Исследование взаимосвязи между поэтикой сновидений и жанровыми особенностями крайне важно для определения специфики сна как формы, а также для понимания художественного произведения как целого. В данной главе делается попытка выявить те особые черты, которые сон приобретает, взаимодействуя с жанровой структурой романа. Роман представляет художнику обширное поле для экспериментов, в том числе и связанных с работой бессознательного. Онейросфера романов XIX века была насыщена сновидениями, игравшими роль психологической характеристики внутреннего мира героев и сюжетообразующей силы в повествовании. Ярким примером тому служит сон Татьяны Лариной в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина. Сновидения включены в идейный план романа, участвуют в разрешении коллизии, характеризуют героев. О специфике сна как показателе жанровой отнесенности к эпопее или роману писал М. Бахтин: «Сон с особым (не эпопейным) художественным осмыслением, как мы уже говорили, впервые вошел в европейскую литературу в жанре «Менипповой сатиры» (и вообще в области серьезно-смехового). В эпопее сон не разрушал единства изображенной жизни и не создавал второго плана; не разрушал он и простой целостности образа героя. Сон не противопоставлялся обычной жизни как другая возможная жизнь. Такое противопоставление (под тем или иным углом зрения) и появляется впервые в мениппее. Сон здесь вводится именно как возможность совсем другой жизни, организованной по другим законам, чем обычная (иногда прямо как «мир наизнанку»). Жизнь, увиденная во сне, отстраняет обычную жизнь, заставляет понять и оценить ее по-новому (в свете увиденной иной возможности). И человек во сне становится другим человеком, раскрывает в себе новые возможности (и худшие и лучшие), испытывается и проверяется сном. Иногда сон прямо строится как увенчание — развенчание человека и жизни.
Таким образом, во сне создается невозможная в обычной жизни исключительная ситуация, служащая все той же основной цели мениппеи — испытанию идеи и человека идеи»1. Бахтин, говоря о роли снов в творчестве Достоевского, выделил «важную вариацию кризисных снов, приводящих человека к перерождению и к обновлению»2.
Роман XX века унаследовал в изображении и функциях снов черты сновидений из произведений XIX века и привнес свои существенные коррективы, связанные с мироощущением человека нового времени: соединение модернизации и тяготения к архаике3, неомифологизм мышления, возврат к синкретическому восприятию жизни, конвенциональный, не принадлежащий миру, моделирующий характер, раскрывающийся «с появлением новых форм искусства, а также с параллельным возникновением новых воззрений в языкознании и культурологии»4.
««Гносеологическая» модель художественного творчества, или то, что мы называем реализмом (функция романа, по Бахтину, есть познание), в начале XX века сменилась мифопоэтической. Ведь именно миф предполагает равноправные и взаимоисключающие «истины», поскольку его семантическая структура определяется не «логикой», но Логосом, корни которого невыразимы и иррациональны»5. Естественно, что это не могло не породить нового типа сознания и художественного мышления, «в котором личный, автобиографический опыт приходил в сопряжение с реальным опытом истории»6. Стремлением отразить иррациональные и надмирные стихии в человеке пронизан роман А. Белого «Петербург», отразивший попытку адекватного воплощения представлений Белого о природе человека, о его связи с космосом, о предопределенности и случайности человеческой судьбы, в том числе и в форме сновидений. Свою оригинальную сферу сновидений создали в своих романах и Ф. Сологуб, и В. Брюсов7.
В области исследования поэтики сновидений как одной из составляющих художественной системы писателя важное место занимает жанровая принадлежность текста, позволяющая выделить глубинные механизмы его существования и организации. «Характерное для романа наличие нескольких снов, объединенных в систему, связано со свойственными этому жанру разностильностью и полисубъектностью»8. При анализе сновидений, которые, как и всякий значимый элемент композиции, являются составляющей художественного целого романа, следует выделить несколько аспектов: место снов в сюжете и композиции, соотнесенность снов с романной реальностью, соотнесенность снов между собой, литературные источники сновидений, определение смысловой значимости (символической, мифологической, психологической, в некоторых случаях медицинской, психоаналитической и т. д.). С этих позиций и будет рассмотрена специфика сновидений в романах М. Булгакова, данный подход позволит выявить роль онейросферы в художественной картине мира писателя на протяжении всего творческого пути, поскольку роман представляется нам жанром, наиболее широко раскрывающим возможности творящего субъекта. Целостность, образуемая романом, вырабатывается «из нецелостной жизни, это полнота, которая принадлежит, может быть, не столько самой изображенной жизни, сколько той жизни, которая осуществляется в деятельности творческого субъекта, перерабатывающего материал, формирующего, организующего, творящего художественный мир романа в соответствии с мерой собственно человеческого отношения к предмету»9.
Примечания
1. Бахтин М.М. Проблема поэтики Достоевского. Изд. 4-е. М., 1979. С. 171.
2. Там же. С. 172.
3. Крохина Н.П. «Неподвижное солнце любви»: О софийных началах русской литературы XIX—XX веков. Иваново, 2004. С. 200.
4. Фарино Е. Введение в литературоведение С. 84.
5. Мусатов В. Взгляд на русскую литературу XX века // Вопросы литературы. 1998. № 3. С. 80.
6. Долгополов Л.К. Андрей Белый и его роман «Петербург». Л., 1988. С. 35.
7. Подробнее см.: Нагорная Н.А. Онейросфера в русской прозе XX века: дисс. ... д-ра филол. наук. М., 2004. С. 181—182.
8. Федунина О.В. Поэтика сна в романе... С. 57.
9. Рымарь Н.Т. Поэтика романа. Куйбышев, 1990. С. 244—245.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |