Структуру романа «Мастер и Маргарита» не описать без таких понятий, как «образ» и «эстетическая форма», их «структура», «дедуктивный метод анализа», «гипотеза», «постулат», «относительность», «факт».
Альфред Барков
...В тех случаях, когда критерии стабильны, они могут быть использованы как фактологические для определения значения ценностных понятий.
Уильям Фулфорд1
Такое утверждение доктора философии Оксфордского Университета носит общий характер и полностью согласуется с требованиями к методологии научного исследования, а именно:
— исчисление считается непротиворечивым, если в нем невыводим никакой результат, обратный выведенному. Полнота исчисления считается выполненной, когда:
1) в нем выводима всякая формула, выражающая верное утверждение в этой области;
2) для всякого утверждения, формулируемого в данном исчислении, имеется либо его доказательство, либо опровержение.
Как можно видеть, в этой формулировке заключены весьма жесткие требования к конечному результату исследования; при этом какие-либо оговорки, связанные с относительностью параметров, отсутствуют.
При формулировании методики исследования применительно к требованиям теории литературы основная трудность заключается в необходимости разработки системы построений, исключающей незавершенность выводов вследствие неизбежности привлечения к построениям ценностных категорий. Признание невозможности разработки такой методики означало бы фактически сведение литературоведения к публицистике с ее сугубо метафорическими методами описания и в конечном счете к отрицанию его связи с наукой вообще.
Представляется, что процесс научных филологических построений и этика исследования требуют выполнения следующих условий:
— строгое соблюдение требований дедуктивного метода анализа (в тех случаях, когда это необходимо); отказ от аргументирования категориями иррационального свойства;
— поскольку базовая гипотеза представляет собой формулировку предполагаемого конечного вывода, который должен обладать фактологическими свойствами, она должна обладать такими же свойствами;
— отсюда следует вывод, что единственным звеном в силлогической цепи построений, обладающим ценностной окраской, может быть только постулат;
— постулат должен быть четко сформулирован и достаточно обоснован, не должен допускать двояких толкований; в случае, если его использование в цепи построений приведет к получению результата, обладающего объяснительно-предсказательными качествами и отвечающего требованиям непротиворечивости, его можно использовать в другой цепи построений уже как факт; если полученный результат не обладает такими характеристиками, постулат следует признать ошибочным и повторить все исследование с привлечением другого;
— к каждому построению можно привлекать только один постулат с одной ценностной посылкой; исходя из философской природы ценностных категорий, наличие двух и более таких посылок в рамках одной силлогической цепи приведет к их диалектическому взаимодействию и появлению еще на стадии постановки задачи ложной эстетической формы (образа), предопределяющей конечный результат и лишающей исследование всякого смысла;
— в случае необходимости использования нескольких ценностных понятий исследование должно быть разбито на несколько этапов с привлечением на каждом из них только одного постулата; при этом каждый этап должен отвечать всем требованиям, предъявляемым к завершенным построениям, заложенный в его основу постулат может вводиться во все последующие этапы в качестве аксиомы; при этом он не утрачивает приобретенных фактологических свойств, поскольку сфера его действия ограничивается рамками базовой гипотезы, единой для всех этапов исследования.
Анализ содержания работ булгаковедов свидетельствует, что подавляющее большинство из них характеризуется наличием следующих методологических ошибок:
— аргументирование понятиями иррационального характера;
— обилие аргументов типа «по нашему мнению», что фактически представляет собой привнесение в исследование личностных, субъективных моментов, исключающих возможность получения выводов с фактологической структурой;
— аргументирование посылками типа «не исключено», «следует полагать», «очевидно» и т. п., не имеющими финитной структуры и привносящими в исследование элементы волюнтаризма;
— оперирование как установленными фактами ссылками на результаты других работ с такой методикой построений;
— в редких случаях ссылок на научные теории (например, М.М. Бахтина) имеет место искажение сути этих теорий и подмена понятий;
— отсутствие четко сформулированной задачи (конечной цели исследования), произвольная подмена функций составных элементов построения; например, один из основных выводов докторской диссертации Б.В. Соколова формулируется следующим образом: «Можно считать доказанным, что выявление литературных источников является важной частью изучения творческой истории произведения». По своей структуре это утверждение является не подлежащей доказательству аксиомой, которая может использоваться в качестве аргумента в любом построении, но не являться целью научного исследования, тем более на уровне докторской диссертации;
— отсутствие четкого обоснования постулатов и каких-либо упоминаний об этих объектах вообще (постулат должен обосновываться, а доказательством правильности его выбора служат критерии завершенности исследования — его непротиворечивости и объяснительно-предсказательных свойств).
Вместе с тем, практически во всех исследованиях, посвященных исследованию структуры романа «Мастер и Маргарита», одновременно присутствуют в той или иной форме три постулата с отчетливо выраженной этической (относительной) составляющей:
а) допущение на уровне установленного факта, что прототипом образ Мастера является сам автор романа, а Маргариты — его третья жена Е.С. Булгакова;
б) вопреки общеизвестным фактам из истории русской литературы, безусловное признание позитивного характера этического понятия «мастер», тем более что за годы Советской власти этому понятию был придан одиозный смысл;
в) априорное допущение о признании Булгаковым Советской власти; хотя в последние годы отношение общества к этой власти изменилось, а также несмотря на то, что получены документальные данные о резко негативном отношении Булгакова к этой власти, аргументирование выводами работ советского периода, основанных на этом постулате, продолжают иметь место.
Использование таких постулатов приводит к обратной последовательности процесса эстетической оценки: эти постулаты, каждый из которых является незавершенным построением, уже на стадии постановки задачи вступают между собой в диалектическое взаимодействие, продукт которого по своей структуре является образом, а по содержанию — ложной, заранее задаваемой эстетической формой всего произведения, возникшей не из оценки содержащихся в романе фактов, а из идеологизированных, т. е. заведомо предвзятых представлений исследователей об этических аспектах биографического плана. Поскольку такая эстетическая форма появляется в самом начале исследования, авторская акцентуализация повлиять на результат научного исследования уже никак не может, и такое исследование заведомо теряет всякий смысл. Фактически эта ложная эстетическая форма предопределяет как тенденциозный характер интерпретации содержащихся в тексте романа одних фактов, так и вынужденное игнорирование других.
По своей сути, используемый в булгаковедении подход описывается понятием об импрессивной эстетике (определение М.М. Бахтина), формализма, при котором утрачивается содержание образов в том виде, как они замышлялись Булгаковым. При этом заданность конечного результата носит псевдообъективный характер: с одной стороны, образование ложной эстетической формы неизбежно, поскольку оно происходит в соответствии с объективными диалектическими законами, независимо от воли исследователя; с другой стороны, сам этот процесс вызван причинами сугубо субъективного характера, такими как некритическое отношение к использованию этических постулатов, придание собственному субъективному восприятию приоритета перед фактами, отсутствие надежных исследовательских методик.
Осуществить сравнение результатов работ, посвященных поэтике романа «Мастер и Маргарита», с привлечением критериев непротиворечивости и объяснительно-предсказательных свойств не представляется возможным вследствие отсутствия в них таких свойств: практически нет ни одного исследования, выводы которого не противоречили бы реалиям романа — то есть, содержащимся в нем фактам. Невозможно также подвергнуть сравнительному анализу примененные их авторами методики, поскольку таковые как целостные системы построений также отсутствуют.
Изложенное как в своей совокупности, так и в отдельных своих частях исключает возможность рассмотрения таких работ как относящихся к сфере науки; по своей структуре они являются публицистическими произведениями и с точки зрения научной методологии могут рассматриваться лишь как недоказанные гипотезы, с отнесением их к сфере литературной критики.
Из содержания моей предыдущей книги можно видеть, что в основу исследования был заложен единственный постулат, который можно свести к следующей формулировке: «Понятие «мастер», ключевое в акцентуализации этической составляющей образов романа, используется автором в негативном значении»; его обоснованию посвящена целая глава, поэтому вместо повторения ранее изложенного есть смысл дополнить его следующими соображениями.
Поскольку, по-Бахтину, процесс эстетического восприятия есть процесс оценки познавательной и этической составляющих образов в их диалектической совокупности, то для такой оценки необходима начальная этическая точка отсчета, которая должна задаваться постулатом. Принятый постулат предполагает (в качестве гипотезы!) определенное отношение Булгакова к герою своего романа и непосредственно участвует в формировании его образа в сознании читателя. Этот образ по диалектическим законам вступает во взаимодействие с другими образами романа, всякий раз привнося в эстетическую форму всех последующих уровней соответствующую этическую тональность; в результате этого постулат принимает участие в формировании окончательной эстетической формы всего романа, входя в нее через совокупность образов.
За основу данного постулата принят результат анализа процесса формирования понятия «мастер» применительно к литературному творческому процессу в условиях России. Впервые вопрос о «мастерстве» в прямой форме был поставлен «шестидесятниками» В.А. Зайцевым и Д.И.
Писаревым: «Пора понять, что всякий ремесленник настолько же полезнее любого поэта, насколько положительное число, как бы ни было оно мало, больше нуля»2; «То известное латинское изречение, что оратором можно сделаться, а поэтом надо родиться, оказывается чисто нелепостью. Поэтом можно сделаться, точно так же как можно сделаться адвокатом, сапожником или часовщиком. Стихотворец или вообще беллетрист, или, еще шире, вообще художник — такой же точно ремесленник, как и все остальные ремесленники»3. Приведенные высказывания — факты истории отечественной литературы, и их нельзя сбрасывать со счетов при определении позиции Булгакова. Тем более что споры по этому вопросу начались не с Зайцева и Писарева, а еще с Пушкина и Грибоедова, которым эти два публициста фактически оппонировали.
Уже в нашем веке, в период перехода от символизма к акмеизму, возникла острая дискуссия о противопоставлении творческому началу понятия о мастерстве как техническом совершенстве, более необходимом для создания литературных произведений (Н.С. Гумилев)4. В условиях, когда ценностные приоритеты признаются за личностью, отношение к вопросам подобного рода является исключительно делом внутренних убеждений каждого (поскольку противопоставлявшиеся категории являются этическими, их диалектическое взаимодействие носит объективный характер; то есть, творческое начало неизбежно проявит себя независимо от рациональной воли даже того поэта, который отдает предпочтение техническому мастерству, что наглядно высвечивается при сопоставлении содержания высказываний по этому вопросу Маяковского и Горького с фактическим содержанием их художественных произведений). Однако тоталитарное государство с его жесткой регламентацией всех сфер деятельности человека создает организационные и идеологические институты, в рамках которых должна функционировать личность. Организующей структурой стал Союз Советских Писателей, а роль идеологической базы играли постановление ЦК ВКП(б) от 1932 года и концепция социалистического реализма, в рамках которой осуществлялась целенаправленная кампания по внедрению понятия «мастер» в версии Луначарского («мастер = вождь»), взявшего на вооружение и извратившего концепцию Н.С. Гумилева. Это способствовало созданию идеологической базы для поточного «производства» на классовой основе писательских кадров, которые должны были заниматься «производством» литературной продукции нужного режиму характера. Нормативное культивирование этой версии за счет подавления комплементарной ей концепции о главенстве творческого начала (мастерство поддается регламентации, а понятию о творчестве имманентно условие свободы) позволило государству надежно управлять литературным процессом и духовной жизнью народа.
После выхода в свет предыдущей книги поступили отзывы, авторы которых расценили набор приведенных в ней фактов как безусловное доказательство характера понятия «мастер» применительно к содержанию романа Булгакова. Действительно, в практике булгаковедения принято считать доказательством гораздо меньшие по объему и менее убедительные сочетания фактов. Хотя приведенный набор можно значительно расширить (в данном случае, на стадии обоснования постулата, в этом нет необходимости), все же следует отметить, что в любом случае его нельзя расценивать как строгое рациональное доказательство, поскольку ценностный характер самого понятия (его сугубо относительная природа) исключает возможность его непосредственного доказательства «внутри самого себя». Кроме этого, приведенные факты сами по себе не могут быть выстроены в силлогическую цепь и дать однозначный вывод, обладающий фактологической структурой; их набор, каким бы объемным и впечатляющим ни был, в совокупности представляет собой не более чем индуктивность, которая ни в коем случае не может обеспечить фактологическую структуру конечного вывода. В данном случае приведенного мною обильного набора относящихся к понятию «мастер» аргументов отчетливо видно, что основанное на индукции суждение, которому придана форма постулата, в качестве такового пока еще не опровергает противоположного суждения — о позитивном характере значения понятия «мастер»; следовательно, оно не обладает свойствами факта, а поэтому приведенную аргументацию следует отнести лишь к разряду обоснований, но не строгих доказательств. В принципе, иначе быть и не может — сам по себе постулат не является доказательством; он подлежит доказательству в силлогической цепи с последующей проверкой на непротиворечивость и наличие объяснительно-предсказательных свойств. Поскольку такая операция на стадии подготовки «Альтернативного прочтения» 1994 года проделана не была, мне остается только выразить благодарность за положительную оценку, но ни в коем случае не согласиться с ней. Именно неудовлетворенность результатом доказательства в силу его индуктивного свойства и побудила меня заняться разработкой строгого, научно обоснованного аппарата исследования.
С точки зрения научного метода сформулированному в виде постулата утверждению на период исследования должен быть придан статус аксиомы (то есть, применяется широко распространенный в дедуктивном методе доказательства прием «допустим, что это так — проверим, что из этого выйдет»); это позволяет соблюсти требование финитности и включить постулат в силлогическую цепь построений. Отсутствие в рассуждениях других элементов с аналогичной незавершенной структурой исключает их взаимодействие, которое неизбежно разрушило бы цепь доказательства. Принятое в качестве постулата суждение можно будет считать доказанным только в том случае, если полученные на его основе выводы придадут гипотезе свойства теории, отвечающей приведенным выше критериям. Границы, в которых содержание доказанного постулата будет сохранять свойства факта, определяются условиями доказанной на его основе гипотезы; то есть, принятое в качестве постулата этическое понятие все же является относительным, но его относительность приобретает качественно иную философскую структуру — только ограничивающую сферу его применения рамками теории (доказанной гипотезы), но уже не исключающую, как это имеет место до его проверки описанным способом, самой возможности его использования в качестве факта.
Таким образом, доказательство какого-то относительного понятия непосредственно дедуктивным методом все равно не имеет места; оно осуществляется опосредованным путем через строгое доказательство гипотезы и может считаться финитным только в ее рамках. Это обстоятельство также диктует необходимость формулирования гипотез исключительно с привлечением финитных структур.
При использовании общепринятого в булгаковедении постулата с позитивным значением понятия «мастер» задача не решается на фактологическом уровне ни в целом, ни в частностях; ни в одном из рассмотренных исследований непротиворечивый результат, обладающий объяснительно-предсказательными свойствами, не получен. Последующая проверка двух других постулатов, присутствующих в том или ином виде в исследованиях булгаковедов (отождествление автора романа с образом Мастера и его положительное отношение к Советской власти), не потребовалась по двум причинам:
а) содержание принятого постулата уже с момента его формулирования исключило возможность принятия двух остальных утверждений как противоречащих ему по своей сути;
б) при использовании данного постулата логика исследования привела к появлению двух указанных суждений в завершающих выводах уже в виде фактов, однако со смыслом, противоположным тому, какой в них закладывался исследователями романа (Булгаков — противник Советской власти; он не является прототипом образа Мастера, его третья жена не является прототипом образа Маргариты).
Примечания
1. Fulford, K.W.M.: Moral theory and medical practice. Cambridge, Cambridge University Press, 1990.
2. Подобные заявления Зайцев делал в 1863—65 гг.; приведенное высказывание содержится в его рецензии на «Историю французской литературы» Ю. Шмидта («Русское слово», 1864, кн. 3).
3. Писарев, Д.И. Пушкин и Белинский. Собр. соч. в 4-х томах, т. 3, с. 373. М., ГИХЛ, 1956.
4. Выражаю благодарность Н.В. Беляевой, (кафедра истории русской литературы Киевского госуниверситета), обратившей мое внимание на это обстоятельство.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |