Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» создавался на протяжении многих лет (1928—1940) и включает в себя шесть редакций: 1) 1928—1930, черновики романа 1931 г.; 2) 1932—1936; 3) 1936; 4) «Князь тьмы», 1937; 5) «Мастер и Маргарита», 1937—1938; 6) «Мастер и Маргарита», 1938—1940 (здесь и далее мы опираемся на установленные нами систему редакций романа и его основной текст, максимально отражающий последнюю творческую волю автора [2; 3]. Текст черновиков передается методом динамической транскрипции с помощью графических условных обозначений: 1) текст, вычеркнутый писателем, — [текст]; 2) вставка в процессе письма — текст; 3) вычеркнутая вставка первого уровня правки — [текст]; 4) более поздняя вставка — {текст}; 5) конъюнктура — <текст>; 6) завершение страницы и переход к следующей обозначены двумя прямыми вертикальными чертами ||. При цитировании текста черновиков сохраняются авторская орфография и пунктуация).
История текста романа «Мастер и Маргарита» демонстрирует процесс изменения стиля Булгакова, одной из основных особенностей которого является подтекст. В данной работе мы продемонстрируем процесс становления подтекста булгаковского романа в изображении эпохи.
На первых этапах создания романа писатель позволял себе достаточно откровенные характеристики эпохи, несмотря на то, что в 1926 г. он пережил обыск и изъятие рукописей и дневника.
С самого начала работы над романом Булгаков вводит ершалаимский текст (для сравнения — образ мастера и Маргариты формируются только во второй редакции романа) для соотнесения с современной ему эпохой, например:
— Скажите, пожалуйста, — неожиданно спросил Берлиоз, — значит, по-вашему криков «распни его!» не было? ||
[—] Инженер снисходительно усмехнулся.
— Такой вопрос в устах машинистки из ВСНХ был бы уместен, конечно, но в ваших! ...Помилуйте! Желал бы я видеть, как какая-нибудь толпа могла вмешаться в суд, чинимый прокуратором, да еще таким, как Пилат! [Единственный вид шума толпы, который признавал Пилат, это крики «да здравствует император». Это был серьезный мужчина, уверяю вас.] Поясню наконец, сравнением. Идет суд в ревтрибунале на Пречистенском бульваре, и вдруг вообразите публика начнет завывать «расстреляй, расстреляй его!» Моментально ее удалят из зала суда, только и делов. Да и зачем она станет завывать? Решительно ей все равно, повесят ли кого или расстреляют. Толпа, Владимир Миронович, во все времена толпа — чернь Владимир Миронович! [2, с. 77—78].
Примечательно, что присутствующее в окончательном тексте романа устойчивое выражение «самый дорогой и лучший из людей», связывающее ершалаимский текст и эпоху Булгакова, было изъято при первой публикации романа в журнале «Москва» в 1966—1967 гг. Речь идет о тосте, который произносит Пилат в эпизоде встречи с Афранием (глава 25): «За нас, за тебя, кесарь, отец римлян, самый дорогой и лучший из людей!» [3, с. 748]. Примечательно, что когда А.И. Солженицын читал данную публикацию романа вкупе с фрагментами, вырезанными из нее цензурой, то подчеркнул указанное выражение и сделал помету: «Характерно, что — выбросили» [6, л. 43]. Заметим также, что данная помета выполнена красной шариковой ручкой, которую Солженицын использовал для обозначения такого рода проявлений подтекста романа, а также сатиры и юмора (т. е. того, что Солженицын особенно ценил в стиле Булгакова).
В первой и второй редакциях Булгаков активно использует аббревиатуру ГПУ: в первой редакции — 3 раза, во второй — 14, в третьей — 1, на последующих же этапах работы над романом нами не выявлено ни одного случая использования обозначенной лексической единицы. Рассмотрим движение текста с использованием данной аббревиатуры на примере следующего фрагмента.
| Первая редакция | Вторая редакция | Третья редакция |
| «Никаким ГПУ здесь не пахло и Почему, спрашивается, поболтав со своим случайным [собеседником] встречным на Патриарших по поводу Христа, так уж непременно необходимо требовать у него документы» [2, с. 78]. | «План у Берлиоза был такой. Тотчас добраться до первого же телефона и [позвонить] сообщить, [в] куда следует, что приехавший из-за границы консультант-историк бродит по Патриаршим Прудам в явно ненормальном состоянии. Так вот, чтобы приняли меры[.], а то получится дурацкая и неприятная история.» [2, с. 150] | «План у Берлиоза был таков: добраться до первого же телефона и сообщить в ГПУ, что приехавший из-за границы консультант бродит по Патриаршим Прудам в состоянии ненормальном» [2, с. 387]. |
В дальнейшем Булгаков заменяет слово ГПУ на устойчивое выражение «позвонить, куда следует» (четвертая редакция) [2, с. 409] и «сообщить, куда следует» (пятая редакция) [2, с. 521], на заключительном же этапе работы над романом использует эвфемистическую замену «бюро иностранцев» («Интурист» — орган НКВД): «<...> нужно было добежать до ближайшего телефона-автомата и сообщить в бюро иностранцев <...>» [3, с. 149].
Становление подтекста в истории текста романа «Мастер и Маргарита» целесообразно рассмотреть на материале главы 15 «Сон Никанора Ивановича», вызвавшей самое пристальное внимание цензуры. При публикации в журнале «Москва» эта глава пострадала более всего: в публикацию вошел только первый ее эпизод (допрос Никанора Ивановича Босого) и финал, повествующий о том, что беспокойство председателя передалось и другим пациентам клиники Стравинского.
| Основной текст романа | Публикация в журнале «Москва» |
| «Вечером Никанор Иванович был доставлен в клинику Стравинского. Там он повел себя настолько беспокойно, что ему пришлось сделать вспрыскивание по рецепту Стравинского, и лишь после полуночи Никанор Иванович уснул в 119-й комнате, изредка издавая тяжелое страдальческое мычание.
Но чем далее, тем легче становился его сон. Он перестал ворочаться и стонать, задышал легко и ровно, и его оставили одного. Тогда Никанора Ивановича посетило сновидение, в основе которого, несомненно, были его сегодняшние переживания» [2, с. 651]. |
«Вечером Никанор Иванович был доставлен в клинику Стравинского. Там он повел себя настолько беспокойно, что ему пришлось сделать впрыскивание по рецепту Стравинского, и лишь после полуночи Никанор Иванович уснул в 119-й комнате, изредка издавая тяжелое, страдальческое мычание.
Но его тревога передалась в 120 ю комнату, где больной проснулся и стал искать свою голову, и в 118-ю, где забеспокоился неизвестный мастер и в тоске заломил руки, глядя на луну, вспоминая горькую последнюю в жизни осеннюю ночь, полоску света из-под двери в подвале и развившиеся волосы» [5, с. 99—100]. |
Булгаков работал над образом председателя жилищного товарищества, начиная с первой редакции романа, в которой оформляется сюжет об аресте и допросе Никанора Ивановича. Во второй редакции добавляется сюжет о его заключении. В этот период Булгаков пишет два варианта главы, посвященной заключению председателя, четко обозначая место его пребывания.
1) В первом варианте — посредством использования устойчивых выражений и атрибутов, связанных с образом тюрьмы («окраина Москвы», «безотрадные места», «высочайшая каменная стена», «лишить свободы»):
«Неизвестные посадили председателя в трамвай и увезли его вдаль — на окраину Москвы. Там вышли из трамвая и некоторое время шли пешком и пришли в безотрадные || места к высочайшей каменной стене.
Вовсе не потому, что москвич Босой знал эти места, был наслышан о них, нет, просто иным каким-то способом, кожей что ли Босой понял, что его ведут для того, чтобы совершить с ним самое ужасное, что могут совершить с человеком — лишить свободы» [2, с. 202].
Булгаков начал писать данный вариант главы «ночью на 1-е сентября 1933», о чем свидетельствует его помета [2, с. 201]. Сохранился лишь небольшой фрагмент этой главы: практически все страницы (32 листа), на которых она была написана (видны фрагменты букв), вырезаны под корень. По нашим предположениям, это связано с арестом Н.Р. Эрдмана — в дневнике Е.С. Булгаковой содержится следующая запись от 12 октября 1933 г.: «Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс. Говорит, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился. <...> Ночью М.А. сжег часть своего романа» [4, с. 170]. 2) Во второй варианте — посредством:
а) прямого наименования тюрьмы: «С того самого момента, как Никанора Ивановича Босого взяли под руки и вывели в ворота, он не сомневался в том, что его [в]ведут в тюрьму» [2, с. 339], «Следующие впечатления тоже были как будто тюремные» [2, с. 340];
б) краткого описания процедур, связанных с заключением в тюрьму: «Никанора Ивановича записали в какую-то книгу, подвергли осмотру его одежду, причем лишили Никанора Ива||новича подтяжек и пояса. <...> Придерживая руками спадающие брюки, Никанор Иванович, вслед за молчаливым спутником, пошел куда-то, по каким-то коридорам и не успел опомниться, как оказался голым и под душем. В то время, пока Никанор Иванович намыливал себя и тер мочалкой, одежда его куда-то исчезла, а когда настало время одеваться, она вернулась, причем была сухая, пахла чем-то лекарственным, брюки стали короче, а рубашка и пиджак съежились, так что полный Никанор Иванович не застегивал больше ворота» [2, с. 340];
в) использования сна для создания подтекста в описании заключения героя.
Примечательно, что при разработке композиции романа в «разметке» его глав, составленной 6 октября 1933 г., Булгаков намечает две главы, посвященные председателю:
5) [И] Арест Босого. День 23.VI <...>
8) Босой в тюрьме. 23.VI Вечер[.]{,} ночь [2, с. 211].
При составлении «разметки глав» в период создания второго варианта главы на данном этапе работы (не позднее 30 октября 1934 г.) Булгаков уже не использует прямое указание на место пребывания председателя, заменяя его сном:
[6] 7) [Босой.] Волшебные деньги. <...>
[9) Сон Босого.] <...>
16. [Замок чудес.] Что снилось Босому. [2, с. 296—297].
Если во второй редакции председатель видит сон в тюрьме, то в пятой редакции (где в следующий раз появляется рассматриваемая глава) — в клинике Стравинского: «Нетрудно догадаться, что толстяк с багровой физиономией, которого поместили, по словам мастера, в комнате № 119 в психиатрической лечебнице, был не кто иной как Никанор Иванович Босой» [2, с. 626]. Примечательны в этом отношении слова А.И. Солженицына: «Клиника Стравинского — как эвфемизм для посадки» [8: с. 13]. Таким же образом Булгаков работает над созданием подтекста в изображении мастера.
1) В процессе работы над образом мастера Булгаков меняет место его пребывания. Во второй редакции романа мастер находится в заключении, о чем свидетельствует его портрет в эпизоде возвращения:
«Ватная мужская стеганая кацавейка была на нем. Солдатские штаны, грубые высокие сапоги.
Весь в грязи, руки изранены, лицо заросло рыжеватой щетиной. Человек, щурясь от яркого света люстр, вздрагивал, озирался глаза его светились тревожно и страдальчески» (в процессе работы над этим фрагментом Булгаков делает помету: «Утро 7. I 1934») [2, с. 256].
К моменту создания обозначенного эпизода в романе отсутствовала глава о явлении героя и его беседе с Иваном Бездомным — данную главу Булгаков создает в этой же редакции, но позднее (не ранее 30 октября 1934 г. и не позднее 21 июня 1935 г., о чем свидетельствуют пометы писателя [2, с. 303, 340]). И здесь поэт — будущий мастер — является Ивану в клинике для душевнобольных.
2) Булгаков уводит в подтекст романа указания на арест мастера:
| Пятая редакция | Шестая редакция |
| «В ту ночь я долго не мог заснуть и вдруг, тараща глаза в темноту понял, что я заболел боязнью» [2, с. 611]. | «Она умоляла меня не бояться ничего.
Это было в сумерки, в половине октября. И она ушла. Я лег на диван и заснул, не зажигая лампы» [3, с. 280]. |
| «Гость раскрыл было рот, но ночка была действительно беспокойная, неясно из коридора слышались два голоса и гость поэтому начал говорить Ивану на ухо так тихо, || что ни одного слова из того, что он рассказал не стало известно никому кроме поэта. Но рассказывал больной что-то, что очень волновало его» [2, с. 614]. | «Голоса еще слышались в коридоре, и гость начал говорить Ивану на ухо так тихо, что то, что он рассказал, || стало известно только одному поэту за исключением первой фразы. — Через четверть часа после того, как она покинула меня, ко мне в окна постучали... То, о чем рассказывал больной на ухо, по-видимому, очень волновало его» [3, с. 283]. |
| «— Я стоял в том же самом пальто, но с оторванными пуговицами и жался от холода, вернее не столько от холода, сколько от страху, который стал теперь моим вечным спутником» [2, с. 614]. | «— Да, так вот, в половине января, ночью, в том же самом пальто, но с оборванными пуговицами, я жался от холода в моем дворике» [3, с. 283]. |
| «— <...> Перед [нею] моей женой предстал бы человек, заросший грязной бородой, в дырявых валенках, в разорванном пальто, с мутными глазами, вздрагивающий и отшатывающийся от людей. Душевно [и] больной. Вы шутите, мой друг! Нет, — оскалившись воскликнул больной, — на это || я не способен» [2, с. 615]. | «— <...> Перед нею, — гость благоговейно посмотрел в тьму ночи, — [предстал бы человек, заросший грязной бородой, в дырявых валенках, человек, вздрагивающий и отворачивающийся от людей?] /легло бы письмо из сумасшедшего дома. Разве можно посылать письма, имея такой адрес?/ Душевнобольной?» [3, с. 284]. |
| «— Это вы написали, что в романе о Понтии Пилате контрреволюция и после того, как мастер исчез, заняли его подвал? — спросил Азазелло скороговоркой» [2, с. 760]. | «— Это вы, прочитав статью Латунского о романе этого человека, написали на него жалобу с сообщением о том, что он хранит у себя нелегальную литературу? — спросил Азазелло» [3, с. 424]. |
Таким образом, для создания подтекста в изображении мастера Булгаков использует хронотоп (место лишения свободы — клиника для душевнобольных, точное обозначение периода отсутствия героя октябрь—январь), прием умолчания (история о произошедшем оказывается известной только Ивану Бездомному), устойчивые выражения, присущие эпохе («в окна постучали»), признаки тюремного заключения («в том же самом пальто, но с оборванными пуговицами»), эвфемистическая замена («написали» — «написали жалобу», контрреволюция — нелегальная литература).
Активно используя подтекст в изображении председателя, Булгаков также не снимает полностью факта о том, что Никанор Иванович Босой какое-то время пребывал в тюрьме. В пятой редакции для обозначения места заключения Никанора Ивановича используется эвфемизм «другое место» и несколько атрибутов кабинета следователя:
«Попал он, однако, к профессору Стравинскому не сразу, а предварительно побывав в другом месте.
От другого этого места у Никанора Ивановича осталось в воспоминании мало чего. Помнился только какой-то стол, шкаф и диван и гладкие белые стены» [2, с. 626].
В пятой редакции Булгаков возвращает эпизод допроса, присутствовавший в первой редакции романа, и устанавливает зеркальное соотношение между допросом и сном героя. Тем самым сон становится одним из способов создания подтекста в изображении эпохи. Для соотнесения сна и реальности Булгаков использует следующие средства.
1) Перерывы в течение сна, чтобы соединить пространство сна и изображаемой реальности:
| Вторая редакция Второй вариант главы | Пятая редакция |
| «А далее все сложилось так, что Никанор Иванович впал в полное изумление и пребывал в нем до тех пор, пока не сообразил, что видит сон» [2, с. 340]. | «<...> лишь после полуночи Никанор Иванович уснул, уснул [тяжело] изредка [мыча.] издавая тяжелое страдальческое мычание.
Но чем дальше, тем легче становился его сон. Он перестал ворочаться и стонать, задышал легко и ровно и пост у него в комнате сняли. Тогда Никанора Ивановича посетило сновидение, в основе которого несомненно были его сегодняшние переживания» [2, с. 627]. |
| «Далее сны Босого потекли [беспрепятственно] [непрерывно] с перерывами. Он || то забывался в непрочной дреме на полу то, как казалось ему, просыпался. Проснувшись, однако убеждался, что продолжает грезить. То ему[,] чудилось, что его водили в уборную, то поили чаем все те же белые повара» [2, с. 347]. | «Тот увидел как растаяли повара[.] и развалился театр с занавесом. Никанор Иванович сквозь слезы разглядел свою комнату в лечебнице и двух в белом || но вовсе не развязных поваров, сующихся со своими советами, а доктора и фельдшерицу» [2, с. 636]. |
2) Атрибуты театрального пространства:
| Вторая редакция Второй вариант | Пятая редакция |
| «Затем Никанор Иванович очутился в большом зале и сразу убедился, что это театральный зал. Под золоченым потолком сияли хрустальные люстры, на стенах — кенкеты, была сцена, перед ней суфлерская будка, на сцене большое кресло малинового бархата, столик с колокольчиком и черный бархатный задний занавес» [2, с. 341]. | «Затем он очутился почему-то в театральном зале, где под золоченым потолком сияли хрустальные люстры, а на стенах кенкеты. Все было как следует: имелась сцена задернутая бархатным занавесом по темновишневому фону усеянн<ым> как звездочками изображениями золотых увеличенных десяток, суфлерская [публика] будка и даже публика» [2, с. 628]. |
3) Атрибуты тюрьмы, данные сквозь призму театрального пространства:
| Вторая редакция Второй вариант | Пятая редакция |
| «Именно, Никанора Ивановича повели по светлым, широким коридорам, в которых из-под потолка лампы изливали ослепительный, радостный и вечный свет» [2, с. 340]. | |
| «Тут смутно запомнил Никанор Иванович, что все зрители были мужеского пола, все с бородами и с усами, отчего казались несколько старше своих лет» [2, с. 341]. | «Удивило Никанора Ивановича то, что вся публика была одного пола — мужского и вся почему-то с бородами» [2, с. 628]. |
| «<...> и Никанор Иванович, не помня себя, очутился на сцене. Тут ему в глаза ударил яркий цветной свет снизу, из рампы» [2, с. 341]. | «И Никанор Иванович, не помня как, оказался на сцене, [где] конфузливо подтягивая штаны, почему-то спадающие. В глаза ему снизу и спереди ударил яркий свет цветных ламп в рампе, отчего он сразу потерял из виду зал с публикой» [2, с. 629]. |
Театральная программа во сне Никанора Ивановича Босого строится по сценарию допроса. В связи с этим отдельного рассмотрения в контексте использования театрального пространства с целью изображения тюремного заключения героя требует образ ведущего программу.
| Средства создания | Вторая редакция Второй вариант главы | Пятая редакция | Шестая редакция |
| Наименование | «молодой человек», «распорядитель» | «конферансье», «артист», «ведущий», «ведущий программу», «молодой [человек] артист» | «артист», «конферансье», «молодой артист», «ведущий программу» |
| Портрет | «Глядя с любопытством на сцену, Никанор Иванович увидел, как на ней появился хорошо одетый, в сером ко||стюме, гладко выбритый, гладко причесанный молодой человек с приятными чертами лица» [2, с. 341]. | «Из кулис тут показался артист в смокинге, гладко выбритый и причесанный на || пробор, молодой и с очень приятными чертами лица» [2, с. 628]. | «Из кулис тут вышел артист в смокинге, гладко выбритый и причесанный на пробор, молодой и с очень приятными чертами лица» [3, с. 297]. |
| Речь: разговор с валютчиками | «спросил мягким баритоном и улыбнулся», «удивился», «задушевно заговорил», «отозвался», «сказал печально», «сказал добродушно», «вздохнув, добавил», «громко заявил», «спросил тоскливо», «произнес», «обратился», «сурово сказал», «воскликнул», «спросил», «вскричал», «ласково и укоризненно воскликнул» | «спросил мягким баритоном и улыбнулся», «задумчиво сказал», «философски заключил», «задушевно заговорил», «отозвался», «сказал укоризненно и печально», «сказал мягко», «жалобно спросил», «вежливо сказал», «очень вежливо осведомился», «осведомился», «воскликнул», «вскричал», «смягчился», «укоризненно-ласково заговорил» | «спросил он мягким баритоном и улыбнулся», «заговорил задумчиво», «задушевно заговорил», «заговорил», «сказал», «твердо сказал», «подтвердил», «добавил укоризненно и печально», «мягко сказал», «добавил», «обратился», «осведомился», «воскликнул», «ласково осведомился», «вскричал огорченно», «укоризненно-ласково сказал», «смягчился» «проговорил» |
| Речь: ведущий программу | «объявил», «звучно объявил» | «весело и звучно объявил», «торжественно объявил», «позвал», «Произнеся и с большим жаром эту очень убедительную речь <...>» [2, с. 634], «торжественно поздравил» | «весело и звучно объявил», «громко объявил», «пригласил», «спросил», «торжественно объявил», «вежливо пригласил», «Произнеся, и с большим жаром, эту очень убедительную речь <...>» [3, с. 303], «крикнул» |
Стиль поведения, особенности построения речи ведущего программу практически не меняются: оформившись во второй редакции, они сохранились до конца работы над романом — Булгаков создает образ молодого артиста с приятными манерами и внешностью, знатока человеческой природы, проявляющего сердечную заботу о своих подопечных. Единственная ремарка, характеризующая ведущего, от которой отказывается Булгаков, это бесшумность движения, но при этом писатель акцентирует внимание на самом движении — внезапное исчезновение и появление героя. И, наоборот, добавляется более «говорящее» сравнение глаз с рентгеновскими лучами.
| Вторая редакция Второй вариант | Пятая редакция | Шестая редакция |
| «— Ну, Никанор Иванович, покажите нам пример, — задушевно заговорил молодой человек, — и сдавайте валюту» [2, с. 341]. | «— Ну-с, Никанор Иванович, покажите нам пример задушевно заговорил молодой || [человек] артист, — и... сдавайте валюту!» [2, с. 629]. | «— Ну-с, Никанор Иванович, покажите нам пример, — задушевно заговорил молодой артист, — и сдавайте валюту» [3, с. 298]. |
| «— Антракт, негодяи! После чего исчез со сцены совершенно бесшумно. <...> После же антракта молодой человек появился вновь» [2, с. 342]. | «— Антракт, негодяи! <...> Потом опять загорелась сцена и <...> конферансье позвал <...>» [2, с. 630]. | «— Антракт, негодяи! <...> Потом опять раскрылся занавес и конферансье пригласил <...>» [3, с. 299]. |
| «Распорядитель повернул за плечо к себе Курицына и несколько секунд смотрел не отрываясь Курицыну в глаза. Босому || показалось, что лучи ударили из глаз распорядителя и пронизывают Курицына насквозь. В зале никто не дышал» [2, с. 346]. | «Ведущий программу уставился прямо в глаза [Загривову] {Канавкину} и Никанору Ивановичу даже показалось, что из глаз артиста брызнули лучи, пронизывающие [Загривова] {Канавкина} насквозь, подобно рентгеновским. В зале перестали дышать» [2, с. 633]. | «Ведущий программу уставился прямо в глаза Канавкину, и Никанору Ивановичу даже показалось, что из этих глаз брызнули лучи, пронизывающие Канавкина насквозь, как бы рентгеновские лучи. В зале перестали дышать» [3, с. 303]. |
Прообразом ведущего программу является следователь, на допросе у которого оказывается Поротый — Никанор Иванович Босой первой редакции романа (в главе «Разговор по душам»).
| Первая редакция | Вторая редакция
Второй вариант |
| «— Сядете. Нельзя на общественные деньги дома в Серпухове покупать. Кстати, адрес продавца скажите» [2, с. 35]. | «— Ну, ладно, кто старое помянет, — сказал распорядитель и добавил: — да... кстати... за одним разом чтобы... у тетки есть? Ну между нами? А?» [2, с. 346] |
Артист, ведущий программу во сне Никанора Ивановича, соотносится со следователем, ведущим допрос в первом эпизоде данной главы. В первой редакции в главе «Разговор по душам» допрос героя строится посредством вопросов и реплик следователя без слов автора и с использованием обозначений «человек», «следователь» и обращения «т. следователь»: «— Это ваша подпись? — спросил[и] человек у Поротого, указывая на подпись на контракте <...>» [2, с. 34]; «Следователь рассмеялся и головой покачал.»; «— Вы, т. следователь понимайте, — вдруг сказал проникновенно Поротый, — что я за то только и страдаю, что бес подкинул мне деньги, а я соблазнился, думал на старость угол себе в Серпухове обеспечить» [2, с. 35]. Как мы уже отмечали, в следующий раз эпизод допроса появляется только в пятой редакции романа. В основном здесь так же идут вопросы, но авторских ремарок становится больше: «— То есть как? — спросили Никанора Ивановича[.], прищурившись»; «— Кто такой? — спросили у Никанора Ивановича»; «— Откуда валюту взял? — спросили у Никанора Ивановича» [2, с. 626]; «Всякому терпению положен предел и за столом, уже повысив голос, на||мекнули Никанору Ивановичу, что ему худо будет, если он не заговорит по-человечески»; «Стало совершенно ясно, что Никанор Иванович ни к каким разговорам не пригоден. Его вывели, поместили в отдельной комнате, где он немного || поутих и не кричал уже, а только молился и всхлипывал» [2, с. 627]. Как видим, Булгаков обозначает ведущего допрос посредством использования глаголов действия 3 л. мн. ч., неопределенно-личных и безличных предложений. Также обозначение следователя создается посредством замены его личности совершаемым им действием: «На просьбу не валять дурака, а рассказать, как попали доллары в вентиляцию, Никанор Иванович стал на колени и качнулся, раскрыв рот, как бы желая укусить паркет и закричал <...>» [2, с. 627].
Перечисленными способами изображается не только следователь, ведущий допрос Никанора Ивановича, но также все, входящие в это окружение: «Тем временем на Садовую съездили, и в квартире № 50 побывали. Само собою разумеется, что никакого Коровьева там не нашли и никакого Коровьева никто в доме не знал и не видел. <...> С тем и уехали с Садовой, причем с уехавшими отбыл растерянный и подавленный секретарь Пролежнев» [2, с. 627].
Такой же способ изображения характерен и для следователей, встречающихся в других эпизодах романа. Здесь, помимо уже названных средств, используется наименование следователей в данном контексте собирательными существительными «этаж» и «следствие», которые обозначают не просто совокупность лиц, но и совершаемые ими действия: «Но в это время, то есть на рассвете субботы не спал почти целый этаж в одном из московских учреждений и окна в нем, выходящие на залитую || асфальтом громаднейшую площадь, которую специальные машины, разъезжая с гудением, чистили щетками, светились полным ночным светом, борющимся со светом восходящего [солнца.] дня.»; «Не следует думать, что следствие работало мешкотно, этого отнюдь не было» [2, с. 795]. Посредством подтекста в приводимом фрагменте вводится описание Лубянки.
Заметим, что глава о следствии была создана во второй редакции романа — не ранее 8 января 1934 г., о чем свидетельствует помета, сделанная Булгаковым в начале работы над одной из предшествующих глав [2, с. 261]. Страницы, на которых была написана данная глава (с. 555—572 авторской пагинации), вырваны практически под корень, но по сохранившимся фрагментам слов и букв мы можем сделать вывод, что это была глава о допросах, в том числе Босого. Здесь фигурирует название Лубянки, в отличие от пятой редакции, где это учреждение дается через описание [2, с. 262].
Массовое, безличное изображение следователей появляется в пятой редакции, напомним годы ее создания — 1937—1938. В этом отношении примечательно введение Булгаковым местоимения «они» для обозначения источника зла, свершившегося с мастером.
| Пятая редакция | Шестая редакция |
| «Я уйду! Я уйду, но знай, что всё равно || я всю жизнь буду думать только о тебе и о Понтии Пилате... Жестокий, ты человек, — она говорила сурово, но в глазах ее было страдание» [2, с. 821]. | «Ну, что ж, я уйду, я уйду, но знай, что ты жестокий человек! Они опустошили тебе душу!» [3, с. 498]. |
Не случайно при чтении романа Солженицын подчеркивает это местоимение: «Они опустошили тебе душу!» [1: с. 782].
В своей работе мы неоднократно ссылались на пометы Солженицына на страницах романа, опубликованного в журнале «Москва» и в книге 1973 г. Эти пометы, на наш взгляд, способствуют изучению особенностей становления подтекста в изображении эпохи ГПУ в романе Булгакова. Солженицын пристальное внимание уделяет страницам романа, где посредством подтекста Булгаков создает эпическую картину эпохи ГПУ, например:
| Текст | Помета | Орудие письма |
| «Правда, он был выбрит впервые, считая с той осенней ночи (в клинике бородку ему подстригали машинкой)» [6: с. 128]. | «в ГПУ» | черная шариковая ручка |
| «Когда, неся под мышкой щетку и рапиру, спутники проходили подворотню, Маргарита заметила томящегося в ней человека в кепке и высоких сапогах, вероятно поджидавшего кого-то. Как ни были легки шаги Азазелло и Маргариты, одинокий человек их услыхал и беспокойно дернулся, не понимая, кто их производит» [6: с. 72]. | на полях текст очерчен пунктирной линией | красная шариковая ручка |
| «— Через четверть часа после того, как она покинула меня, ко мне в окна постучали...» [1: с. 565]. | «<ГПУ»
(знак «<» обозначает стрелку, связывающую помету и текст) |
синяя шариковая ручка |
Артист, ведущий программу во сне Никанора Ивановича, соотносится также с персонажем, именуемым в романе «одним из лучших следователей в Москве»: по портрету, «ласковому» обращению с допрашиваемыми и заботе о них.
| Пятая редакция | Шестая редакция |
| «Лучший следователь города Москвы, молодой еще человек, с приятны[й]ми манерами, ничуть не похожий на следователя <...>» [2, с. 798];
«<...> круглолицый, спокойный и сдержанный блондин» [2, с. 799]. |
«Дверь иванушкиной комнаты № 117-й отворилась под вечер пятницы и в комнату вошел молодой круглолицый, спокойный и мягкий в обращении, человек, совсем не похожий на следователя, и тем не менее один из лучших следователей Москвы» [3, с. 469]. |
| «<...> ничуть не похожий на следователя, лишенный всякой роковой пронзительности в глазах <...>» [2, с. 798]. | |
| «Следователь представился <...>»;
«сказал, что зашел на минутку потолковать именно о тех происшествиях, которых свидетелем был Иван позавчера вечером || на Патриарших Прудах»; «мягкие и вежливые вопросы следователя» [2, с. 799]; «— Напугали их сильно эти негодяи, — ответил тихо наш следователь» [2, с. 803]. |
«Следователь ласково представился <...>»;
«сказал, что зашел к Ивану Николаевичу потолковать о позавчерашних происшествиях на Патриарших Прудах»; «вопросы следователя» [3, с. 470]; «— Их сильно напугали эти негодяи, — сказал тот следователь, что побывал у Иванушки» [3, с. 473]. |
Булгаков реалистичен в создании образа следователя — человека с приятной внешностью и вежливыми манерами, всем своим видом и обращением склоняющего к доверительной беседе. Так, например, вызывал доверие следователь, допрашивавший А.А. Андрееву, супругу писателя Д.Л. Андреева, арестованную по делу своего мужа в 1947 г.: «Выглядел Иван Федорович лощено, даже с неким оттенком интеллигентности. Мог ввернуть фразу о литературе. Беседовал спокойно, добродушно улыбался, рассказывал о маленькой дочке, в которой души не чаял. Уже потом Андреева с удивлением узнала, как тот же Кулыгин на допросах неистово материл Ивашева-Мусатова» [7, с. 356].
Примечательно, что детали портрета «одного из лучших следователей Москвы» в шестой редакции Булгаков отдает Афранию, что является одним из средств установления взаимодействия ершалаимского текста и текста «московских» глав романа в изображении эпохи.
| Пятая редакция | Шестая редакция |
| «Гость был человеком средних лет, с || очень приятным округлым лицом, гладко выбритым, с мясистым носом. Основное, что определяло это лицо это, пожалуй, выражение добродушия[.], [Национальнос] нарушаемое, в известной степени, глазами» [2, с. 771]. | «Явившийся к Пилату человек был средних лет, с очень приятным округлым и опрятным лицом, с мясистым носом. Волосы его были какого-то неопределенного цвета. Сейчас, высыхая, они светлели. Национальность пришельца было бы трудно установить. Основное, что определяло его лицо, это было, пожалуй, выражение добродушия, которое нарушали, впрочем, глаза, или, вернее, не глаза, а манера пришедшего глядеть на собеседника» [3, с. 437]. |
| «Пришедший любил держать свои веки [спущенн] опущенными и в узких щелочках светилось лукавство. [Однако, когда при-] Пришелец имел манеру во время разговора внезапно приоткрывать веки пошире и взглядывать на собеседника в упор, как бы с целью быстро разглядеть какой-то малозаметный прыщик на лице» [2, с. 772]. | «Обычно || маленькие глаза свои пришелец держал под прикрытыми, немного странноватыми, как будто припухшими веками. Тогда в щелочках этих глаз светилось незлобное лукавство. Надо полагать, что гость прокуратора был наклонен к юмору. Но по временам, совершенно изгоняя поблескивающий этот юмор из щелочек, теперешний гость прокуратора широко открывал веки и взглядывал на своего собеседника внезапно и в упор, как будто с целью быстро разглядеть какое-то незаметное пятнышко на носу у собеседника. Это продолжалось одно мгновение, после чего веки опять опускались, суживались щелочки и в них начинало светиться добродушие и лукавый ум» [3, с. 437]. |
Следует отметить, что такой способ изображения «следователя» в романе Булгаков использует уже в первой редакции, где перед нами предстает образ Толмая — будущего Афрания: «<...> фигурка аккуратно высвободилась из плаща и оказалась плотным бритым человеком лет пятидесяти, седым, но с очень розовым лицом, пухлыми щечками приятными глазами. Аккуратненько положив плащ в кресло, фигур<к>а || поклонилась Пилату и потерла ручки. Не в первый раз приходилось [видеть] прокуратору видеть седого человечка [прокуратору], но [всегда] всякий раз как [та] тот появлялся прокуратор отсаживался подальше и, разговаривая, смотрел не на собеседника, а на ворону в окне» [2, с. 73—74].
Таким образом, исследование истории текста романа позволило сделать вывод о том, что в изображении эпохи Булгаков стремился к разработке подтекста, используя для этого следующие средства:
1) лексические средства: эвфемистическая и перифрастическая замены, устойчивые выражения, присущие эпохе;
2) грамматические (глаголы действия 3 л. мн. ч.) и синтаксические (неопределенно-личные, безличные предложения) средства в создании образов следователей;
3) сон Никанора Ивановича Босого, строящийся на основе использования атрибутов тюрьмы, данных сквозь призму театрального пространства, организация сна по сценарию допроса и отсылка тем самым к театральности действий сыщиков эпохи ГПУ;
4) ершалаимский текст и установление его взаимосвязи с текстом «московских» глав.
Литература
1. Булгаков М. Белая гвардия. Театральный роман. Мастер и Маргарита / Предисл. К. Симонова. М.: Худож. литература, 1973. 816 с. Архив А.И. Солженицына.
2. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Полное собрание черновиков романа. Основной текст: в 2 т. / [Сост., текстол. подгот., публикатор, авт. предисл., коммент. Е.Ю. Колышева]. М.: Пашков дом, 2014. Т. 1. 840 с.
3. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Полное собрание черновиков романа. Основной текст: в 2 т. / [Сост., текстол. подгот., публикатор, авт. предисл., коммент. Е.Ю. Колышева]. М.: Пашков дом, 2014. Т. 2. 816 с.
4. Булгаков М.А., Булгакова Е.С. Дневник Мастера и Маргариты / Сост., предисл., комм. В.И. Лосева. М.: ПРОЗАиК, 2012. 688 с.
5. Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита // Москва. 1966. № 11. С. 6—130.
6. Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита // Москва. 1966. № 11. С. 6—130; Москва. 1967. № 1. С. 56—144. «Дополненное издание «Мастера и Маргариты». Самодельный переплет, объединяющий страницы первой публикации (Москва, 1966, № 11; 1967, № 1) и машинописные страницы с текстом купюр, сделанных журналом». Архив А.И. Солженицына.
7. Даниил Андреев: Повествование в двенадцати частях. М.: Прогресс-Плеяда, 2013. 608 с.
8. Солженицын А. «Из литературной коллекции»: Мой Булгаков / Публ., подгот. текста, вступ. заметка и прим. Н.Д. Солженицыной // Солженицынские тетради: Материалы и исследования: [Альм.]. Вып. 2 / Дом русского зарубежья имени А.И. Солженицына; гл. ред. А.С. Немзер. М.: Русский путь, 2013. С. 5—27.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |