомедия, фарс и т. п.), и прозаические (от фельетона, памфлета и рассказа до романа).

Разные по талантливости и глубине, по стилю, предмету и характеру комического, сатирико-юмористические произведения той поры создали особый смеховой мир в литературе 1920-х годов. Писателей тревожит бюрократизация общества, подмена «живой жизни» мертвыми лозунгами и теориями, обезличенность человека в коллективе, бестолковость обывателей и внутренняя пустота руководителей различных рангов.

Ощущение возрастающей абсурдности, хаоса жизни стимулировало развитие сатирико-гротескной линии, использование фантастики, мистики в комических целях (особенно заметна эта тенденция в творчестве Е. Замятина, М. Булгакова, А. Платонова, «обэриутов»). Сочетание гротеска, абсурда, ужаса и мистически-необъяснимого у этих авторов проявляется по-разному, в соответствии с их индивидуальным видением мира, своеобразием поэтики каждого писателя. Но объединяет их произведения присутствие (в той или иной степени) комического начала, «приземляющего» мистику, смягчающего трагизм, способствующего радостному преодолению ужаса. Комическое даже в редуцированном виде приводит к переосмыслению изображаемых событий, переоценке привычных взглядов, выявлению более тесных связей произведения с реальностью, с эпохой.

Курс на построение «рая на земле» — коммунистического общества — побуждает наших писателей обратиться к антиутопии. Эта линия была реализована прежде всего в романе Е. Замятина «Мы», а затем продолжена в произведениях М. Булгакова и А. Платонова. Элементы антиутопии можно наблюдать и в творчестве других отечественных сатириков 1920-х годов.

Сатира в произведениях Михаила Булгакова в полной мере отвечала своему высокому назначению. Его фельетоны и повести в идейно-тематическом и художественном плане коррелируют с произведениями ряда сатириков и юмористов тех лет. Многочисленные точки соприкосновения объясняются общими социальными, политическими, идеологическими условиями, рожденными послеоктябрьской эпохой, а также взаимовлиянием и взаимопроникновением содержательных и структурных элементов комического в произведениях различных авторов. Зачастую между этими авторами возникал своеобразный «заочный» диалог, порою переходящий в острую полемику (как, предположим, между Булгаковым и Маяковским). Сходный материал мог служить для разных, порой диаметрально противоположных оценок. Но в любом случае такие диалоги были плодотворными, так как означали взаимообогащение, включение творчества каждого из писателей в общелитературный процесс.

Нельзя забывать, что развитие комического в литературе 1920-х годов было тесно связано с особенностями литературного процесса той эпохи, с политикой государства в области культуры, с проблемой взаимоотношений власти и художника. С точки зрения официальной идеологии юмористическая и сатирическая проза была вещью сомнительной и даже опасной. После дискуссий о сатире 1923—1925 и 1929—1931 годов она стала в нашей стране практически невозможной. В результате такого подхода сатирико-юмористическая линия в отечественной литературе к концу 1920-х годов стала ослабевать, но все же в значительной степени сохранила свое влияние на последующее творчество писателей XX века.