Реальность, которую видят герои «Мастера и Маргариты» в своих снах, загадочна и неопределенна. Снов с четкими и связными сновидениями в романе всего шесть (три — Ивана Бездомного, один — Никанора Ивановича, один — Маргариты и один — Пилата), но все они совершенно разные и по форме, и по содержанию. Самый несложный — это сон Никанора Ивановича. Его можно условно назвать сном-переживанием. Ничего выдающегося в нем как будто нет и его можно охарактеризовать как причудливую интерпретацию подсознанием событий прошедшего дня. Однако и в таком сне, имеющем важность только для одного человека и только на некоторое время, можно заметить несколько очень странных моментов:
а) непонятно, почему Никанор Иванович увидел во сне артиста Савву Куролесова, о котором во весь предшествующий день скорее всего ни разу и не думал;
б) еще более странным выглядит тот факт, что Никанор Иванович, совершенно не знавший произведений Пушкина, умудрился воспроизвести во сне целый кусок из «Скупого рыцаря». Здесь уже напрашивается прямая аналогия с Иваном Бездомным, который после встречи с нечистой силой видит во сне совершенно неизвестные ему сцены из романа Мастера. При этом надо учитывать, что Бездомному было в какой-то степени легче, чем Босому, поскольку он поэт;
в) дьявольские белые повара, снующие среди «театралов» во сне Никанора Ивановича, да и сам зал для сдачи валюты поразительно напоминают кусочек из мира Воланда, точнее говоря — обстановку, обрисованную в главе «Великий бал у Сатаны». Но ведь совершенно очевидно, что Босой ничего об этом не знал!
Из всего сказанного следует, что воздействие нечистой силы на Никанора Ивановича было не только на уровне валютно-денежных операций — оно каким-то образом расширило сознание Босого, заставив его видеть совершенно удивительный сон.
Первый сон Ивана Бездомного, изложенный в главе «Казнь», также вызывает немало вопросов. Его можно охарактеризовать как сон-откровение, хотя при этом в нем и есть непонятные моменты:
а) Бездомный, даже прослушав рассказ Воланда, вряд ли вообразил себе именно такое продолжение романа, как у Мастера. Между тем на основании сюжета «Мастера и Маргариты» можно сделать вывод о том, что сон Ивана Николаевича в точности совпадает с написанным Мастером произведением. Следовательно, Воланд незримо продолжает оставаться с Бездомным, что подтверждают и ранние редакции романа, в которых дьявол является прямо в палату к поэту;
б) сон Бездомного как-то уж слишком прямолинеен: что он хотел узнать наяву, то во сне и увидел. А ведь на Патриарших прудах Бездомного поразил не только рассказ Воланда, но и сам Воланд, а поэтому во сне (если это нормальный сон, а не сон, запланированный некими потусторонними силами) Иван Николаевич должен был бы представить себе действия Воланда, то есть либо кошмарные вариации на тему его визита в Москву, либо его «инкогнито» в Ершалаиме. Но ни того, ни другого, однако, не происходит.
Из подобных рассуждений вполне возможно сделать вывод, что Бездомному продемонстрировали во сне продолжение романа Мастера и не более того.
Сон Маргариты — это типичный сон на собственную судьбу. При всей его видимой однозначности он тоже весьма не прост. Дело здесь заключается не только в том, что реальность, которую видит Маргарита, в точности соответствует будущему вечному покою. Интересно само толкование этого сна: «Сон этот может означать только одно из двух, — рассуждала сама с собой Маргарита Николаевна, — если он мертв и поманил меня, то это значит, что он приходил за мною, и я скоро умру. Это очень хорошо, потому что мучениям тогда настанет конец. Или он жив, тогда сон может означать одно, что он напоминает мне о себе!» [16, с. 630]. Казалось бы, события в романе развиваются по второму варианту, однако на всякий случай можно рассмотреть и первый, то есть предположить, что Мастер действительно умер своей смертью, а вслед за ним и Маргарита, однако нечистая сила по каким-то своим соображениям удержала их на этом свете. При всей фантастичности такой версии в романе есть некоторые моменты, которые ее подтверждают.
1. Само отравление любовников, которое совершил Азазелло, выглядит довольно подозрительно. Азазелло при своих возможностях для оживления Мастера и Маргариты мог сделать что угодно — ну хотя бы щелкнуть пальцами как Коровьев. Так нет же — он поит Мастера и Маргариту тем же вином, которым их и отравил. Может быть, вино вообще не было отравлено (или, во всяком случае, не являлось смертельным ядом), и вся эта сцена представляет собой не что иное, как хорошо разыгранный нечистой силой спектакль?
2. Воланд и Левий Матвей говорят о Мастере и Маргарите скорее как уже об умерших людях, а не живых. Со стороны Воланда это, конечно, в порядке вещей, но что касается Левия как представителя «ведомства» добра, то разговор в таком тоне должен был бы вызвать у него определенное неудобство. В самом деле, при всем своем всеведении Левий мог бы быть покорректнее по отношению к еще живым людям. Матвей же говорит следующее: «Он просит, чтобы ту, которая любила и страдала из-за него, вы взяли бы тоже» [Там же, с. 742]. Но почему это произносится в прошедшем времени? Разве Маргарита уже не любит и не страдает?
3. При условии, что Мастер и Маргарита умерли своей смертью, снимается весьма неудобный вопрос о роли «ведомства» добра в этом деле, неизбежно возникающий после прочтения главы об определении судьбы Мастера и Маргариты. Иешуа вовсе не отправляет Мастера и Маргариту на тот свет руками дьявола, как это может показаться — просто они уже мертвы!
Однако, с другой стороны, подобная версия имеет и слабые стороны.
1. При такой версии остается непонятным, зачем нечистая сила предоставляет возможность следователям заключить, что Мастер и Маргарита были именно похищены. Логичнее было бы оставить все как есть, то есть убедить сыщиков в том, что Маргарита умерла в своем особняке, а Мастер — в клинике. И кто бы тогда придал значение показаниям Николая Ивановича или Аннушки?
2. У высших сил, безусловно, свои критерии времени, жизни и смерти. Разговор Воланда и Матвея в этом отношении слишком многозначителен, чтобы по нему можно было делать выводы, подобные приведенному выше.
3. Эксперимент над живыми людьми гораздо полезнее для Воланда, поскольку, как уже говорилось, потусторонний мир больше зависит от земного, чем земной от потустороннего. Соответственно большее значение имеют мысли и чувства живых людей, а не тех, кто находится в потустороннем мире. Поэтому, если Воланд добивался отречения Мастера от своего романа, Мастер чисто физически должен был быть еще жив. Точно также и хозяйкой на балу у сатаны должна была быть живая женщина.
В литературной критике встречаются различные толкования смерти Мастера и Маргариты. В данном контексте можно, пожалуй, отметить статью В. Грушецкого «Как летала Маргарита?». В этой статье предлагается версия, в чем-то похожая на ту, что была рассмотрена выше. В частности, В. Грушецкий утверждает, что у человека есть три тела — физическое, астральное и ментальное. Физическое и астральное тела не являются вечными, вечно только ментальное. Действие в романе, по В. Грушецкому, происходит в обычном физическом мире до встречи в Александровском саду, а с этого момента астральное тело Маргариты действует независимо от физического — именно оно и отправляется на шабаш и присутствует на балу. Азазелло после бала действительно убивает Мастера и Маргариту. Убив астральные тела, Азазелло освобождает ментальные, подлинно вечные тела героев, которые одни только и могут принять предназначенный дар — вечный покой. Без связи с астральным телом прекращается жизнь и физического тела, то есть Маргарита умирает у себя в особняке, Мастер — в клинике [38]. Похожую идею высказывает и В.А. Минаков [90, с. 46].
В данном случае можно заметить, что вопрос об астральных телах слишком запутан и противоречив и не имеет бесспорного решения [36, с. 33]. Что же касается полетов на шабаш, то в специальной литературе существуют три основные версии, объясняющие данное явление: 1) удивительно правдоподобные галлюцинации под воздействием особой «летательной мази»; 2) полет астрального тела; 3) полет обычного физического тела [115, с. 234—243].
Если же судить непосредственно по тексту романа Булгакова, становится очевидным, что приведенная версия В. Грушецкого имеет ряд недостатков:
1) куда исчезла Наташа, раз уж она осталась в астральном теле? И почему никто не находил тел Варенухи и Николая Ивановича, пока они сами не вернулись обратно? И хотя данные персонажи претерпели в результате воздействия нечистой силы серьезные изменения, они совершали полеты по воздуху, так сказать, «целиком», да и вернувшись обратно, ни в какое физическое тело не воплощались (во всяком случае, описание событий, данное в романе, не позволяет сделать какие-либо другие выводы);
2) Могарыча нечистая сила выкидывает уж точно «целиком», равно как и Лиходеева, но тем не менее они тоже летают! Поэтому здесь скорее можно говорить о полете обычного физического тела, а не об астральных или ментальных телах;
3) фраза нянечки в клинике Стравинского в любом случае не согласовывается с эпилогом романа. Получается одно из двух: либо тело Мастера все же было обнаружено, либо это просто «штучки» Азазелло, который просматривал различные варианты развития событий.
Таким образом, любая попытка заглянуть «по ту сторону» способна завести в такие «черные дыры», где обычная человеческая логика уже не действует, и анализ сна Маргариты — прямое тому подтверждение.
Не лучше обстоит дело со вторым и третьим снами Ивана Бездомного. Один из них, как уже говорилось в параграфе про художественную реальность, напоминает собой самый настоящий кошмар, действие в котором «замкнуто» на бесконечность. Что же касается того сна, которым заканчивается роман, он весьма противоречив и вызывает много вопросов:
1) почему Бездомный видит во сне уже прощенного Пилата, а не само его прощение, что для духовного состояния поэта было бы куда важнее? Действительно, в первом своем сне он с поразительной точностью увидел продолжение романа Мастера, а вот во втором начинаются какие-то вариации, да еще с перемещением действующих лиц вверх и вниз по лунной дорожке;
2) создается впечатление, что Бездомный увидел даже больше того, что видели Мастер и Маргарита. Мастер, по сути, видел только лунную дорожку и бегущего по ней Пилата, причем «Нельзя было разобрать, плачет он или смеется и что он кричит» [16, с. 758]. А далее были только комментарии Воланда, из которых можно делать самые разные предположения, но в любом случае в прощение Пилата особо верить не стоит: в изложении Воланда оно не является абсолютно непреложным фактом. Точно также нельзя считать непреложным фактом и сон Бездомного, так как неясно, из какого «ведомства» этот сон ниспослан;
3) как отмечают некоторые критики, в результате прощения Пилата получается самый страшный союз на свете — союз жертвы со свои палачом [18, с. 14];
4) счастливый сон — если он действительно счастливый — часто не повторяется, а если и повторяется, то уж никак не после дозы наркотика.
Последний, шестой сон в романе Булгакова стоит несколько особняком. Это — сон Пилата, единственный в «ершалаимских» главах романа. К нему можно применить примерно те же замечания, что и ко второму сну Ивана Бездомного:
1) счастливый сон должен воодушевлять человека, какой бы ужасной ни была реальная действительность. С Пилатом этого не происходит;
2) фраза о том, что «казни не было», представляется неуместной, ведь сам Пилат такого сказать не может;
3) сомнительным является и утверждение о том, что Иешуа и Пилат всегда будут вместе, и если вспомнят одного — так вспомнят и другого. Здесь напрашивается вопрос: а кто такой, собственно, этот Пилат, чтобы ему постоянно быть вместе с Иешуа? И не нарушена ли здесь субординация? Правильнее было бы сказать: вспомнят Бога — вспомнят и дьявола;
4) непонятным представляется и то обстоятельство, почему люди вообще должны вспоминать Пилата в таком качестве, ведь о его истинной роли в этой истории никто ничего не знал да и не мог знать (по крайней мере, до появления романа Мастера). Но ведь и роман Мастера — это не истина в последней инстанции.
Таким образом, по поводу всех снов в романе можно сказать следующее: сны эти, по-видимому, имеют прямое отношение к «ведомству» Воланда. Они противоречивы по своей сути и вдобавок обладают некоторой навязчивостью, проявляющейся в отдельных деталях, будь то фраза о сдаче валюты, холм с тремя крестами или лунная дорожка.
Заканчивая рассмотрение данной реальности, следует упомянуть и еще один аспект. По мнению некоторых критиков, в творчестве Булгакова жизнь практически неотделима от сна [139, с. 84]. Наиболее четко это выразил Б. Соколов: «Пожар в романе уничтожил те дома, которые были порождены фантазией писателя, в том числе и Дом Грибоедова, позволяя считать все происшедшее сном, не оставившим никаких следов в реальной жизни» [124, с. 197]. На наш взгляд, роман Булгакова слишком сложен даже для самого выдающегося (пророческого) сна. Кроме того, подобная версия не позволяет сделать ни одного четкого вывода. Как отметил В. Розин, «Но почему, спрашивается, события, происходящие в квартире № 50, более фантастичны, чем Воскрешение Христа или его взаимоотношения с Пилатом? Может быть, и Воланд реально существовал для Михаила Булгакова, и все то, что происходило в романе, существовало реально, точно так же как реально существовало зло гражданской войны или идиотизм обывателей периода НЭПа» [116, с. 159; см. также: 69, с. 168].
Таким образом, в целом можно сделать вывод о том, что сны занимают важное место в «Мастере и Маргарите», но в то же время реальность сна не следует преувеличивать и «распространять» на весь роман.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |