Вернуться к М.Ю. Матвеев. Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»: литературное путешествие по страницам романа

1.2. Земная реальность

1.2.1. Событийно-индивидуальный ракурс: рациональность и иррациональность

Как справедливо отметил Л.Г. Ионин, люди, видя необыкновенное в своей жизни, объясняют это либо галлюцинациями, либо преступной деятельностью каких-либо вполне реальных личностей, либо кознями нечистой силы [51, с. 48]. Если разбирать по порядку каждое из этих предположений, получится следующее.

1. Галлюцинации — довольно удобный способ объяснить происходящие в романе события. Действительно, часть эпизодов (в том числе и встречу с неизвестным на Патриарших прудах) можно представить как галлюцинации Ивана Бездомного, а часть — как галлюцинации Маргариты, которая, будучи не в силах перенести разлуку с возлюбленным, решает принять яд, предварительно «проиграв» в голове свое воссоединение с Мастером при помощи нечистой силы [126, с. 133]. Такая версия вызывает некоторые возражения: а) ни Бездомный, ни Маргарита не могли воспроизвести столь сложные ситуации только при помощи своего воображения [54, с. 41]; б) сам Булгаков в эпилоге дает понять, что происшедшие события далеко не вписываются в рамки версии о галлюцинациях, и в Москве действительно «кто-то побывал»; в) самым принципиальным возражением может служить следующее: галлюцинация никогда не станет утверждать, что она именно таковой и является, как это делает кот Бегемот.

2. Версия официального следствия о преступной шайке чревовещателей и гипнотизеров также представляется довольно неосновательной. Прежде всего, такое дело с позиций «преступной шайки» обязательно должно было иметь выгоду либо в материальной сфере, либо в духовной, либо в сфере общественных отношений. На самом деле ни того, ни другого, ни третьего не происходит: Воланд и его свита материально не наживаются, слухи о нечистой силе с целью расшатывания идеологических устоев не поддерживают и не пытаются что-либо изменить в государственном устройстве.

Кроме того, если бы это действительно были гипнотизеры, они бы обязательно оставили неоспоримые доказательства своей силы и могущества. Самое же важное доказательство подобного рода — телеграммы из Ялты — Азазелло и Бегемот изымают, и в результате создается впечатление, что та сила, которая действовала в Москве, по каким-то причинам старалась спрятать концы в воду (свита Воланда «обставляет» свои дела так, что даже перестрелка с милицией выглядит как какой-то розыгрыш).

И, наконец, опровержение такой версии дается в самом тексте романа. Официальное следствие по делу Воланда не может взять в толк, зачем «гипнотизерам» потребовалось похищать из клиники Стравинского больного, именующего себя Мастером, да и похищение Маргариты с Наташей объясняется слишком упрощенно.

3. Версия о нечистой силе имеет, пожалуй, меньше всего возражений. Сводятся они в основном к тому, что дьявол не может употреблять выражения типа «черт возьми» или упоминать о своей «бабушке». На основании этого некоторые критики полагают, что Воланд на самом деле является гностическим вестником, то есть неким представителем неизвестности, стремящимся донести до людей какую-то мысль [18, с. 196]. Подобное предположение, однако, не может существенно помочь в определении того, что же происходит в романе, так как без информации о природе посетившей Москву силы трудно судить и о ее действиях. Гораздо легче было бы объяснить данные фразы Воланда другими причинами. Так, при посещении Москвы Воланд может пользоваться теми выражениями, которые там существуют, особенно если речь идет об очень распространенных выражениях (во всяком случае, это не будет лишним при установлении контакта с людьми). В этом отношении не так важно то, что в действительности означают его реплики, как то, какую ответную реакцию они вызывают. Сбить собеседника с толку — вполне характерный способ действия для нечистой силы, так что здесь в принципе нет ничего необычного.

С другой стороны, Воланд (со всеми своими плащами, шпагами и романсами) во многом таков, каким его представляют сами люди. Продолжая эту мысль, можно предложить два варианта:

— дьявол некоторые расхожие выражения типа «черт возьми» употребляет машинально, не вкладывая в них особого смысла, либо как в случае с «чертовой бабушкой», произносит их с иронической интонацией. Иронично звучат, в свою очередь, и рассуждения Коровьева и Бегемота о «Мертвых душах». Механизм такой иронии заключается в следующем: когда человек (точнее, существо), наиболее сведущий в каком-либо предмете, начинает описывать его с помощью расхожих выражений, то невольно возникает несоответствие между его знаниями и обыденной действительностью. В таком случае получается, что Воланд и его свита просто подшучивают над человеческими понятиями;

— если допустить, что человеческие мысли так же материальны, как и человеческие поступки (а фразы «каждому по вере» и «рукописи не горят» позволяют это сделать), то нельзя исключать возможность того, что слова о «бабушке» являются правдой, как бы фантастично это не звучало.

Рассматривая действия Воланда и его свиты, следует отметить и то обстоятельство, что нечистая сила буквально «прилипает» к людям и ничего не имеет против того, чтобы за ней кто-нибудь погонялся или хотя бы вспомнил о ней. По-видимому, чем чаще люди вспоминают о черте, и чем чаще сам черт о себе говорит, тем для него и лучше. Во всяком случае, стоит только другим персонажам о нем упомянуть, как он тут же появляется.

Странные для Воланда выражения можно истолковать и просто как сатирический прием. Как отметила В.А. Чеботарева, Булгаков охотно посмеивается над страстью русского человека к чертыханью: «...в романе чертыхаются все: и обыватели, и сама «нечистая сила», и, особенно активно, Маргарита; чертыханье присутствует и в речи автора» [140, с. 106].

И, наконец, слова о «чертовой бабушке» можно связать с тем испытанием, которое проходит Маргарита до того, как попасть на бал. Воланду, возможно, не так важно знать, является ли Маргарита «гордой женщиной» — скорее, ему нужно убедиться, верит ли она в безграничные возможности его «ведомства». И действительно, подруга Мастера, озабоченная судьбой своего возлюбленного, совершенно не обращает внимания на мелочи вроде какой-то «бабушки». Воланд же вполне мог произнести это с целью посеять в душе Маргариты сомнение в реальности происходящего. Если бы Маргарита усомнилась в возможности существования «бабушки» Воланда, возможно, и отношение к ней было бы другое. При этом надо заметить, что сам Мастер со всеми своими познаниями в данной области выглядит отнюдь не лучшим образом: видя Азазелло, он, как это обычно делают материалисты, незаметно щиплет себя за руку.

Перечисленных выше доводов вполне достаточно, чтобы рассматривать Воланда не как гностического вестника, а все-таки как дьявола.

Таким образом, наиболее правдоподобным объяснением происходящего в романе является объяснение иррациональное, то есть отнесение всех нелепостей и беспорядков к козням нечистой силы.

1.2.2. Обыденный ракурс: бытие и небытие

Глубокую характеристику происходящих в «московских» главах романа событий дала Е. Миллиор в работе «Вина и расплата в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита»»: «Истина, провозглашенная председателем МАССОЛИТа, оказалась мнимостью. Поэтому и его «вера», и он сам, адепт этой «веры», обречены на уход в «небытие». В самой вине заключена расплата... «Бытие» — «небытие» — это не отвлеченные понятия, а символы, не сводимые к противопоставлению «существование» — «несуществование». «Небытие» не только отрицание «бытия», не пустота, а тоже форма существования, но как бы неподлинного, иллюзорного...

«Закон» вины и расплаты распространяется и на третьестепенных персонажей романа. Алоизий Могарыч легальным, но нравственно неблаговидным способом присвоил себе жилье Мастера: он написал донос: будто бы Мастер хранит у себя «нелегальную литературу». «Могарыч? Какой такой Могарыч? Никакого Могарыча не было!» — эти слова Коровьева разъясняют, что Могарыч не только ушел в «небытие», но и пребывал в «небытии» — его существование иллюзорно» [89, с. 128—129].

В данной интерпретации, однако, не хватает двух существенных моментов:

1) нельзя сказать, чтобы в романе совершенно отсутствовала тема пустоты как таковой. Напротив, пустота (и физическая, и духовная) показана в романе настолько зримо, что ее можно даже рассматривать как своеобразное действующее лицо, будь то пустые аллеи у Патриарших прудов или пустота в мертвом глазу Воланда;

2) слово «пустота» для обозначения духовного состояния многих (и даже большинства) персонажей романа подходит больше, чем весьма неопределенный термин «небытие». Кроме того, толкование человеческого бытия исключительно с нравственных позиций может привести к весьма пессимистическим выводам. Действительно, какими же качествами должен обладать человек, чтобы его жизнь удовлетворяла требованиям, заключающимся в понятии «бытие»? Логично было бы предположить, что такой человек должен: а) во всех своих действиях исходить из соображений нравственности; б) последовательно претворять свои принципы в жизнь и постоянно стремиться к добру; в) заботиться и помнить о других людях; г) оставить после себя добрую память. Однако если проанализировать действия персонажей «Мастера и Маргариты», то получается, что ни один из них (за исключением Иешуа) перечисленным выше требованиям не удовлетворяет. Критику Латунскому действительно очень повезло, что он не стал жертвой «гнусной уголовщины»; довольно двусмысленно выглядит и та сцена, где Маргарита нашептывает Мастеру какие-то интересные мысли, а Воланд со снисходительно-покровительственной интонацией замечает, что это еще «не самое соблазнительное». Что же касается Мастера, то здесь достаточно привести его «замечательную» фразу о личной жизни:

— Вы были женаты?

— Ну да <...> На этой... Вареньке, Манечке... нет, Вареньке... еще платье полосатое... музей... впрочем, я не помню...

Творческий человек может, конечно, не любить своих жен и к тому же быть рассеянным, но все же, наверное, не до такой степени! И раз собственная жизнь проходит мимо сознания, то что же это такое, если не разновидность небытия?

Исходя из сказанного, приходится признать, что показанная в «московских» главах жизнь — это все-таки бытие, пусть даже и похожее на небытие. Понятие «небытие» по отношению к земной жизни можно рассматривать, по-видимому, только с отвлеченно-философских позиций, как, например, это делал П. Успенский: «Обыкновенно мы считаем, что прошедшего теперь уже нет. Оно прошло, исчезло, изменилось, превратилось в другое. Будущего тоже нет. Его еще нет. Оно еще не пришло, не образовалось. Настоящим мы называем момент перехода будущего в прошедшее, то есть момент перехода из одного небытия в другое ... но этот короткий момент в сущности фикция» [133, с. 26].

Возвращаясь к анализу имеющихся в романе коллизий, можно, пожалуй, дать «рабочие» определения понятиям «бытие» и «небытие» и выразить их через непосредственное состояние персонажей данного произведения. Бытие в таком случае — эта та реальность, которая в наибольшей степени занимает мысли и чувства конкретного человека в определенный период времени. Что же касается термина «небытие», то он, на наш взгляд, используется в романе и как синоним к слову «пустота», и как понятие, обозначающее неизвестные, неиспользованные или позабытые варианты жизни, ее потенциальные возможности. В целом же по поводу «бытия-небытия» можно согласиться с высказанным в литературной критике мнением: сравнительно быстрое восстановление привычного хода событий после визита Воланда вполне может свидетельствовать о том, что и эта «иллюзорная» земная жизнь тоже имеет право на свое существование и свои законы [116, с. 166; 153, с. 7].

1.2.3. Религиозный ракурс: мир земной и мир потусторонний

Вопрос о соотношении земного и потустороннего мира лучше всего рассматривать на основе реплик, которыми обмениваются Воланд и его свита. Первое, на что здесь следует обратить внимание, это странная фраза Коровьева на балу, обращенная к Маргарите: «И еще — не пропустить никого. Хоть улыбочку, если не будет времени бросить слово, хоть малюсенький поворот головы. Все, что угодно, но только не невнимание. От этого они захиреют...» [16, с. 664]. Здесь и возникает вопрос: а что же вообще требуется от хозяйки бала? Может быть, именно внимание к гостям? Во всяком случае, что касается покойников на балу, то они, выражаясь современным языком, буквально «подпитываются» энергией от Маргариты, которая в результате этого чувствует себя совершенно разбитой. Как отметил Н.К. Гаврюшин, нечисть может существовать только за чужой счет, а Маргарита, готовая отдать за любимого свою душу, — вполне подходящий объект для «ритуального осквернения со стороны нечистой силы, стремящейся установить в мире свою власть» [28, с. 29—30]. Похожие выводы можно найти у Т.С. Фроловой и М.О. Булатова: «Булгаковские нечистые ... из ряда агрессивных счастливых двойников, обирающих и вытесняющих из жизни своих антиподов, и ведут они себя вполне традиционно: буквально переливают, перекачивают в себя силы живых» [136, с. 147; 14, с. 66]. Отсюда следует очень важный вывод: потусторонний мир, возможно, даже в большей степени зависит от земного мира, чем земной мир от потустороннего. Данный вывод подтверждается и наличием некоторой неуверенности в действиях нечистой силы: «Роли для Воланда написали сами люди. Там, где положение сравнительно нормально, они гуляют, связанные отношениями воробушка и кота, где помрачнее — там уже бегает глумливый и хихикающий «клетчатый» с клыкастым напарником, а где совсем тяжко — сгущается черный Воланд, уставя в эту точку пустой глаз» [104, с. 59; см. также: 121, с. 232]. Более того, складывается впечатление, что даже на сатанинском балу подчиненные Воланда выполняют скорее роль прислуги, чем истинных хозяев [2, с. 34—35]. В этом отношении можно привести весьма интересную цитату из ранней редакции романа, где говорится о похождениях квартирного проныры и пятом измерении: «Уверяю вас, то, что проделал этот проныра, сложнее, чем это, — и Коровьев указал в темную даль, где черт знает где возвышались темные колонны» [15, с. 363].

Второй поразительный факт, касающийся взаимодействия земного и потустороннего мира, — это решение судьбы Мастера и Маргариты. Здесь можно выделить несколько аспектов:

1) судьба Мастера решается путем тайного (можно даже сказать — закулисного) соглашения между двумя «ведомствами». Вполне понятно, что каждое «ведомство» хочет заполучить как можно больше талантливых людей и обойти своего «конкурента», но в данном случае дело заключается не только в этом. Видимо, некоторые выдающиеся люди способны создать такие творения, которые заставляют высшие инстанции менять ход человеческой истории или, по крайней мере, судьбы отдельных людей;

2) Мастер и Маргарита после своей смерти не предстают перед Богом. Каких-либо определенных выводов из этого сделать нельзя, хотя и можно предположить, что такое положение дел косвенно свидетельствует об очень больших возможностях Воланда;

3) ни Мастеру, ни Маргарите после смерти никто не объясняет, почему они «не заслужили света» и в чем их вина. Это еще можно было бы понять, если бы вина Мастера, как и вина Пилата, заключалась в чем-то одном, — тогда осознать ее он должен был сам. Но как раз здесь и начинаются неясности, поскольку жизнь Мастера была очень сложной (в литературной критике, к примеру, насчитывается не менее дюжины версий относительно того, почему герой Булгакова не заслужил света). При этом можно допустить, что Воланд, не желая терять талантливого человека, просто не сообщает Мастеру всей правды относительно его романа.

Третий необычный факт, который можно упомянуть в данном контексте, — это гибель Берлиоза, после которой обнаруживается, что его душа решительно никому не нужна и обречена на уничтожение. При этом следует отметить два обстоятельства:

1) данное действие Воланда, в отличие от истории с Мастером и Маргаритой, не вызывает никаких протестов у «ведомства» Иешуа;

2) столь решительный поступок Воланда не совсем согласовывается с его сравнительно терпимым отношением к литераторам на Патриарших прудах. Другими словами, получается так, что Берлиозу было предъявлено доказательство правоты слов Воланда, но на этом все для Михаила Александровича и кончилось.

Еще один весьма интересный факт связан с самим построением сюжета «Мастера и Маргариты». «Ведомство» Воланда в романе описано довольно подробно, а про «ведомство» Иешуа этого сказать нельзя. Подобная ситуация приводит к возникновению целого ряда вопросов.

1. Если Воланд восстанавливает справедливость, то почему тогда мир не меняется к лучшему?

2. Если дьявол говорит правду, то почему же люди не приближаются к пониманию истины?

3. Если он лжет, то почему «ведомство» Иешуа не принимает активных мер к разоблачению этой лжи?

Данный список можно продолжить, и при этом представляется вполне очевидным, что однозначно ответить на подобные вопросы очень и очень непросто.

Подводя итоги сказанному, заметим, что роман Булгакова настолько сложен, что к нему нелегко применить даже традиционное христианское представление о борьбе Бога и дьявола за душу человека. Так, если история Понтия Пилата в свете подобного представления вполне объяснима, то про некоторые другие эпизоды романа (вроде истории с Берлиозом) этого сказать нельзя. Дьявол мог активно бороться за душу Мастера, но весь вопрос в том, когда и почему началась эта борьба. В этом отношении можно рассмотреть следующую ситуацию: не столько Бог и дьявол сражаются за душу человека, сколько сам человек борется за то, чтобы на него обратили внимание и при этом постоянно колеблется в выборе своего покровителя. Булгаковский Мастер сумел обратить на себя внимание, написав гениальный роман; что же касается людей типа Берлиоза, то они не представляют особого интереса ни для Бога, ни для дьявола и в результате рискуют попасть в небытие. Такая трактовка хоть и кажется излишне прямолинейной, но на самом деле она ничуть не страшнее высказанной Воландом формулировки «каждому по вере»1, которая сильнейшим образом принижает возможности «ведомства» Иешуа и предоставляет многим грешникам после земной жизни весьма комфортабельные условия существования с полным набором плотских и духовных желаний. В целом, как справедливо заметил В.И. Немцев, человеческие убеждения не так уж и прочны, и без посторонней помощи человек «вряд ли способен обрести нравственное равновесие» [98, с. 138].

Таким образом, можно прийти к выводу, что версия о никому не нужной жизни Берлиоза представляется более точной по сравнению с приведенной ранее версией об иллюзорности и мнимости истины, высказанной председателем МАССОЛИТа. На балу у Воланда наверняка присутствовали безбожники гораздо более крупного масштаба чем Берлиоз, но все они были людьми по-своему оригинальными («затейливыми»), и каждый из них имел свою собственную историю в отличие от начитанного московского литератора, у которого индивидуальных отличительных признаков как раз и не хватало. Следовательно, дело заключается не только в истине и лжи, но и в том, каким образом человек к ним приходит.

1.2.4. Атеистический ракурс: сомнительность и устойчивость

Довольно любопытным моментом в романе Булгакова является то, что приверженцы атеизма в нем не являются единым целым (то есть отличаются друг от друга по своим воззрениям). В целом можно выделить несколько «видов» атеизма, присущего персонажам «Мастера и Маргариты»:

1) атеизм агитационно-пропагандистского характера, отличающийся тем, что его носители являются людьми относительно начитанными, но совершенно бессовестными. Ярким представителем такого рода служит председатель МАССОЛИТа Берлиоз. Впрочем, при всей заидеологизированности приверженцы такой разновидности атеизма зачастую и сами не сознают, верят ли они в то, что говорят, поскольку убеждения у них заменены способностью вовремя сориентироваться [55, с. 158];

2) атеизм бытового характера состоит в следующем: определенные люди не видят (или не хотят видеть) вокруг себя ничего возвышенного и искренне полагают при этом, что и сами не должны совершенствовать свою духовность. Здесь можно назвать Лиходеева, Бенгальского, Варенуху и в какой-то степени Рюхина, хоть он и считается поэтом;

3) атеизм как своеобразный образ мыслей отдельных личностей характеризуется умением всему найти логическое объяснение. К этой группе можно отнести «умнейших людей» вроде Поплавского и Арчибальда Арчибальдовича, а также и следователей, проводивших дознание по делу Воланда;

4) атеизм как отсутствие подлинной веры присущ таким персонажам, как Босой и особенно Соков. За внешними проявлениями религиозности у них решительно ничего нет, то есть «вера» Сокова («набожного» и «богобоязненного» буфетчика) и Босого («новоиспеченного» верующего, поверившего в Бога под воздействием нечистой силы) не делает их нравственными;

5) можно выделить атеизм и в философском смысле этого слова, то есть рассматривать события с позиций Ивана Карамазова: «Во имя одной-единственной слезы ребенка Иван Карамазов отказался от Божьего мира, и если однажды уже возникла альтернатива: Бог или мир, необходимо делать выбор: либо мир, но без Бога, либо Бог без мира» [18, с. 132; 55, с. 152—153]. В финале романа к подобной позиции склоняется Иван Бездомный, хотя особой последовательностью он не отличается;

6) и, наконец, наиболее незаметным (но в то же время весьма опасным) видом атеизма является тот, которому подвержен Мастер. Этот атеизм проявляется в виде человеческого маловерия и малодушия. Действительно, одно дело — виртуозно изображать нравственные ценности в художественном произведении, а другое — следовать им в реальной жизни, делая при этом свой собственный выбор. Мастер к этому оказался не готов, а ведь отказ от выбора — это всегда подлаживание под чью-то позицию, движение по инерции, ведущее к аморализму [153, с. 15].

Таким образом, атеистическое учение при всей своей ограниченности оказывается очень живучим и многообразным и в результате даже претендует на то, чтобы стать неотъемлемой частью человеческого мировоззрения.

Другой аспект, связанный с атеизмом и неоднократно упоминаемый в литературной критике, заключается в том, что литературная дьяволиада довольно бледно выглядит по сравнению с реальной действительностью, позволяющей «ложь назвать «нашей правдой», а бесчеловечность — социалистическим гуманизмом» [18, с. 128]. Получается так, что «ад сталинских репрессий оказался переименованным в коммунистический рай», а ведь такой «фокус» не под силу даже Воланду [147, с. 199]. В итоге напрашивается вывод, что «такой мир — мир без добра — отвратителен даже нечистой силе» [4, с. 352]. На наш взгляд, причина постоянного недовольства Воланда во время его «гастролей» может заключаться и в чем-то ином. Может быть, Воланда беспокоит вовсе не то, что добро покинуло мир, а то, что само зло при всей своей видимой глобальности измельчало, потеряло оригинальность и стало тупым и примитивным. Таким образом, дьявол может совершать благо ради того, чтобы зло имело достаточно сильную «конкуренцию», а, значит, было бы заинтересовано в своем развитии и самосовершенствовании.

Еще один аспект, который можно выделить в данном контексте — это реакция атеистов на вторжение в их жизнь неизвестной силы. Вполне очевидно, что под влиянием Воланда и его свиты в людях появляется нечто человеческое. Можно привести несколько таких метаморфоз:

— Отдайте голову! Голову отдайте! Квартиру возьмите, картины возьмите, только голову отдайте! (Бенгальский);

— Господь меня наказует за скверну мою, с чувством продолжал Никанор Иванович, то застегивая рубашку, то расстегивая, то крестясь, брал! Брал, но брал нашими, советскими! (Босой);

— Я не пьян, — хрипло ответил Степа, — я болен, со мной что-то случилось, я болен... Где я? Какой это город? (Лиходеев);

— Отпустите обратно. Не могу быть вампиром. Ведь я тогда Римского едва насмерть с Геллой не уходил. А я не кровожадный (Варенуха) [16, с. 524, 557—558, 585, 688].

Тем не менее, потрясение у этих героев длится не так уж и долго, и в эпилоге все встает на свои места. Отсюда следует, что Воланд либо не собирался менять что-либо в земной жизни, либо, что более вероятно, хотел посмотреть на саму реакцию своих жертв за очень короткий промежуток времени.

Говоря о воздействии нечистой силы на обычных людей, следует отметить, что не все персонажи романа отреагировали на действия Воланда и его свиты одинаково. С одной стороны, достаточно вспомнить Алоизия Могарыча: «Я ванну пристроил, — стуча зубами, кричал окровавленный Могарыч и в ужасе понес какую-то околесицу: одна побелка ... купорос» [Там же, с. 685]. Никакого реального раскаяния в данном случае не видно — Могарыч даже в экстремальной ситуации не может забыть о своих «капиталовложениях». Совершенно иначе обстоит дело с Иваном Бездомным, на которого нечистая сила повлияла очень сильно. Этот персонаж выделяется тем, что он единственный серьезно и глубоко воспринял визит нечистой силы и действительно стал мудрее. Но в то же время из «Эпилога» становится очевидно, что Бездомный — Понырев получает от открывшейся ему истины одни страдания. Следовательно, приходится выбирать одно из двух: либо люди «не доросли» до нового знания, либо Воланд так подготовил свой визит, что произошло не только искажение пространства — времени, но и искажение истины, против которого оказались бессильными и Мастер, и Иван Бездомный.

Примечания

1. В принципе, «каждому по вере» — это слова Иисуса, но в романе они используются в совершенно ином значении: Воланд имеет в виду не силу веры (силу стойкости в добре), а ее формальные признаки в сочетании с человеческими представлениями о «лучшем мире».