Бал, который проводит Воланд, — это вторая кульминация романа после сцены в Варьете. Из-за значимости данного события его следует рассмотреть отдельно, тем более что именно на его основе возможно определить особенности, присущие «ведомству» Воланда. «Естественно, возникает вопрос о той реальности (неважно, писать это слово без кавычек или в кавычках), что вторглась в повседневную жизнь москвичей. По Булгакову, это мир дьявола. Но ограничиваться таким ответом мы не вправе: надо определить его точнее, по действиям и высказываниям живущих в нем существ (прежде всего самого Воланда), выяснить и описать его — этого мира — сущностные характеристики» [51, с. 51]. По мнению Л.Т. Ионина, миру Воланда присущи следующие особенности: 1) реальность Воланда — высшая реальность. Она создает возможность сообщения между прочими смысловыми сферами; 2) мир Воланда — царство строгого детерминизма; 3) универсальный детерминизм порождает отсутствие времени; 4) границы знаний Воланда не определены горизонтами сознательного и бессознательного; 5) в мире Воланда реализуема любая гипотеза; 6) в мире Воланда нет смерти. В целом данный автор сравнивает реальность Воланда с «идеальным миром научного теоретизирования ...это универсальная наука, мир всезнания и всемогущества». Воланд же в таком случае — «булгаковский «абсолютный ученый»» [51, с. 52—54].
Многое в приведенной выше выдержке является совершенно справедливым, но некоторые моменты нуждаются в более точной проработке:
1) в мире Воланда не только нет смерти, но нет и реального воскрешения. Здесь уместнее всего было бы сказать словами Л. Гумилева: «Те люди, животные, демоны, которые свободным волеизъявлением принимали закон сатаны, превращались в нежить и теряли высшее благо — смерть и воскресение, ибо тот, кто не живет, не может ни умереть, ни воскреснуть» [39, с. 480];
2) настоящий ученый, а тем более абсолютный, не будет проводить эксперименты над людьми;
3) хотя нечистая сила и является связующей нитью между другими реальностями романа, она в значительной мере их и искажает;
4) нельзя сказать, что в мире Воланда совсем нет времени. Достаточно упомянуть о разболевшейся ноге Воланда — памяти о какой-то симпатичной ведьмочке с Чертовой Кафедры. Правильнее будет сказать, что время в «ведомстве» Воланда все-таки есть, но оно может как растягиваться, так и сжиматься;
5) при всем детерминизме, субординации и иерархичности мира Воланда сатанинский бал — это нечто особенное, поскольку там смешиваются самые различные люди и эпохи.
По вопросу об особенностях мира Воланда в литературной критике есть и другие точки зрения. Так, С. Максудов полагает, что мир Воланда — это огромный театр со своими актерами, зрителями и декорациями [84, № 21, с. 14]. Такое толкование весьма убедительно, но тоже имеет недостатки:
1) на балу у Воланда люди искусства играют ту же роль, что и преступники;
2) в мире Воланда то, что происходит за кулисами, важнее того, что творится на сцене. Кроме того, «театр» Воланда как будто «вывернут наизнанку». Так, во время сеанса в Варьете Воланд находится на сцене, но на самом деле «сценой» является зрительный зал;
3) Маргарите ее роль объясняется только в общих чертах, да и сама нечистая сила с абсолютной точностью все-таки не знает, как поведет себя хозяйка бала и что она будет говорить и делать;
4) формулировка «каждому по вере» слишком глобальна даже для самого лучшего театра (другими словами, у Воланда более избирательный и индивидуальный подход к своим жертвам).
Следовательно, нужно найти какое-то другое, достаточно широкое, но и вполне конкретное определение для мира Воланда. Что же это за реальность, где нет ни жизни, ни смерти в привычном смысле этих слов, где реализуема любая гипотеза и где каждый может найти то, что соответствует его вере? На наш взгляд, мир Воланда можно определить как переосмысленную страну сказок, грез и приключений. Переосмысление в данном случае заключается в том, что в этой стране, в отличие от классических сказок, добро не побеждает зло. Но с другой стороны, в сказочной реальности все довольно условно. В этом отношении даже в «старых добрых» сказках имеется немало спорных моментов, которые можно истолковывать весьма различно. В целом можно указать по крайней мере пять таких моментов, а заодно и провести их сравнение с «Мастером и Маргаритой»:
1) главным героем сказки часто является дурак или плут, причем не всегда с высокими моральными качествами. (Здесь можно сказать, что и превращение Ивана Бездомного в Иванушку тоже неоднозначно);
2) нечистая сила в сказках подчас помогает главному герою или же выполняет природоохранную роль (весь вопрос в том, стоит ли пользоваться такой помощью [86, с. 89]);
3) сказка сочиняется «не от хорошей жизни». Сказочная победа добра над злом не так уж и убедительна (в первой главе данной работы уже говорилось о классической мечте «маленького человека» о восстановлении справедливости любой ценой);
4) в сказках нередко показывается торжество обмана, хитрости и лукавства, а принцип «битый небитого везет» распространен как в сказках, так и в жизни. Здесь можно назвать такие сказки, как «Лиса и медведь», «Мужик и медведь», «Лиса и волк» и т. п. (Применительно к роману Булгакова это можно выразить следующим образом: как ни покровительствовал Воланд Мастеру и Маргарите, а торжествует все-таки Могарыч; все в мире оказывается правильным; «кровь давно ушла в землю», а подобное следует лечить подобным);
5) в сказках важна не столько победа добра над злом, сколько вечная погоня за ускользающим счастьем, происходящая по принципу «цель оправдывает средства». (К чему стремились Мастер и Маргарита и действительно ли они любили друг друга — это еще вопрос).
Таким образом, в романе Булгакова есть не только отдельные элементы волшебной сказки, но и ее противоречия.
Кроме упомянутых соображений, следует сказать и о том, что с течением времени меняется и смысл отдельных понятий. Так, если до XX в. основным принципом в сказке было то, что добро побеждает зло, то в XX в. главным условием стало то, что герои сказок не стареют и не умирают — во всяком случае, до тех пор, пока это интересно потребителю и выгодно создателю таких историй1.
На возможность искажения и смены понятий указывают и некоторые литературоведы, изучающие творчество Булгакова. Так, например, если раньше заупокойная молитва звучала как «Упокой, господи, душу усопшего раба твоего (имярек) в месте светле, месте злачне, месте покойне», то в романе Булгакова все это переиначивается: за Богом остается только свет, а покой («тихий омут») достается Воланду, равно как и злачное место, которое из места, где растут злаки (райского сада) превращается в совершенно противоположное понятие [47].
В целом все высказанное позволяет считать, что «ведомство» Воланда — это страна сказок, грез и приключений, пусть даже и с некоторыми особенностями, вызванными своеобразием личности ее хозяина.
Если попытаться определить внутреннюю структуру этой страны, то получится примерно следующая картина.
1. Скорее всего, у Воланда есть постоянный (но в то же время весьма мобильный) запас знаний, который он использует для искушения и совращения людей (теории, идеи, отдельные афоризмы и мысли и т. д.).
2. Одна из сфер мира Воланда — это страна сказок. Ее можно определить как место, где осуществляются неосуществленные или неосуществимые желания. В целом данная страна предназначена для тех, кто разочаровался в обычной жизни на Земле. К стране сказок относится вся изображенная в «Мастере и Маргарите» нечисть не слишком высокого ранга типа грача, козлоногого, толстяка без штанов, ведьм, русалок и т. п. В данную страну попадает домработница Наташа, да и сама Маргарита в какой-то степени тяготеет именно к ней, а не к тому покою, что она вообразила себе вместе с Мастером.
3. Другая сфера мира Воланда — это страна грез, которая в принципе может стать «блаженными охотничьими угодьями» для любого ученого, писателя или поэта. Это возможно при выполнении хотя бы одного из двух условий:
а) либо Воланду удается нащупать «слабое место» в какой-либо творческой личности; б) либо сами мастера не удовлетворяют требованиям «ведомства» Иешуа. Так или иначе, но приходится все же считаться с фактом, что в мире Воланда «находят приют не только ученые, но и талантливые люди науки и культуры» [126, с. 128]. Здесь следует отметить, что помимо Иоганна Штрауса и оркестра мировых знаменитостей из заключительной редакции «Мастера и Маргариты», в ранних редакциях упомянуты такие личности, как Гете, Гуно, Паганини [15, с. 338]. С другой стороны, нечистая сила оказывает покровительство и преступникам, и выдающимся людям прошлого, которых часто необоснованно обвиняли в преступлениях [126, с. 127].
Причины, по которым нечистой силе удается заполучить в свое «ведомство» талантливых людей, достаточно многообразны. Обобщая сказанное в первой главе, можно назвать наиболее существенные из них:
а) прежде всего, это человеческая гордыня, заставляющая создавать собственные миры и полагать себя равным Богу;
б) отсутствие у творца твердой веры в Высший Разум и высшую справедливость;
в) уход от жизненных реалий и творчество ради творчества;
г) несоответствие личностных качеств и повседневных действий творца тем ценностям и тому поиску истины, которые находят воплощение в его творчестве.
Воланд может сыграть и на том, что данные пункты могут как взаимодополнять, так и взаимоисключать друг друга. Так, вера не дает развиться гордыне, но без гордыни бледнеет фантазия; чем больше фантазии, тем скорее попадает под сомнение вера. Точно так же наивысшие достижения в творчестве возможны тогда, когда творчество становится превыше всего; но если важнее творчества ничего нет, то в таком случае уже не до строгой моральной самооценки. С другой стороны, жизнь праведника далеко не всегда дает стимулы к созданию шедевров...
Если применить перечисленные положения к жизни булгаковского Мастера, то становится очевидным, что он глубоко увяз в противоречиях, и у Воланда есть немало шансов заполучить его в свое «ведомство».
4. Следующая часть «ведомства» Воланда — это страна приключений. Она характеризуется следующими особенностями:
а) в ней должен быть вечный авантюрный дух, постоянные мистификации, трюки, искушения и иллюзии;
б) она предполагает наличие некоего злачного места, то есть своеобразного рая для грешников, которым в романе является сатанинский бал. На этом балу возможно все — любовные интриги, страсти, развлечения и даже поножовщина. «Это своеобразный «рай наоборот», поскольку его обитатели, убийцы и насильники, ведут в нем то самое существование, к которому стремились при жизни: купаются в коньяке и шампанском, покупают женщин... Правда, отдельные обитатели этого княжества Сатаны мучимы совестью (Фрида), но, вероятно, лишь те, у кого совесть была и при жизни» [43, с. 46];
в) наконец, там может иметь место и откровенный боевик в духе текущего времени (в данном случае — в духе Пинкертона). В такую игру охотно играют приближенные Воланда, причем временами они начинают напоминать героев авантюрно-приключенческих историй начала XX в. Так, Воланд при своем первом появлении на Патриарших прудах слегка напоминает Шерлока Холмса [25, с. 32]; стенания Бегемота по поводу Азазелло, бросившего его ради рюмки коньяка, представляют собой слегка переделанную цитату из романа П. дю Террайля «Рокамболь»; эпизоды, связанные с появлением Берлиоза и Бездомного на Патриарших прудах и штурмом «нехорошей квартиры», немного похожи на события, изображенные в новелле о похождениях Пинкертона «Гнездо преступников под небесами»; «необычайно широкоплечий» Азазелло в котелке чем-то смахивает на джентльмена-грабителя Арсена Люпена2 и т. д.
Деление «ведомства» Воланда на составные части не означает, что они существуют изолированно друг от друга. Напротив, они тесно переплетены друг с другом и в какой-то мере взаимозаменяемы, поскольку время от времени меняются и желания человека. Во всяком случае, все сферы мира Воланда безусловно объединяются на сатанинском балу, который выполняет сразу несколько функций:
1) «встряхивание» и упорядочение мира Воланда, парад выдающихся личностей всех времен и народов. При этом основной критерий отбора гостей для бала — это наличие оригинальности (в широком смысле слова) и «неистощимой фантазии»;
2) приток свежей энергии от хозяйки бала для ощущения личной значимости каждого присутствующего на балу и поддержка гостей самим Воландом;
3) возникновение новых связей и интриг между приглашенными на бал, совмещение несовместимого и как следствие этого — появление неожиданных идей и теорий в головах участников бала, то есть таких теорий, которые больше всего необходимы Воланду.
Страна сказок, грез и приключений не лишена парадоксов. Самый поразительный из них случается после бала. Воланд, обращаясь к Николаю Ивановичу, нижнему жильцу Маргариты, произносит совершенно удивительную фразу: «Вот кого с особенным удовольствием отпущу, — сказал Воланд, с отвращением глядя на Николая Ивановича, — с исключительным удовольствием, настолько он здесь лишний» [16, с. 687]. Получается так, что знаменитые ученые различных эпох вполне подходят для «ведомства» Воланда, равно как и Мастер с Маргаритой, а вот Николай Иванович — обыкновенный обыватель, втихаря обманывающий свою жену, там совершенно лишний! Парадоксальность ситуации усугубляется тем обстоятельством, что Николай Иванович — это, пожалуй, тот человек, кто меньше всего поддался на провокации нечистой силы, но произошло это исключительно из-за его негативных качеств, и, прежде всего, невероятной непрошибаемости...
Тем не менее страна сказок, грез и приключений — это настолько гибкая структура, что в ней может найтись место даже для Николая Ивановича. Недаром же Бегемот, несмотря на возражения данного героя, не поставил на справке числа, объяснив, что «с числом бумага станет недействительной» [Там же, с. 687]. Но если рассуждать таким образом, то получается, что эта справка действительна всегда (в любой год), а Николай Иванович — неотъемлемая частичка мира Воланда.
Если же под таким углом зрения взглянуть на эпилог романа, то он приобретает ярко выраженное трагедийное звучание. Тот же Николай Иванович не только упоминается в эпилоге, но он еще и сопоставляется с Иваном Николаевичем Поныревым — одним из главных действующих лиц романа. Вроде бы они совершенно противоположны (Понырев — помудревший ученик Мастера, Николай Иванович — воплощение ограниченности и непрошибаемости), но конец у обоих один — мучительные грезы в призрачном мире дьявола. Оба эти героя являются «жертвами луны», и разница у них только в деталях: один ищет свою потерянную Венеру, другой ищет ответа на вопросы, затронутые в романе Мастера...
Примечания
1. Многие сказки, перенесенные на экран, начиная от «Кота Феликса» 1920-х гг. и до современных мультипликационных сериалов, больше всего подходят именно под такую формулировку.
2. Здесь следует отметить и то, что один из рассказов М. Леблана об Арсене Люпене назывался «Семерка червей». Как и в упомянутой в «Мастере и Маргарите» семерке пик, там тоже требовалось пробить одно из сердечек. Что же касается литературной критики, то в ней на мотив джентльмена-разбойника указывает М.Н. Золотоносов, хотя при этом он ссылается на отечественную традицию — А. Белого («Москва под ударом»), Э. Шабельскую («Красные и черные»), И. Эренбурга («Единый фронт») и других авторов [48, с. 24].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |