Выделение оппозиции информатика/фатика лежит в основе многих классификаций РА и РЖ. При этом необходимо учитывать то, что фатика и информатика могут соседствовать (содержательные участки беседы могут перемежаться легкой болтовней и разговорами о погоде), а могут контаминироваться.
В результате такой контаминации получается уже новое образование, новая область коммуникативного взаимодействия по степени ее информативности для коммуникантов (это пограничная зона, в которой информатика и фатика тесно переплетаются между собой). Учитывая, что эта зона представляет собой огромный пласт человеческого общения, можем сделать предположение о ее неоднородности, которая, в частности, зависит от важности продуцируемой и получаемой информации для участников коммуникативного взаимодействия. В этом смысле область пересечения (контаминации) фатики и информатики — это двуликий Янус с квазиинформативностью, с одной стороны, и информативной фатикой — с другой.
Квазиинформация — это та информация, которая по степени информативности для слушающего может отойти на второй план (болтовня, светские, дружеские беседы, ссоры и т. д.). Не останавливаясь более подробно на этом типе общения, отметим, что он оказывается наименее типичен для героев пьесы, что обусловлено авторским замыслом и самим жанром (читателя не интересуют разговоры «ни о чем»).
Одним из самых распространенных типов общения персонажей в пьесе становится информативная фатика. Этот тип общения характеризуется
— особой степенью важности информации для говорящего или слушающего (или того и другого);
— особым способом подачи информации, фатическим (в непринужденной беседе, разговорах по душам; часто кроется в ироническом осмыслении действительности);
— взаимообусловленным существованием фатики и информатики;
— наличием темы, повода, события (о котором говорится в информативной части), объединяющего, цементирующего всю микроситуацию общения.
Такая информация должна иметь эксплицитное выражение, хотя нельзя не заметить, что именно суть очень часто уходит в подтекст и требует со стороны воспринимающего определенных усилий. Кроме того, слушающий, как правило, получает во время такого общения еще и информацию о психологическом состоянии говорящего, чаще всего имплицитную, но не менее важную, чем любая другая.
Особо следует говорить об информативной фатике в отношении субъекта, воспринимающего художественный текст, прежде всего текст драматургический, где нет всеведущего автора или одного героя, от лица которого ведется повествование. Вся информация (за малым исключением) содержится в речи персонажей. Реалистическая драма, далекая от назидательности и резонерства классицизма, стремится отразить жизнь такой, какая она есть. Читатель/зритель становится «невольным свидетелем» частной жизни других людей, и ему ничего не остается, как попытаться, насколько это возможно, не просто понаблюдать со стороны, но и стать в определенном смысле соучастником происходящих событий (пережить их с героями пьесы). Наиболее благоприятным в этом смысле является, наверное, именно фатическое общение: оно позволяет читателю/зрителю войти в мир Турбиных и «подслушать» из их разговоров что-то очень важное, о чем не говорят в открытую. Из намеков и недосказанных фраз, из песенок и оговорок получить ту информацию, которая и даст представление не только о частной жизни обитателей одного дома, но и жизни страны, об историческом времени и т. п. Фатическое общение персонажей в 1 картине пьесы с этой точки зрения представляется именно информативной фатикой для воспринимающего текст субъекта. Полагаем, что степень информативности фатики на протяжении пьесы может уменьшиться в связи с увеличением общности пресуппозиции читателя/зрителя и персонажей пьесы (информация постепенно накапливается, и читатель, как и участники коммуникативной ситуации, уже знает, в чем дело).
2.2.1. Коммуникативная ситуация «встреча» (появление Лариосика у Турбиных), речевой жанр — знакомство
Коммуникативная ситуация «встреча» предполагает два основных варианта. 1. Встреча знакомых людей: вне зависимости от степени близости коммуникантов, такая ситуация предполагает использование этикетных фатических операторов установления контакта в структуре фатической интеракции или блока фатических интеракций. 2. Встреча людей незнакомых, ранее друг другу не представленных; в этом случае приветствие должно интегрироваться с представлением (речевой жанр — знакомство). Речевой жанр знакомства (особенно при личной заинтересованности коммуникантов) представляет, на наш взгляд, уже не собственно-фатическое общение, а скорее информативную фатику: обычно для собеседников важна первая информация друг о друге. И если для общения делового характерна эксплицитная подача информации, то для общения межличностного наибольший интерес представляет информация имплицитная, достаточно произвольно интерпретируемая собеседниками.
Итак, обратимся к ситуации встречи Лариосика и Турбиных.
В 1 главе мы останавливались на выделении микро- и макроситуаций в зависимости от степени значимости определяющих их событий для главных героев пьесы. Проследим, как входит одна ситуация — приезд Лариосика (микроситуация), в другую — ожидание Тальберга, мужа Елены (макроситуацию). Микроситуация оказывается включенной в макроситуацию и на время оттесняет событие, определяющее последнюю.
Мышлаевский. Лена ясная, позволь, я тебя за твои хлопоты обниму и поцелую. Как ты думаешь, Леночка, мне сейчас водки выпить или уже потом, за ужином сразу?
Елена. 1. Нет, я думаю, что потом, за ужином сразу. 2. Мужа ты моего там где-нибудь не видел? Муж пропал.
Реплика Елены состоит из двух РА: 1 — ответ на вопрос (обязательный компонент одной интеракции) и 2 — вопрос, не связанный эксплицитно с содержанием предыдущей интеракции и образующий, следовательно, другую интеракцию также с обязательным ответным компонентом. Дословный повтор в ответе части альтернативного вопроса «потом, за ужином сразу» не типичен для разговорной речи, как, впрочем, и сама полнота ответа — несоблюдение принципа экономичности может свидетельствовать об автоматизме реакции и о наличии имплицитной информации. Глагол «думаю» лишь отчасти здесь сохраняет свое прямое значение — мыслительный процесс («думать — 2. полагать, держаться какого-либо мнения» [Ожегов, Шведова, 1992]), реализуя при этом еще и прагматическое функцию, сходную с вводными конструкциями — «по-моему», «на мой взгляд»: «лучше, если...», «я выбираю...». Однако следует отметить, что выбор данной конкретной формы не столько обусловлен различием между прямым и прагматическим смыслом высказывания, сколько мотивирован в следующем РА (2).
Мышлаевский. Что ты, Леночка, найдется. Он сейчас приедет. (Уходит.)
За этой репликой Мышлаевского следует авторская ремарка «Начинается непрерывный звонок». Звонок потенциально подтверждает слова Мышлаевского и прогнозирует возможные варианты следующей реплики.
Николка. Ну вот он-он! (Бежит в переднюю).
Таким образом, если далее не следуют реплики других персонажей — участников ожидания, то, с одной стороны, это реплика (релятив как реакция на ситуацию), завершающая процесс ожидания, поэтому в данном случае место-имение он может называть только объект ожидания — мужа Елены, а с другой — прогнозирующая, и за ней должна следовать реплика «встречи», если объект ожидания — лицо одушевленное. Действительно, эта реплика становится «пограничной» для ситуации «ожидания/встречи». В этом случае мы можем говорить, что произошла заочная идентификация звонящего. С этой точки зрения интересна следующая реплика, представляющая собой косвенный речевой акт — вопрос.
Алексей. Господи, что это за звонок?
Заметим, что очень часто прагматическая установка не находит прямого отражения в языковой структуре употребленных вопросов, что позволяет нам, вслед за С.В. Андреевой, говорить о коммуникативно-прагматических трансформациях вопросов в диалоге, выявление и изучение которых поможет в разграничении текста и подтекста речевого акта [Андреева, 1998, 102—103]1.
Вопрос выступает в своей основной функции, если подразумевается запрос информации (далее должны следовать информативные РА, например, сообщение, объяснение и др.), а также в условиях «нулевого контекста».
Говоря о косвенном РА, необходимо учитывать две его составляющие: сохраняющееся значение прямого РА и результат операций вывода на основе разнородного комплекса лингвистических и экстралингвистических данных, т. е. выход на речевую ситуацию или последовательность нескольких РА.
Данный РА, в силу своей особой структуры (начинается с «Господи»: например, «Господи, когда все это кончится?»), является определенной формулой и чаще всего становится косвенным вне зависимости от контекста. Он не требует напрямую ответной реакции (например, согласиться, извиниться и др.) собеседника. Это достаточно свободная разговорная форма вторичного релятива.
Оценка действия (звонок звенит) переносится на его субъект (производителя действия), а вместе с оценкой переносится и недовольство, нарастающее раздражение. Данный РА включает в себя две интенции говорящего: оценить определенное действие (состояние) как нежелательное и попросить избавить от него (косвенный РА просьбы). Возможно, в ситуации ожидания вопрос типа «Господи, кто там так звонит?» был бы неуместным и даже некорректным по отношению к ожидаемому.
Далее меняется ситуация (за ожиданием следует встреча), что ведет к изменению состава участников — появляется новый человек, который, вступая в общение, должен установить контакт. Заметим, что попытка вступления в общение не всегда приводит к установлению контакта, а тем более контакта в желательной тональности.
Интродуктивная и финальная часть разговора традиционно содержат конативно-этикетный набор определенных формул речевого этикета (клише), которые представляют собой фатические речевые акты в узком понимании фатики (фатика в чистом виде), т. к. важнейшей специализированной функцией этикета является именно контактоустанавливающая (социативная, контактная, фатическая) функция [Формановская, 1987, 13]. Выбор тех или иных формул речевого этикета зависит от ситуации, т. е. от говорящего, адресата, коммуникативной цели, места в цепи речевого общения, диктумного содержания (отношения актантов и участников речи, места, официальности/неофициальности обстановки, времени), темы, мотива и т. д. Речевой этикет реализуется в конкретных ситуациях через частные РА. Изучение РА в рамках определенной ситуации позволит нам увидеть и выстроить модель самой ситуации и модель речевого поведения персонажа.
Итак, ситуацией, включенной в ситуацию ожидания Тальберга, оказывается ситуация встречи, связанная с приездом Лариосика и первым его появлением в доме Турбиных.
Ремарка, описывающая появление Лариосика (...Появляется в передней с чемоданом и с узлом), делает для читателя очевидным, что появился не тот, кого ждали: из ремарки известно, Лариосик — житомирский кузен, а муж Елены — полковник Тальберг. Именно поэтому уже первая реплика Лариосика, по сути контактоустанавливающая, позволяет предположить, что говорящим избрана неверная тактика речевого поведения и произошло это в силу несовпадения двух ситуаций ожидания: есть те, кто ждет, тот, кого ждут, и тот, кто думает, что его ждут. Читателю, как, по-видимому, и остальным участникам коммуникативной ситуации (кроме самого Лариосика), пока неясно, что послужило мотивом такой формы приветствия, уместной в ситуации ожидания (вот и употребляется при указании именно на наступление ожидаемого). При этом можем предположить, что это автокоммуникативный РА, выражающий радость от того, что он наконец-то добрался, однако представляется, что в данной ситуации это все-таки РА, призванный воздействовать на адресата с целью установления контакта (это первые слова Лариосика в доме Турбиных).
(1) Лариосик. 1. Вот я и приехал. 2. Со звонком у вас я что-то сделал.
Следом за косвенным РА приветствия, требующим обязательной ответной реакции, вербальной или невербальной (предположительно положительной и неформальной), идет имплицитное извинение, сожаление о случившемся в форме констатации, которое для говорящего отходит на второй план.
Ответная реакция Николки показывает несовпадение прагматических установок говорящих, что обусловлено отчасти отсутствием общей микропресуппозиции, а отчасти существованием говорящих в «разных» ситуациях (прежде всего разная оценка ситуации в силу разной осведомленности о происходящем его участников). Этим объясняется нарушение структуры интеракции — отсутствие обязательного ответного компонента для РА 1.1. Таким образом, первый РА, наиболее значимый для говорящего, остается без внимания адресата, а ответная реакция, представляющая собой ассертивный РА, описывающий определенное положение дел, следует только на РА 1.2. Такой выбор Николки, очевидно, объясняется тем, что реакция на РА 1.2 происходит автоматически и не требует дополнительных размышлений (здесь он знает, о чем идет речь, в чем дело). Ответ Николки «устраняет» неопределенность, прозвучавшую в словах Лариосика и обусловленную не незнанием, а незначительностью данного факта для говорящего: указательная частица это вносит определенность.
(1) Лариосик. 1. Вот я и приехал. 2. Со звонком у вас я что-то сделал.
(2) Николка. 1. Это вы кнопку вдавили. (Выбегает за дверь.)
Ремарка также мотивирует реакцию Николки: он выбегает за дверь, с тем, чтобы прекратить непрерывный звонок, который сам по себе является помехой, внешним фактором, препятствующим нормальному общению, и, уж во всяком случае, точно не благоприятным для установления контакта с неизвестным человеком. Для Лариосика вдавленная кнопка звонка — это та мелочь, которая не позволила ему установить контакт с первого раза, хотя он, безусловно, сожалеет о случившемся и просит прощения уже эксплицитно (два предложения, объединяясь общей интенцией говорящего, составляют один РА, выражающий отношение говорящего по поводу случившегося — извинение). Следует заметить, что статус извинения в русском языке строго не определен: рассматривались прагматические аспекты использования извинения [Ратмайр, 1998], функции извинения как элемента речевого этикета [Формановская, 1987]. По разным классификациям извинения относят к разным типам РА: выражающим отношение говорящего, экспрессивам, выражающим пожелание (просьба извинить) и, наконец, к директивным РА. В русском языке извинения — директивные акты: «просьба, касающаяся оценки действия партнера по коммуникации, и тем самым уровня отношений» [Ратмайр, 1998, 289]. Несмотря на то, что цель любого РА извинения — добиться аннулирования отрицательной оценки (т. к. оценка поступка автоматически становится и оценкой субъекта, его совершившего), но в зависимости от мотивов и целей говорящего на первый план в РА извинения может встать либо сам говорящий (выражает собственное отношение и заботится о своем «имидже»), либо адресат (воздействует на адресата, выражает уважение к собеседнику). В том и другом случае извинение направлено на изменение оценки, что, в действительности, оказывается очень важным для Лариосика: чувствуя, что причиняет неудобства, он постоянно извиняется, — для него важно расположить Турбиных к себе, вызвать чувство аттракции. Лариосик извиняется на протяжении всего своего первого разговора с Турбиными, причем не только за себя, но и за маму. Извинение во многом определяет стиль общения Лариосика, что обусловлено зависимостью извинения в большей мере не от событий, а от личностных качеств человека: по мнению Р. Ратмайр, извинения относятся к уровню отношений, а их характер и количество предопределяется дистанцией между говорящими [Ратмайр, 1998, 285—292].
(3) Лариосик. 1. Ах, боже мой! Простите, ради бога! (Входит в комнату.) 2. Вот я и приехал. 3. Здравствуйте, глубокоуважаемая Елена Васильевна, я вас сразу узнал по карточкам. 4. Мама просит вам передать ее самый горячий привет.
Звонок прекращается. Входит Николка.
А равно также и Алексею Васильевичу.
Следующий за извинением РА 3.2 содержит повтор этикетной формулы приветствия (КРА), свидетельствующий о том, что говорящий остается верен избранной тактике установления контакта (вхождения в дом Турбиных). Повтор для говорящего становится возможным благодаря смене адресатов (ремарка Входит в комнату) и мотивируется, с одной стороны, отсутствием реакции в первый раз, в передней, а с другой — надеждой на адекватную реакцию со стороны новых адресатов на его приезд и приветствие. Но до получения ответной реакции он сам приветствует отдельно каждого, называя по имени и отчеству. Такие этикетные формулы приветствия, по мнению говорящего, очевидно, должны не только показать, что идентификация (узнавание) состоялось, но и, подчеркивая уважительное отношение его к адресатам, помочь в установлении доброжелательных отношений. С этой целью, а также с целью перейти в дальнейшем к письму, написанному мамой, Лариосик передает приветствие от 3-го лица, от мамы (РА 3.4).
Итак, мотивы и цели Лариосика в большей или меньшей мере понятны (укажем, что читатель и герои узнают об этом позже): он приехал к Турбиным, чтобы остаться у них жить, поэтому ему необходимо установить с ними контакт в доброжелательной (уважительной) тональности, завоевать их симпатии, восстановить родственные связи и получить приглашение пожить в их доме. Теперь попытаемся установить, какую информацию получают от Лариосика Елена, Алексей и Николка и что это им дает (в смысле идентификации и установления контакта с появившимся в их доме человеком). Можем предположить, что большой объем информации, полученной от Лариосика, остается невостребованным: те, кому она адресована, не могут ей воспользоваться из-за отсутствия «отправной» точки в ее расшифровке (не идентифицирован субъект) и отсутствия общей пресуппозиции, во всяком случае, актуальной для данного момента. Это приводит к тому, что знания, которые могли бы быть привлечены для получения новой информации, не могут активизироваться. Помимо того, что Лариосик говорит много (ср. ответ Алексея, РА 4), обращает на себя внимание и то, как он говорит: в своей речи он использует формы книжной речи (а равно также), синтетические формы вежливого официального обращения (глубокоуважаемая), что контрастирует не только с речью других участников общения, но и с его собственными эмоционально окрашенными извинениями, неформальным приветствием (Вот я и приехал), уместным не просто в ситуации ожидания, но и при особых межличностных отношениях.
Реплика Лариосика многоинтенциональна, хотя можем говорить и о наличии глобальной интенции — установлении контакта, но это интенция не только данной реплики, но и соседних с ней реплик, определяющая тактику речевого поведения персонажа в ситуации в целом. Многоинтенциональность реплики позволяет выделить несколько отдельных РА с частными интенциями, при этом частные РА здесь не только обращены к разным адресатам, но и принадлежат разным стилям: стилистические маркеры характеризуют отношение говорящего к адресату, а их выбор и последовательность использования — индивидуальный стиль говорящего.
Следуя нормам и правилам речевого этикета, Алексей как адресат приветствия, переданного от 3-го лица, к которому, очевидно, присоединяется и сам говорящий, отвечает приветствием. На эмоциональное (и даже патетическое) пространное приветствие Лариосика Алексей отвечает достаточно сухо, используя этикетную формулу приветствия, уместную при встрече или расставании в речи мужчин.
(4) Алексей. Мое почтение.
Представляется, что выбор такого ответного приветствия (вторичный релятив — этикетная формула) психологически верен: с одной стороны, соблюден этикет, с другой — говорящий дает еще один шанс адресату представиться и объяснить, в чем дело (изложить цель визита и т. д.) — это своего рода «кивок» в ответном приветствии, не перебивающий говорящего. А кроме того, выбор, конечно, характеризует самого говорящего (не более эмоциональным Алексей был и в разговоре с братом). Тональность, избранная инициатором общения, не поддерживается адресатом в силу целого ряда причин (различия в оценке ситуации, непонимание мотивации говорящего и т. п.), что побуждает Лариосика снова взять инициативу в свои руки. Появление в комнате Николки (Звонок прекращается. Входит Николка.) и его идентификация (которой, вполне вероятно, могло и не произойти в передней, пока Лариосик не увидел Елену и Алексея) обусловливает следующее речевое действие (РА 5.1) Лариосика — приветствие с обращением по имени и отчеству.
(5) Лариосик. 1. Здравствуйте, Николай Васильевич, я так много о вас слышал. 2. Вы удивлены, я вижу? 3. Позвольте вам вручить письмо, оно вам все объяснит. Мама сказала, чтобы я даже не раздевался, а прежде всего дал бы вам прочитать письмо.
Свое приветствие, адресованное Николке, Лариосик сопровождает традиционной формулой, уместной, как правило, только при знакомстве — «я так много о вас слышал». Использование формул типа «я вас сразу узнал по карточкам», «я так много о вас слышал», «мне так много о вас рассказывали», как и употребление обращений, служит не просто выражением вежливости и оказанием уважения собеседнику, но и показывает заинтересованность говорящего в личности другого, призвано вызвать положительные эмоции у собеседника и чувство взаимной симпатии (аттракцию). С определенным допущением можем говорить о том, что в данном случае (из-за отсутствия информации о пришедшем) такие формулы становятся информативными для слушающих: говорящий не только знает всех Турбиных (и называет по имени и отчеству), но и имеет какие-то другие «сведения» о них и даже видел их «карточки». Неназванность источника этих «сведений», а также опущение собственного представления при первой встрече, т. е. отсутствие какой-либо информации о «госте» вызывает вполне оправданное недоумение хозяев дома. Это замечает и сам Лариосик, для которого, в свою очередь, ситуация также несколько неожиданна: он рассчитывал, что его ждут. Вопрос Лариосика (РА 5.2) — это картинка «немой сцены», когда на лицах Турбиных читатель может представить не просто удивление, но и некоторую растерянность, замешательство, вызванные не только несовпадением ситуации ожидаемой и реальной, но и отсутствием четкого представления о последней, что, безусловно, затрудняет выбор адекватной модели поведения (в том числе и речевого). Это «немая сцена» еще и потому, что вопрос Лариосика не требует обязательной ответной вербальной реакции, так как неучтиво в данной ситуации подтверждать или отрицать удивление, при условии, что далее следуют объяснения. Причиной такого состояния адресатов (Елены, Алексея, Николки) становится нарушение говорящим (Лариосиком) так называемой технологии знакомства. Традиционно знакомство начинается с приветствия, выбор тональности которого предопределяет весь ход последующего общения (Лариосик пытается поддерживать общение в избранной тональности). Но за первыми пространными приветствиями должно следовать собственно представление. Понимая знакомство как акт взаимного самоопределения в общении между людьми, ранее не представленными друг другу, можем говорить об асимметричности ситуации: если Лариосик всех узнает и называет по имени и отчеству, то его не узнает никто. Знакомство как элемент коммуникативного взаимодействия преследует и еще две основные цели: установить контакт и получить необходимую (взаимную) информацию о собеседнике, его целях и намерениях. При знакомстве коммуниканты пытаются получить не только эксплицитную информацию, которая должна быть обязательно представлена собеседниками друг другу, но и извлечь имплицитную информацию, так как знакомство — не просто обмен взаимной информацией, но и процесс формирования общего представления о человеке (его облике, характере и т. д.).
Как видим, без элементарного обмена минимальным количеством информации нарушается не только речевой этикет, но и сам процесс установления контакта. Тем не менее говорящий, не находя адекватной реакции со стороны слушающих, продолжает выдавать избыточную информацию, избыточную опять-таки в силу неопределенности субъекта общения, адресанта.
За оценкой ситуации (и прежде всего состояния ее участников), реализованной в форме вопроса (РА 5.2), следует директивный РА, воздействующий на адресатов и эксплицитно выражающий просьбу-пожелание (позвольте) разрешить произвести определенное действие (вручить письмо) (РА 5.3) и содержащий совет (наказ) от з лица, т. е. элемент суггестивного РА. Лариосик чувствует, что не в силах сам изменить ситуацию и обращается с просьбой-предложением прибегнуть к помощи 3 лица — мамы, написавшей и отправившей с ним письмо. Во-первых, мама перед отъездом дала наставление вручить письмо, даже не раздеваясь, а во-вторых, письмо должно объяснить цель его приезда, а кроме того, сформировать и закрепить чувство взаимной симпатии. Мама через письмо, таким образом, становится посредником в установлении контактов, понимаемых нами, вслед за Е.В. Клобуковым, как формы длительного взаимодействия коммуникантов [Клобуков, 1996, 204], так как Лариосика интересуют, безусловно, перспективы отношений его с семьей Турбиных. Данный РА (РА 5.3) предопределяет следующий шаг — передачу и чтение письма.
Письмо попадает в руки Елены и вызывает своего рода протест, первичную ответную реакцию на причиненные неудобства — «неразборчивый почерк».
(6) Елена. Какой неразборчивый почерк!
Экспрессивный РА, выражающий отношение говорящего и имплицитно передающий его психологическое состояние — замешательство, желание скрыть собственное незнание. Елене необходимо время, чтобы переключиться с ожидания мужа на появление в их доме неизвестного человека, который к тому же знает их всех и, возможно, собирается у них на какое-то время остаться (по крайней мере, раздеться). РА 6 — не просто реакция, но и потенциальная просьба (избавить от неудобств, связанных с чтением этого письма).
(7) Лариосик. 1а. Да, ужасно! 2. Позвольте, лучше я сам прочитаю. 1б. У мамы такой почерк, что она иногда напишет и сама не понимает, что она такое написала. У меня тоже такой почерк. Это у нас наследственное. (Читает.) 3а. «Милая, милая Леночка! Посылаю к вам моего мальчика прямо по-родственному: приютите и согрейте его, как вы умеете это делать. Ведь у вас такая громадная квартира...» 4а. Мама очень любит и уважает вас, а равно и Алексея Васильевича. (Читает.) 3б. «Мальчуган поступает в Киевский университет. С его способностями...» 4б. Ах уж эта мама!.. 3в. «невозможно сидеть в Житомире, терять время. Содержание я буду вам переводить аккуратно. Мне не хотелось бы, чтобы мальчуган, привыкший к семье, жил у чужих людей. Но я очень спешу, сейчас идет санитарный поезд, он сам вам все расскажет...» 5. Гм... вот и все.
Лариосик не только соглашается с оценкой, данной почерку Еленой (релятив простой + аксиологический) (7.1а), и сам дает ему более экспрессивную и пространную оценку (7.1б) с явной отрицательной коннотацией, но и имплицитно извиняется за почерк (7.2). Имплицитное извинение содержится в предложении помощи (позвольте), которая, по мнению говорящего, должна в какой-то мере компенсировать доставленные неудобства и не причинять новых, связанных с чтением письма, и в своего рода оправдании (это у нас наследственное). Данные извинения (оправдания) сопровождаются передачей письма Лариосику. Далее следует собственно чтение письма, сопровождаемое комментариями читающего. Комментарии эти специфические, выражающие не собственно отношение читающего, а скорее передающие его эмоциональное состояние: он испытывает неловкость за экспликацию мотивов, по которым был сюда отправлен (7.3а). Это побуждает его направить свои усилия на формирование чувства аттракции, «оправдывая» слова письма отношением пишущего к адресатам. Помимо этого, комментарий Лариосика содержит и имплицитное извинение за пишущего, восполняя тем самым, по-видимому, недостатки письменной формы общения: поведение адресанта письма в ситуации непосредственного общения могло бы компенсировать подобную «прямолинейность». Второй попутный комментарий (7.4б) также имеет довольно сложную интенциональную природу: в данном РА кроется целая гамма чувств, и прежде всего, это реакция на комплимент, подчеркивающая субъективность данной оценки (мама преувеличивает). Кроме того, он характеризует отношение адресанта к субъекту комплимента и содержит извинение за то, что ему приходится читать комплименты в свой адрес. Реакция Лариосика после прочтения маминого письма (7.5) показывает, что говорящий несколько растерян: возможно, он возлагал большие надежды на письмо. Первичный релятив (Гм...) заполняет паузу хезитации и готовит слушающих к тому, что сейчас будет подведен определенный итог (вторичный релятив с использование частицы — вот и все). Именно произнесение «вот и все» послужило для Алексея сигналом того, что настало время попросить человека, появившегося в их доме, представиться (в вопросе — косвенная просьба).
(8) Алексей. Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить!
РА 8 — этикетная формула, служащая цели установления полноценного контакта, который оказывается возможным только после взаимной идентификации собеседниками друг друга. РА просьбы (выполнить определенное действие, в данном случае речевое) должен иметь обязательную ответную реакцию, отрицательную (отказ) или положительную (здесь — представление). Вместо этого следует целая череда фатических релятивов, усиливающих комизм ситуации и не позволяющих двигаться действию вперед.
(9) Лариосик. Как с кем? Вы меня не знаете?
Прямое значение РА 9 (вопрос, запрос информации) не основное, оно выполняет здесь дополнительную функцию, функцию воздействия. Исходя из доминирующей интенции говорящего, можем определить этот РА как РА, выражающий отношение говорящего (удивление, недоумение). Ответ вопросом на вопрос «подменяет» собой обязательный компонент интеракции, тем самым разрушая этикетную формулу поведения, принятую при знакомстве (представлении). Данный речевой акт связан с нежеланием окончательно поверить в собственную коммуникативную неуспешность.
(10) Алексей. К сожалению, не имею удовольствия.
Алексей снова оказывается вынужден уступить роль коммуникативного лидерства Лариосику (как источнику определенной информации), а потому использует очередную этикетную формулу — релятив, который может быть приравнен к отрицательному ответу (нет).
(11) Лариосик. Боже мой! И вы, Елена Васильевна?
«Боже мой» — достаточно частотный релятив в речи не только Лариосика, но и других персонажей, выражающий различные эмоциональные состояния (удивление, раздражение, испуг, недоумение, радость, досаду, огорчение и т. п.). Ср.:
Шервинский. Я, можно сказать, подавлен, боже мой, да тут все. Ура! Ура!
Елена. Пустите меня! Боже мой! (Убегает.)
Лариосик. Да... Боже мой, как ужасна гражданская война!
Мышлаевский. /.../ Ленку, Ленку надо убрать куда-нибудь... Боже мой!.. Алеша-то где же?
В РА 11 «Боже мой!» выражает не только удивление, но и досаду, разочарование, осознание нелепости собственного положения. Осознание собственного коммуникативного провала и крах надежд на быстрое установление контактов с Турбиными приводит к тому, что Лариосик чувствует себя «ужасным неудачником». Обращение к Елене, выполняющее фатическую функцию, должно способствовать активизации ее речевой деятельности — для Лариосика это последний шанс быть узнанным.
Елена не дает вербальной ответной реакции (как, впрочем, нет и ремарки, описывающей ее невербальную реакцию), но эта реакция очевидна: она, как и остальные, не знает этого человека, растеряна и полагается на братьев. Очевидно, здесь можем говорить о так называемом РА молчания, явлении для драматургического жанра нехарактерном, в силу именно жанровой специфики развития действия [Арутюнова, 1999].
Вместо Елены к разговору подключается до сих пор молчавший Николка, который подтверждает всеобщее незнание (неузнавание).
(12) Николка. И я тоже не знаю.
РА 12 описывает определенное положение дел и опосредованно призван воздействовать на адресата: Николка не просто констатирует незнание, но и присоединяется к Алексею и Елене (и я тоже хотел бы, чтобы вы представились).
Далее ситуация развивается по психологически очень верному сценарию: не представившись до сих пор, Лариосик в ближайшем будущем уже не сможет представиться «самостоятельно», без прямого вопроса — он обманулся в своих ожиданиях и потрясен таким оборотом дела. На первый план для него выходит именно то, что его не ждали (см РА 1.1 и РА 3.2), а не то, что его не узнают.
Лариосик. /.../ Я думал, что меня ждут, и прямо не раздеваясь...
Лариосик. Но, видите ли, я думал, что вы меня ждете, после маминой телеграммы. А раз так...
Таким образом, без РА 17 с прямой просьбой представиться (назвать фамилию) в данной ситуации был бы не возможен и РА 18 (собственно представление по фамилии, имени и отчеству).
(17) Алексей. Да вы будьте добры, скажите, как ваша фамилия?
(18) Лариосик. Ларион Ларионович Суржанский.
17—18 — это интеракция установления контакта, а следующая за ней 19—20, связанная с узнаванием и переидентификацией одного из субъектов, — это интеракция, указывающая на восстановление контактов (родственных связей).
(19) Елена. Вы — Лариосик? Житомирский кузен?
(20) Лариосик. Ну да.
О том, что установление контакта и контактов состоялось, т. е. был найден выход из ситуации коммуникативной неудачи, свидетельствует тот факт, что ситуация знакомства Лариосика с Турбиными завершается приглашением остаться.
Схематично путь установления контакта в «затянувшейся» ситуации знакомства выглядит следующим образом:
1.1 (с) + 1.2 (с) → 2 (1.2) → 3.1 (2) + 3.2 (1.1) + 3.3 → 4 (3.3) → 5.1 (с) + 5.2 (3.3) → 6 (5.3 + с) → 7.1 (6) + 7.2 (7.1) + (7.3а (5.3) + 7.4а (7.3а) + 7.3б (← + 7.3а) + 7.4б (7.3б) + 7.3в (← + 7.3б)) + 7.5 (7.3а—7.3в) → 8 (3.2—7.5) → 9 (8) → 10 (9) → 11 (9) → 12 (9) → 13 (8—12) + 13.2 (7.3) → 14 (13.2) → 15 (13.2) → 16.1 (14—15) + 16.2 (1—16.1) → 17 (8) → 18 (17) → 19 (18) → 20 (19) →...
В схеме отразилось речевое поведение Лариосика: он говорит значительно больше (чаще) других, ему принадлежат первый и последний РА, указывает на его коммуникативное лидерство в данной ситуации. Поэтому неудачной оказалась и попытка Алексея в середине общения изменить создавшееся положение, следуя законам жанра «знакомство».
Остановимся еще раз на причинах коммуникативной неудачи Лариосика. Полагаем, что в данной ситуации к коммуникативной неудаче приводит не то, что в непринужденной обстановке среди равных партнеров общения неуместными оказываются постоянные извинения, архаичные формы обращения и т. п., используемые Лариосиком, а нарушение конвенциональности, что связано с отсутствием общей пресуппозиции у героев (в доме Турбиных Лариосика не ждут и не узнают), а следовательно, и несовпадением выбранных схем поведения (схема приветствия и схема знакомства различны). Схема приветствия используется обычно, если адресат — знакомый, иначе она, как правило, интегрируется со схемой знакомства. Следствием же коммуникативной неудачи становится то, что 1 РА и 18 РА «поменялись» местами, а информация, содержащаяся в РА, расположенных между ними, оказалась в значительной мере невостребованной.
Отметим, что неправильная оценка ситуации приводит здесь к выбору неверной тактики поведения, «не тех» формул речевого взаимодействия, что разрушает желательную тональность общения, определяемую эмоционально-модальной (эмотивной) функцией речевого этикета, и даже самый контакт2.
Лариосик, попав в новую для него среду, не смог быстро адаптироваться и выбрал неверную тактику в установлении контакта. Кроме того, Лариосиком нарушаются постулаты (максимы) общения: постулат количества (избыточность информации), постулат релевантности (в качестве дополнительной информации дается несущественная информация) и постулат манеры речи [Грайс, 1985]. Нарушается логика знакомства, традиционная последовательность в технологии знакомства. В живой речи коммуниканты не склонны следовать постулатам (максимам) общения, однако существуют, очевидно, ситуации, в которых это является в определенном смысле необходимым, так как способно значительно облегчить процесс взаимопонимания. Полагаем, что в пьесе нарушение этих постулатов создает определенный комический эффект, вносит разрядку в драматическую ситуацию. Подобный прием используется М.А. Булгаковым на протяжении всей пьесы в фатическом и информационном общении персонажей.
2.2.2. Коммуникативная ситуация «ужин», речевой жанр — застолье
Жанр застолья — жанр фатического общения, в процессе которого коммуниканты не стремятся обогатиться информацией, а обмениваются знаками внимания, что создает и поддерживает чувство общности, принадлежности к группе. Поэтому считается, что жанр застолья накладывает некоторые ограничения на выбор темы: не принято затрагивать, к примеру, сложные темы, чтобы все участники могли свободно поддерживать беседу. Однако русский менталитет таков, что темы о «погоде» и о «еде» выручают только тогда, когда говорить больше не о чем, а вот темы «политические» как раз становятся традиционно излюбленными в таких разговорах, и булгаковские герои в этом смысле не являются исключением.
Заметим однако, что обращение к такого рода темам не происходит сразу же и спонтанно, а потому остановимся и на некоторых других особенностях жанра застолья и только затем проследим, как концептуальная информация «входит» в общение собственно-фатическое.
Первая особенность жанра застолья — его ситуационная обусловленность: общение, особенно поначалу, — в процессе другой деятельности, а следовательно, определенная его часть связана именно с этой деятельностью (это угощение, предложение выпить, всевозможные просьбы об услугах и т. п.). Вторая особенность этого жанра связана с регулируемостью, и даже ритуализованностью, определенной его части правилами этикета (так, своеобразным ритуалом становится произнесение тоста, комплиментов по поводу стола и т. п.). Третья особенность жанра связана с количеством участников: застолье предполагает наличие нескольких участников (больше двух), так как не принято называть, к примеру, ужин двоих при свечах застольем. Таким образом, застольное общение представляет собой полилог (монолог здесь будет нарушением этикета): каждый в любой момент может включиться в разговор, а РА, имеющий одного адресата, может быть воспринят (поддержан, отвергнут, дополнен, исправлен и т. п.) другими. Очевидно, каждый говорящий чувствует наличие множественного адресата и, исходя из этого, строит свое поведение. В полилоге роль собеседника изменяется от позиции слушателя/наблюдателя до позиции адресата. Говорящий сам определяет, кому адресованы его слова: конкретным адресатам, участникам разговора, слушателям, не принимающим участия в разговоре, но слышащим его.
Итак, коммуникативная ситуация «ужин» («последний ужин дивизиона» у Турбиных накануне выступления). Необходимым исходным компонентом ситуации можно считать приглашение к столу: макропресуппозиция коммуникантов не позволяет им садиться к столу без приглашения хозяев.
Елена. Господа, идите к столу.
Собственно верхней границей ситуации является ремарка Усаживаются. Состав участников: хозяева — Елена, Алексей и Николка, и гости — Лариосик, Мышлаевский, Шервинский и Студзинский. Вечер, квартира Турбиных.
Данная коммуникативная ситуация начинается совершенно традиционно — с собственно ужина, когда сидящие за столом обмениваются знаками внимания, предлагая друг другу выпить, покушать и т. п. Но существующее положение дел таково, что они не могут не говорить о том, что действительно всех их волнует (о гетмане, большевиках, Петлюре).
Прагматическая ситуация, характеризующаяся той или иной прагматической установкой коммуникантов, в жанре застолья может претерпевать существенные модификации:
— при изменениях в коммуникативной ситуации: а) во внешних, экстралингвистических параметрах; б) в межличностных отношениях (как правило, это приводит и к смене речевого жанра; так, например, застолье может перерасти в ссору или флирт для отдельных коммуникантов);
— при необходимости (возможности) получения информации.
В жанре застолья в «Днях Турбиных» основной причиной изменения прагматических установок коммуникантов является именно переход от собственно-фатического общения к общению информативному (информативной или интеллектуальной фатике). Исходя из этого, мы проанализируем, как и какого рода информация входит («вкрапляется») в застольное фатическое общение.
Шестнадцать первых реплик данной коммуникативной ситуации связаны с водкой: ее предлагают, разливают, пьют, произнося тост и т. п. В центре этой «водочной» микроситуации оказался Мышлаевский, которому с самого начала не терпелось выпить. Видя подобное рвение Мышлаевского, Алексей его предостерегает.
(1) Алексей. Ты не гони особенно, Виктор, завтра выступать.
Причинно-следственные отношения между просьбой-предостережением и ее мотивацией в РА воздействия на адресата (не гони, т. е. не пей так много (часто), потому что завтра нужно будет выступать) свободно восстанавливаются слушающим на основе общей пресуппозиции. Наречие завтра компенсирует отсутствие показателя будущего времени, а сам инфинитив выражает потенциальное долженствование (внешнюю и внутреннюю необходимость). Невыраженность потенциального субъекта деятельности (дательным падежом существительного: тебе, нам, всем) свидетельствует о том, что данная необходимость (выступать) касается не только прямого адресата, но и всех, кто к этому имеет отношение, — это своего рода напоминание.
(2) Мышлаевский. И выступим.
Ответ Мышлаевского, связанный союзом и с предыдущей репликой, представляет собой реакцию на имплицитную модальность потенциального долженствования. Категоричность утверждения «снимает» потенциальность, ставя само выступление в позицию, независимую от каких-либо обстоятельств.
Полагаем, что именно это напоминание (упоминание) о предстоящем выступлении и порождает вопрос о гетмане, что обусловлено наличием микропресуппозиции (дивизион выступает за гетмана) и возможностью получить информацию «из первых рук», от личного адъютанта гетмана, Шервинского. Неназванность адресата в полилоге, с одной стороны, предполагает обращенность реплики ко всем его участникам, а с другой — наличие конкретного адресата (здесь — Шервинского).
(3) Елена. Что с гетманом, скажите?
Интеракция 1 → 2 (1) — внешний стимул, который вернул Елену к разговору с Тальбергом (и внутренняя мотивировка РАЗ заключена в этом разговоре).
Тальберг. Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы.
Тальберг. /.../ Никто не знает, даже сам гетман.
Елена. /.../ Как же так, ведь гетман еще тут, наши формируются в армии, а ты вдруг бежишь на глазах у всех /.../
Елена, став невольной обладательницей секретной информации, полученной от помощника военного министра при гетмане (Тальберга), задает вопрос о положении (состоянии) гетмана (союз что в роли сказуемого и предлог с, указывающий на субъект состояния), о его позиции, намерениях и т. п. К вопросу Елены присоединяется Студзинский, показывая свою заинтересованность положением гетмана и используя достаточно традиционную форму релятива в полилоге (Да, да + повтор РА предыдущего собеседника).
(4) Студзинский. Да, да, что с гетманом?
Несмотря на неназванность адресата, Шервинский считает своим долгом, имея «достоверную» информацию о положении гетмана, успокоить Елену, развеять ее сомнения и убедить в том, что у гетмана обстоит все вполне благополучно (все в полном порядке).
(5) Шервинский. 1. Все в полном порядке, Елена Васильевна. 2. Вчера, господа, был ужин во дворце!... На двести персон. Рябчики... Гетман в национальном костюме...
Индивидуальный адресат в РА 5.1 и множественный в РА 5.2, а также различия в прагматической установке говорящего не позволяют в данном случае говорить о едином горизонтальном макроречевом акте; речь может идти о последовательности двух взаимосвязанных РА в составе одной реплики. Мотив РА 5.1 связан с осознанием себя основным источником информации и желанием продолжить разговор с Еленой, цель — успокоить Елену, дав определенную оценку положению гетмана. Цель определяет намерение — не просто сообщить о гетмане нечто, но воздействовать на адресата. В подтверждение своих слов он рассказывает (уже всем присутствующим) об ужине во дворце (РА 5.2) как лучшем подтверждении того, что нет причин для волнения. Но в РА 5.2 появляется и другое намерение — выразить собственное отношение к описываемому: он с нескрываемым удовольствием и восхищением рассказывает об ужине во дворце, особо выделяя количество приглашенных (парцеллятом) и угощение в виде рябчиков (бытийное номинативное предложение). То, что этот рассказ «в духе» Шервинского, подтверждается авторскими ремарками, содержащими прилагательные в превосходной степени, его комплиментами Елене и самолюбованием в представлении Лариосику (Шервинский. Ее императорского величества лейб-гвардии уланского полка и личный адъютант его светлости поручик Шервинский).
Читатель уже знает о положении дел из песенок Николки, ремарок, из рассказа Мышлаевского, со слов Тальберга, именно поэтому ужин во дворце воспринимается как пир во время чумы, балаган с переодеванием в национальные костюмы. Позже Алексей обвинит гетмана в том, что он ломал «эту чертову комедию с украинизацией», но сейчас никто не выскажется по этому поводу — еще не время вступать в полемику (в том числе и с точки зрения жанра застолья).
Елена продолжает начатый разговор и, несмотря на все старания Шервинского сменить тему, снова возвращается к политике: она понимает, что, благодаря разговору с Тальбергом, знает, возможно, немного больше, чем остальные, точнее — обладает некоторой секретной информацией. Елена задает вопрос о союзниках гетмана.
(6) Елена. Да, говорят, что немцы нас оставляют на произвол судьбы?
Указание на источник информации — «говорят» осложняет РА по линии модуса: речевая модусная рамка не называет конкретный источник, но снимает с говорящего ответственность за сказанное. Одним из возможных мотивов данного РА можем считать неудовлетворенность ответом Шервинского: меньше всего Елену сейчас волнуют ужины и приемы — она расстроена отъездом мужа и тем, что он ей сказал, тревожными вестями с фронта и предстоящим выступлением дивизиона. Другим мотивом могло стать желание сказать об этом вскользь, чтобы узнать, что известно другим. Елена, связанная негласным обещанием не говорить об истинной причине «командировки в Берлин», не упоминает имя Тальберга, хотя почти дословно цитирует его, заменив, однако, гетмана на нас.
Ср.:
Тальберг. Немцы оставляют гетмана на произвол судьбы.
Елена. ...немцы оставляют нас на произвол судьбы?
Тальберг, запланировав бегство и все рассчитав, не причислял себя к оставленным на произвол судьбы, тогда как для Елены и всех присутствующих это трагедия не гетмана, а их собственная.
Шервинский снова немедленно реагирует на слова Елены, но уже с большим напором, чтобы окончательно убедить Елену в ложности подобных слухов и заставить поверить в совершенное благополучие.
(7) Шервинский. Не верьте... никаким слухам, Елена Васильевна. Все обстоит совершенно благополучно.
В РА с доминирующей интенцией воздействия на адресата (просьба-совет; используется императив, фатическое обращение, синонимическая конструкция) оказывается очень многозначительной пауза между не верьте и никаким слухам (говорят — слухи). Пауза может указывать на поиск говорящим нужного определения источника «недостоверной» информации, на желание быть как можно более убедительным или на попытку установления потенциального источника информации.
Дважды Елена задает вопросы и дважды вместо ожидаемого ответа (обязательного компонента интеракции) получает заверения Шервинского в том, что все благополучно, диаметрально противоположные тому, что сообщил ей Тальберг. Вторая неудачная попытка побуждает и Елену прекратить этот разговор, тем более, что он не бы поддержан никем из мужчин.
Итак, в фатическое общение, застольную болтовню, оказывается «вкраплен» так называемый «информационный» блок о политике (гетман, немцы). Его специфика в том, что прагматическая установка инициатора связана не столько с запросом определенной информации, сколько с желанием выяснить мнение (может быть, даже поделиться собственными размышлениями). Такого рода информация, запрашиваемая инициатором, очень важна не только для него, но и для всех присутствующих: это станет очевидным чуть позже, когда разговор на эту тему зайдет во второй раз. Шервинский не принимает установку адресанта на подобное информативно-фатическое общение и пытается перевести разговор в область собственно-фатическую. Заметим, что для адресанта, это также оказывается, очевидно, достаточно информативным — он узнает позицию адресата, его отношение, во всяком случае — демонстрируемое. Итак, рассмотренный фрагмент общения, думается, может быть определен как информативная фатика, так как, отличаясь особой степенью важности информации для коммуникантов, он характеризуется и особым способом подачи информации — фатическим.
Общая структура данного «информационного» блока такова:
/3 (с + 1—2) → 4 (3) → 5.1 (3) + 5.2 (5.1 + с)/ → /6 (с) → 7 (6)/
/ / — границы монотематического единства (здесь соответствуют вопросно-ответному единству).
Второй «информационный» («политический») блок в речевом жанре застолья будет иметь совершенно иную структуру, что обусловлено концептуальным типом информации, его организующей. Особенность такой структуры отчасти передается термином монологизированный диалог: в драме монологизированные диалоги передают концептуальную информацию и адресованы не только собеседникам, но и читателям/зрителям [Гадышева, 1995, 81—95].
В «Днях Турбиных» такой монологизированный диалог с перспективно-ретроспективным развитием темы произносит Алексей; в его словах заключена концептуальная идея драмы.
Проследим, каким образом вводится концептуальная информация в фатическое общение, и установим характер этого соседства/взаимодействия.
Второй раз во время застолья тема гетмана возникает в тосте Шервинского (среди прочих тостов и песен под гитару).
(8) Шервинский. Господа! Здоровье его светлости гетмана всея Украины!
Ура!
Основная интенция всех тостов — выразить отношение говорящего к субъекту тоста и дополнительная (чаще всего, в полилоге) — воздействовать на слушающих с просьбой поддержать тост.
Достаточно часто дополнительная интенция находит эксплицитное выражение: в произнесении тоста от коллективного адресанта, в обращении к слушающим, в призывах и т. п. (Господа, выпьем за N...; Давайте поднимем бокалы в честь N...; Господа, предлагаю тост за N...; Пожелаем же, друзья...; Представьте себе...). При этом отметим, что тосты, произнесенные в честь конкретного присутствующего, могут быть более авторизованы и индивидуализированы (Я пью за N...), тогда как тосты патриотические и политические (За царя!; За отечество!; За победу!) или провозглашающие общечеловеческие ценности (За любовь!; За дружбу!, а также все их сюжетные варианты) призваны объединять людей, рождать у них чувство общности и т. п. Произнося такой (аксиологический) тост, говорящий, как правило, рассчитывает на поддержку присутствующих, и, как следствие, неприятие, осуждение или игнорирование тоста может привести к изменениям в межличностных отношениях (по крайней мере, временным).
Первичная непосредственная реакция на тост Шервинского «красноречиво» отражена в ремарке (Пауза): пауза в разгар веселья, эмоционального подъема свидетельствует здесь о неожиданности происшедшего, о неуместности сказанного (Лариосик. Совершенно неожиданное происшествие). Студзинский эксплицирует свой отказ пить за гетмана и обращается к другим офицерам с просьбой поддержать его отказ (не советую).
(9) Студзинский. Виноват. Завтра драться я пойду, но тост этот пить не стану и другим офицерам не советую.
(10) Студзинский. Господин полковник, вы тост одобряете?
Ср.: Мышлаевский (пьян). Из-за него, дьявола, я себе ноги отморозил. (Пьет.)
Лариосик, будучи не сторонником конфликтного общения и как «человек невоенный», старается перевести разговор на другую тему, поднимая тост за Елену. Далее Студзинский, находясь под впечатлением от тоста за гетмана, снова нарушает гармоничность общения, выражая явно негативное отношение к субъекту тоста (РА 8), к гетману.
(11) Студзинский. Этот ваш гетман...
Вторичный релятив, представляющий собой достаточно устойчивый оборот (со значением неприятия оценки) этот ваш, становится поводом (темой) для Алексея и всей последующей его речи. Алексей перенимает инициативу и, поддерживая Студзинского, эксплицирует причину подобного отношения к гетману (ваш гетман).
(12) Алексей. Что же, в самом деле? В насмешку мы ему дались, что ли!? Если бы ваш гетман вместо того, чтобы ломать эту чертову комедию с украинизацией, начал бы формирование офицерских корпусов, ведь Петлюры бы духом не пахло в Малороссии. Но этого мало — мы бы большевиков в Москве прихлопнули, как мух. Ведь самый момент! Там, говорят, кошек жрут. Он бы, мерзавец, Россию спас.
Речь Алексея — это протест против существующего положения дел, выражение его взглядов и суждений. Он предлагает свой (с его точки зрения, единственно верный вариант) развития событий и дает резко отрицательную оценку гетману, его правлению, а попутно большевикам и Петлюре, «расшифровывая» тем самым отказ выпить за здоровье гетмана. Протест Алексея, его возмущения очень эмоциональны (он пытается быть как можно более убедительным): экспрессивно-окрашенная лексика с отрицательной коннотацией (ломать чертову комедию, прихлопнули, как мух, кошек жрут, мерзавец), конструкции экспрессивного синтаксиса (сегментация, «фрагментарность»).
Шервинский, понимая, что речь Алексея обращена прежде всего к нему (этот ваш гетман), пытается возразить, при этом мотивируя свое возражение.
(13) Шервинский. Немцы бы не позволили формировать армию, господин полковник: они ее боятся.
Алексей категорично отклоняет возражение, снова предлагая свой вариант развития событий.
(14) Алексей. Неправда-с. Немцам нужно было объяснить, что мы им не опасны. Кончено! Войну мы проиграли. У нас теперь другое, более страшное, чем война, чем немцы, чем вообще все на свете: у нас большевики. Немцам нужно было сказать: «Вам нужен украинский хлеб, сахар. Берите, лопайте, подавитесь, только помогите нам, чтобы наши мужики не заболели московской болезнью.» А теперь поздно, теперь наше офицерство превратилось в завсегдатаев кафе. Кофейная армия! Пойди его забери. Так он тебе и пойдет воевать. У него, у мерзавца, валюта в кармане. Он в кофейне сидит на Крещатике. Там же, где вся штабная орава. Нуте-с, великолепно. Дали полковнику Турбину дивизион: лети, спеши, формируй, ступай, Петлюра идет! Отлично-с! А вот глянул я на них, и даю вам слово чести — в первый раз дрогнуло мое сердце.
В ретроспективном развитии темы появляется модальность долженствования (нужно было сказать, нужно было объяснить), указывающая, что данные события оцениваются (анализируются) говорящим с точки зрения их целесообразности. Настоящее положение дел является следствием (результатом) нецелесообразности (неправильности) действий в недалеком прошлом. Предрешенность будущего мотивируется необратимостью процесса (офицерство превратилось), невозможностью что-либо исправить (нужно было /.../ А теперь поздно...). Особой экспрессивностью обладают императивы («риторические» приказы) и реакция на них в виде экспрессивных аксиологических релятивов и устойчивых разговорных оборотов (Так он тебе и пойдет воевать; Нуте-с, великолепно; Отлично-с!). Экспрессивность отрицания, неприятия усиливается за счет косвенности употребления релятивов: в релятивы с позитивно-оценочной семантикой вкладывается негативная оценка.
«Сентиментальное» дрогнуло сердце (слово чести) действует на пьяного Мышлаевского, и он незамедлительно выражает свои симпатии Алексею, используя стилистические средства положительного эмоционального воздействия (ласковое обращение с уменьшительно-ласкательным суффиксом). Слова Мышлаевского представляют собой тост, выделяющий некоторые, с точки зрения говорящего, положительные достоинства адресата. Своим тостом, непосредственной реакцией Мышлаевский перебивает Алексея, а потому следующая реплика Алексея завершает недосказанную мысль (повтор дрогнуло) призван акцентировать внимание слушающих и стать сигналом тому, что «монолог» продолжается.
(15) Алексей. Дрогнуло, потому что на сто юнкеров — сто двадцать человек студентов и держат они винтовку, как лопату. И вот вчера на плацу... Снег идет, туман вдали... Померещился мне, знаете ли, гроб...
РА 15 вызывает разные реакции у слушающих. Елена перебивает Алексея, требуя прекратить (упрекая его) говорить такие мрачные вещи — императив не смей (РА 16). Николка дает обещание, причисляя себя к тем людям, за которых у Алексея дрогнуло сердце (РА 17).
(16) Елена. Алеша, зачем ты говоришь такие мрачные вещи? Не смей!..
(17) Николка. Не извольте расстраиваться, господин командир, мы не выдадим.
Далее следует заключительная часть «монолога» Алексея, продолжающая его одну неотвязную мысль, но уже обращенная к будущему.
(18) Алексей. Вот, господа, сижу я сейчас среди вас, и у меня одна неотвязная мысль. Ах! Если бы мы все это могли предвидеть раньше! Вы знаете, что такое этот ваш Петлюра? Это миф, черный туман. Его и вовсе нет. Вы гляньте на улицу, посмотрите, что там. Там метель, какие-то тени... В России, господа, две силы: большевики и мы. Мы встретимся. Вижу я более грозные времена. Ну, не удержим Петлюру. Но ведь он ненадолго придет. А вот за ним придут большевики. Вот из-за этого я иду! На рожон, но пойду! Потому что, когда мы встретимся с большевиками, дело пойдет веселее. Или мы их закопаем, или — вернее — они нас. Пью за встречу, господа!
Итак, монологизированный диалог Алексея обладает особой связностью (в том числе и тематической): первая часть обращена к прошлому (РА 12), вторая (РА 14) и третья (РА 15) — к настоящему, четвертая (РА 18) — к будущему. В его основе лежит концептуальная информация (гражданская позиция Алексея, его взгляды и убеждения), что обусловило наличие единой доминирующей интенции, объединяющей все четыре реплики — воздействие на адресатов через выражение собственного мнения. Наличие единой доминирующей интенции (и прагматической установки в целом), а также особая тематическая общность и эксплицированные причинно-следственные связи позволяют говорить, что это единый вертикальный макроречевой акт, состоящий из частных РА, интенции которых целиком подчинены общей прагматической установке говорящего. Отдельные «попутные» возражения и другие реакции слушающих не «разбили» речь Алексея на несколько РА и, прежде всего, для самих слушающих (РА 19).
(19) Студзинский. /.../ Мы понимаем. И поверьте, мы разделяем все, что вы сказали.
Студзинский, начавший разговор о гетмане, признается, что он разделяет взгляды, убеждения Алексея, его гражданскую позицию (все, что он сказал), т. е. речь Алексея воспринимается им как единое целое (от оценки прошлого, понимания настоящего и до предсказания будущего).
Итак, в общение собственно-фатическое, в жанр застолья, оказывается включена концептуальная информация. Алексей, безусловно, не собирался «информировать» сидящих за столом о существующем положении дел: оно очевидно. А кроме того, он не пытался выйти и за внешние рамки фатического общения (он даже произносит в конце свой речи тост), следовательно, мы можем говорить, что это также информативная фатика, один из ее вариантов — интеллектуально-информативная фатика. Здесь оказывается важной не объективность и достоверность информации, а убедительность ее интерпретации, отсутствует вопросно-ответная структура интеракций (стимулом становится не вопрос, а тема, ставшая поводом), инициатор общения становится и коммуникативным лидером (он — главный интерпретатор).
Итак, информативная фатика — один из самых распространенных типов общения персонажей «Дней Турбиных». Она характеризуется фатическим способом передачи информации, т. е. взаимообусловленным существованием фатики и информатики, наличием темы, повода и события, объединяющих всю ситуацию. Так, к примеру, в разговоре Елены и Тальберга признание Тальберга, что он «бежит», — это то событие, которое становится поводом для разговора (и информирования слушающего) и собственно темой этого разговора. В болтовне, сопровождающей определенные действия и существующей в рамках жанра дружеской беседы Мышлаевского и Турбиных (1 акт, 1 картина), событие «приезд» Мышлаевского с фронта обусловливает причину настоящего состояния Мышлаевского и становится темой для разговора и т. д.
Слушающий может реагировать незамедлительно, с получением каждой новой порции информации (признание Тальберга повлекло изменение отношений между ним и Еленой, между ним и Алексеем), а может принять информацию к сведению и отреагировать позже (информация об отъезде Тальберга, получения Шервинским во время флирта с Еленой, побуждает его объясниться Елене в любви и т. п.).
По аналогии с выделением интеллектуально-информативной фатики (изложение концептуальной информации) представляется возможным выделить событийно-информативную фатику («рассказ» о событии, содержащий отношение говорящего к данному событию) и эстетическо-информативную фатику (аксиологическая интерпретация). Все три разновидности информативно-фатического общения характеризуются субъективной (интерпретационной) подачей информации, прагматическая установка коммуникативного лидера («источника информации») направлена не собственно на передачу информации, а на то, чтобы поделиться своими мнениями, суждениями и размышлениями, что, думается, и становится одной из причин появления в данном общении особых структур РА — вертикальных макроречевых актов (Приложение 1). Вертикальный макроречевой акт — это своего рода способ изложения позиции говорящего в диалогическом общении, при наличии активного слушающего, который так или иначе реагирует на слова говорящего (соглашается, возмущается, протестует, исправляет и т. п.). Реакции слушающего сигнализируют об активности его восприятия, о наличии обратной связи в течение всего такого монологизированного диалога.
Примечания
1. См об этом же [Конрад, 1985, 355].
2. Для Лариосика важно установить и контакт, и контакты, т. е. как конкретный речевой (разовый) контакт, так и длительное взаимодействие. [Клобуков, 1986]
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |