После рассмотрения особенностей, присущих различным реальностям (мирам), в той или иной степени описанным в романе, можно попытаться рассмотреть весь роман в комплексе. Обобщая сказанное, отметим непропорциональное соотношение добра и зла в романе. Как справедливо замечено в некоторых публикациях, добро присутствует в «Мастере и Маргарите» «в исчезающе малом объеме». Роман в целом состоит из истории о Понтии Пилате, то есть из рассказа о власти зла, и из повествования о явлении сил зла в современном мире. ««Мастер и Маргарита» — роман о добре и зле, о том, как добро оставило мир и о гибели человека в мире без добра» [4, с. 352].
Вопрос о том, почему добро оставило мир, достаточно сложен. Можно, пожалуй, сказать, что в какой-то мере в этом виноваты сами люди, а в какой-то и Воланд со своими подчиненными. Что касается отношений «на высшем уровне», то Воланд и Левий Матвей относятся друг к другу весьма неприязненно, и это вполне очевидно следует из самого текста романа. «Я не буду с тобой спорить, старый софист», — говорит Матвей при встрече с дьяволом. В этих словах заключен некий скрытый смысл, который можно истолковать следующим образом: Воланду выгодно втянуть «ведомство» Иешуа в бесконечный философский спор о добре и зле, так как живые люди при таком раскладе остаются как бы в стороне, и все зависит от того, что же заложено в их натуре. Другими словами, «Зло в чистом виде не торжествовало бы победу, если бы оно не исходило от самих людей» [18, с. 129]. Для того, чтобы спор с Богом был постоянным, Воланд может использовать самые различные средства (достаточно упомянуть Понтия Пилата, чей спор с Иешуа растягивается до бесконечности).
Но если добро действительно покинуло мир, то тогда нельзя делать и оптимистических выводов по любому мало-мальски важному вопросу, включая смысл человеческой жизни. Если рассмотреть все реальности «Мастера и Маргариты» в их совокупности, то получается примерно следующая картина:
1) действие романа происходит в реальном мире, но люди сами делают его иллюзорным;
2) нечистая сила не столько изменяет реальную земную действительность, сколько множит новые иллюзии;
3) Булгаков вернулся к средневековому толкованию легенды о Фаусте — человек «сдался» дьяволу [4];
4) два важнейших этико-философских тезиса Иешуа (злых людей нет на свете и главный порок — трусость) последовательно опровергаются [153, с. 9]. Действительно, если даже Воланд не смог пробудить что-либо человеческое в таких людях как Могарыч, Поплавский или Арчибальд Арчибальдович, и если зло как таковое исходит от самого человека, то нельзя говорить о людской доброте в целом. Что же касается трусости, то у Воланда на этот счет более правильная позиция — все пороки стоят один другого;
5) добро не только покинуло мир, оно не может сформироваться и в другом измерении. В «ведомстве» Иешуа явно не хватает согласованности. Левий Матвей является весьма догматичным человеком, а его слова о том, что «крови еще будет» и вовсе напоминают религиозный фанатизм;
6) достаточно пессимистично выглядит и позиция самого рассказчика: «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна успокоит его» [16, с. 755].
В целом можно сказать, что земная жизнь, показанная в романе, состоит в основном из иллюзий и разочарований, переходящих в ничем не прикрытую пустоту. Иллюзий в «Мастере и Маргарите» довольно много, но их можно свести к четырем основным группам, а именно:
1) иллюзия материального благополучия в различных вариациях. К подобному благополучию стремятся почти все отрицательные персонажи из мира людей. Если подходить к делу с точки зрения Воланда (с точки зрения вечности), то тогда получается, что весь смысл жизни людей типа Берлиоза, Сокова, Никанора Ивановича и прочих состоит в том, чтобы доставить высшим силам (вроде того же Воланда) удовольствие беспомощностью и нелепостью своих действий и поступков;
2) иллюзия познания абсолютной истины и связанная с ней иллюзия абсолютной свободы творчества. Этим двум иллюзиям в полной мере подвержен Мастер. Как отметил И. Мотяшов, «...логика романа наводит на мысль: Мастер может творить только в том случае, если все то, что вышло из-под его пера, будет, независимо ни от чего, не только напечатано, но и публично одобрено... По существу, Мастеру нужна абсолютная, ничем не ограниченная свобода в творчестве» [96, с. 23];
3) иллюзия счастья и покоя. Именно такая иллюзия привлекает Маргариту, как, впрочем, и Пилата, который слишком долго страдал после ершалаимских событий;
4) иллюзия установления царства истины, которую отстаивает Иешуа.
Что же касается пустоты, то она присутствует в романе в различных формах:
1) пространство, в котором не хватает человеческого присутствия. «Да, следует отметить первую странность этого страшного майского вечера. Не только у будочки, но и во всей аллее, параллельной Малой Бронной улице, не оказалось ни одного человека» [16, с. 463], — говорится в самом начале романа. Еще более определенно эта ситуация описывается в одной из ранних редакций романа: «Как будто нарочно все было сделано, чтобы не оказалось свидетелей» [15, с. 25]. В дальнейшем такая пустота просматривается и в других главах «Мастера и Маргариты», будь то переулок, в котором Мастер впервые заговорил с Маргаритой, дворик перед их квартирой в подвале, освещенный луной дворец Ирода Великого, угрожающе затихшее здание Варьете после скандального сеанса или посеребренная равнина, поросшая соснами. В целом таких моментов слишком много, чтобы рассматривать их просто как похожие описания или случайные детали;
2) пустота напрасно прожитой жизни. Здесь, к примеру, можно упомянуть Рюхина, особенно когда он, «постаревший и совершенно больной» после происшествия с Иваном Бездомным, «...в полном одиночестве сидел, скорчившись над рыбцом, пил рюмку за рюмкой» и признавал, «что исправить в его жизни уже ничего нельзя, а можно только забыть» [16, с. 516]. В какой-то мере такая пустота проявляется и у Николая Ивановича, нижнего жильца Маргариты: «Эх я дурак! Зачем, зачем я не улетел с нею? Чего я испугался, старый осел! Бумажку выправил! Эх, терпи теперь, старый кретин!» [Там же, с. 767]. Из персонажей другого порядка выделяется фигура Пилата, который тяжело переживает то, что с ним случилось и тоже ничего не может исправить в своем прошлом: «Он говорит, — раздался голос Воланда, — одно и то же, он говорит, что и при луне ему нет покоя и что у него плохая должность. Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же — лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри, потому, что, как он утверждает, он чего-то не договорил тогда, давно, четырнадцатого числа весеннего месяца нисана» [Там же, с. 757];
3) еще одна «разновидность» пустоты — это пустота человеческих душ и сердец, которая свойственна всем без исключения отрицательным персонажам из «московских» глав романа и многим персонажам из глав «ершалаимских». При этом надо отметить следующий факт: всякое беззаконие лучше всего творится тогда, когда духовная пустота совпадает с обычной физической пустотой:
«— Строго преследуется, — тихо-претихо прошептал председатель и оглянулся.
— А где же свидетели? — шепнул в другое ухо Коровьев, — я вас спрашиваю, где они? Что вы?
И тут случилось, как утверждал впоследствии председатель, чудо: пачка сама вползла к нему в портфель» [Там же, с. 536].
При этом вполне понятно, что с течением времени духовная пустота рано или поздно переходит в пустоту напрасно прожитой жизни;
4) более сложной представляется та пустота, что преследует Мастера. Ее можно охарактеризовать как пустоту, порожденную бессмысленностью и жестокостью внешнего мира, собственным бессилием и неспособностью донести до людей свое открытие. Нельзя сказать, что Мастер напрасно прожил жизнь, но его пустота ничуть не лучше той пустоты, которая терзает Рюхина: «Я лег на диван и заснул, не зажигая лампы. Проснулся я от ощущения, что спрут здесь... Я лег заболевающим, а проснулся больным. Мне вдруг показалось, что осенняя тьма выдавит стекла, вольется в комнату, и я захлебнусь в ней, как в чернилах. Я стал человеком, который уже не владеет собой» [16, с. 574]. Данное описание — одно из самых поразительных в романе. Пустота здесь не является чем-то неуловимым, а проступает в материализованном виде. Сами же страдания Мастера можно выразить словами Вл. Соловьева: «Приходится принять один из членов дилеммы: или человек действительно имеет то безусловное значение, те безусловные права, которые он дает себе сам в своем внутреннем субъективном сознании, — в таком случае он должен иметь и возможность осуществить это значение, эти права; или же, если человек есть только факт, только условное и ограниченное явление, которое сегодня есть, а завтра может и не быть, а через несколько десятков лет наверно не будет, в таком случае пусть он и будет только фактом: факт сам по себе не истинен и не ложен, не добр и не зол, — он только натурален, он только необходим. Так пусть же человек не стремится к истине и добру, все это только условные понятия, в сущности — пустые слова. Если человек есть только факт, если он неизбежно ограничен механизмом внешней действительности, пусть он и не ищет ничего большего этой натуральной действительности, пусть он ест, пьет и веселится, а если невесело, то он, пожалуй, может своему фактическому существованию положить фактический же конец» [128, с. 49—50];
5) в главе «Прощение и вечный приют» есть и такая пустота, которую можно назвать пустотой космоса: «И, наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье. Маргарита не могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что возможно, что это лунные цепочки и самый конь — только глыба мрака, и грива этого коня — туча, а шпоры всадника — белые пятна звезд» [16, с. 756]. Такая пустота окружает Воланда как представителя вечности и неизвестности, но полностью с ним не идентична;
6) и, наконец, самый страшный вид пустоты — пустота абсолютная, противостоящая любой живой или мертвой материи. Именно такая пустота застыла в мертвом глазу Воланда — «бездонном колодце всякой тьмы и теней», и именно она скрывается за черными очками Абадонны.
Учитывая многообразие человеческих иллюзий и различные «разновидности» описанной в романе пустоты, можно поставить вопрос о связи «Мастера и Маргариты» с философией Востока. Т. Пулатов в своей статье «Восточные мотивы «Мастера и Маргариты»» выделил основные совпадения романа с восточными учениями: 1) те, кто стремится оставить после себя доброе имя, управляют своей судьбой сами; 2) уход в другой мир Мастер воспринимает спокойно, то есть в какой-то степени придерживается стоической философии; 3) смерть в романе показана как продолжение жизни, что является главным мотивом восточной философии бытия; 4) мир в романе является двуединым, то есть определяется народной пословицей: «В месяце пятнадцать дней светлых, пятнадцать — темных». «И религия, обещавшая победу добра над злом, света над тенью, по сей день не смогла поколебать это народное представление», — заключает автор [113, с. 125].
Данные положения можно признать вполне обоснованными, однако, с другой стороны, следует отметить и определенные отличия идей «Мастера и Маргариты» от философии Востока. Так, например, человек в романе Булгакова после смерти не сливается с Богом и не воплощается в новое тело, а существует автономно в особом измерении в соответствии со своими воззрениями.
Что же касается пустоты и иллюзий, показанных в романе, то здесь провести параллели с Востоком еще сложнее. Во-первых, у Булгакова нет уважительного отношения к пустоте — напротив, она во всех своих «разновидностях» показана как нечто враждебное и чуждое человеку. Во-вторых, из романа никак не следует, что Всемирная пустота равнозначна Абсолютному разуму (наивысшей реальности), как сообщается в некоторых буддийских источниках. Разделение на два «ведомства» в романе вполне очевидно, и если рассматривать Воланда как воплощение Всемирной пустоты, то тогда Абсолютный разум следует отнести к «ведомству» Иешуа.
С другой стороны, объективную (земную) реальность, изображенную в романе, можно представить в виде совокупности видимости и иллюзий, и это будет вполне правдоподобным. Однако четко и последовательно доказать это предположение очень и очень непросто, поскольку в романе для этого мало авторских комментариев.
Если же подходить к роману Булгакова с позиций христианства, то здесь тоже возникает немало вопросов. Прежде всего, следует отметить, что в «Мастере и Маргарите» приводится доказательство существования Бога «от противного» (от дьявола), а сама нечистая сила описывается в довольно привлекательном виде. «С церковной точки зрения, все это есть величайшая ересь, так что нет оснований всерьез подозревать автора в протаскивании богословских догматов» [54, с. 59].
В целом можно предположить, что пессимистические мысли, встречающиеся на страницах романа Булгакова, являются не столько отражением каких-либо религиозных воззрений, сколько рассуждениями с позиций обыкновенного человеческого здравого смысла. Чувство пустоты и ничтожности всех человеческих исканий возникало на многих крутых поворотах истории. Вот как, например, оценивались события первой русской революции в статье Н.И. Тимковского (журнал «Русская мысль»):
1. «Всегда тупых, грубых, примитивных людей и эгоистов-хищников будет в миллион раз больше, чем умных и порядочных. Всегда будут и обман, и воровство, и равнодушие к интересам ближнего, и войны, и насилия. Одни столкнут других — и сами сейчас же сядут на их место, а этих столкнут третьи — и так до бесконечности... Жизнь станет совершеннее только тогда, когда в человеке усовершенствуются мозг и нервная система, а для этого нужны тысячи и десятки тысяч лет: эволюция не спешит» [132, с. 66]. Несмотря на то, что данный источник в целом далек от «Мастера и Маргариты» (Булгаков вряд ли использовал его при написании романа), можно отметить сходство приведенной выше цитаты с известной репликой Воланда «люди как люди».
2. «Мы бессильны устроить на земле царство равенства и свободы, как бессильны дать человеку блаженное существование за гробом; но зато мы можем создавать и поддерживать отрадные иллюзии, скрашивающие жизнь: иллюзии братства, равенства, свободы здесь, на земле, и иллюзию блаженства на небе. Это нетрудно сделать, потому что человек больше всего падок на иллюзию. Это доказывает вся история человечества, с ее богами, жрецами, гекатомбами, пирамидами и сфинксами, с ее крестовыми походами, великой французской революцией, верой в пап, верой в веру, верой в безверие... Иллюзии закрывают перед нами костлявый остов жизни разноцветной дымкой, и мы дорожим ими, инстинктивно чувствуя, что нас на каждом шагу стережет страшный призрак: трезвый, неумолимо пытливый рассудок, останавливающий жизнь. Дайте ему власть, — и он, как злой сказочный волшебник, погрузит в летаргию всю страну... до тех пор, пока не налетит из другой страны какой-нибудь безумец, искатель приключений, полный жизни, веры, безрассудства... На площадях снова затеется игра в солдатики... Вновь для блага человечества сойдутся враждебные войска и с криком «С нами Бог»... бросятся друг на друга.
И все будут приветствовать дивного безумца, приносящего с собой столько ужасов и бед, потому что нам не надо ни благоразумия, ни благоденствия: нам нужна жизнь со всеми ее бесцельными тревогами и бессмысленными страданиями... Если нам не хватает дозы безумия, необходимого для жизни, мы заимствуем ее из наркотиков, ибо даже самые рассудительные из нас живут не рассудком, а остатками безумия, которых не могла выскрести трезвая мысль, мерцанием гаснущих иллюзий или невидимыми зародышами новых...
Истина, справедливость, свобода, счастье, слава, могущество — все это иллюзии... вплоть до небесной лазури, которая на самом деле есть не что иное, как черная пустота» [132, с. 73—74].
Как и первая цитата из «Русской мысли», приведенный отрывок в достаточно большой степени соответствует тексту романа:
а) человек не может все определить в своей жизни;
б) главная особенность Воланда заключается в том, что он представляет собой амбивалентное соединение крайностей [153, с. 10—11]. Воздействуя на людей с помощью чередования полярных стремлений, дьявол в конечном итоге разрушает человеческие души. Действительно, с одной стороны, Воланд в романе выступает с позиций вечности («неумолимого рассудка») и быстро разоблачает всю мелочность человеческой жизни, но с другой стороны, он может предстать и как «дивный безумец» (сумасшедший профессор), способный увлечь первого встречного какой-нибудь новой идеей;
в) истина, заложенная в романе Мастера, не является абсолютной. Единственный ученик Мастера — Иван Бездомный — способен поверить в хороший конец только после «дозы безумия»;
г) «черная пустота» сопутствует «последнему полету» героев романа (Мастер ослаблен в борьбе с внешним миром и просто устал от жизни).
Таким образом, общие идеи «Мастера и Маргариты» весьма пессимистичны, и в данном случае можно согласиться с мнением Г. Кругового: человек идет «на соглашение со злом» во имя спасения личного смысла своего существования [73, с. 66].
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |