Актриса, которая хотела изобразить плач угнетенного и обиженного человека и изобразила его так, что кот спятил и изодрал занавеску, играть ничего не может.
М.А. Булгаков
Были ли в Москве музеи?
Андрей Кураев предлагает на редкость неубедительную версию, будто Мастер не мог работать нигде, кроме как в некоем «Музее революции».
«Изначальное место работы Мастера — в музее. Это мы с вами привыкли, что в 60-е и 70-е годы в музеи уходили диссиденты, люди, которые не хотели цитировать документы ЦК КПСС. Они уходили в какой-нибудь музей древнерусского искусства, пушкинский музей, лермонтовский и там дышали воздухом родной старины. Но много ли в советской Москве 30-х годов было музеев? — Музей революции да Музей Ленина»1.
Придумать такое можно только в судорожной попытке любой ценой доказать свою выдумку: о бесчестности, низости Мастера. Музеи в Москве того времени были! И немало.
Начнем с того, что при большевиках никуда не исчез крупнейший национальный Исторический музей России. Как жил Государственный Исторический музей (ГИМ) в специально построенном для него в 1875—1878 годах здании на Красной площади, так и жил.
Во время «революционного преобразования общества» (помилуй нас, Господи, и избави) в музее шатались толпы обезумевших пролетариев, а в помещениях «солдаты тыкали штыками по всем темным углам».
28 мая 1917 года «в открытые залы музея вошел солдат-малоросс и начал кричать: «Вот куда наши трудовые гроши тратят: строят миллионные домы для хранения поганых черепков и никуда не годных бумаг! Товарищи! — обратился солдат к сбежавшийся публике. — Весь этот навоз нужно выбросить вон, а в доме устроить фабрику!»2
Только где он? Куда он делся, этот прибабахнутый люмпен? Где кончил свои поганые дни? Поорал пролетарий и бесследно исчез. А крупнейший российский археолог Василий Алексеевич Городцов (1860—1945), записавший эту историю в своем дневнике, занимал высокие посты, в том числе до 1929 года был директором ГИМа. Умер профессором, заведующим кафедрой, в великой славе.
Да, в 1928 году по новому «Положению о Государственном историческом музее» музею вменялась в обязанность и политическая пропаганда, и «освещение современности». Но к концу 1930-х постоянная экспозиция была открыта в 23 залах и охватывала временной период от древнейших времен до XVIII века. В 1937 году ГИМ был объявлен главным национальным музеем, в его подчинение стали передавать многочисленные филиалы. Буквально сотни людей трудились в музее.
Когда в августе 1935 года со шпилей башен были демонтированы скульптуры, прапоры и орлов переплавили, но фигуры львов и единорогов сотрудники музея спрятали.
Почему Мастер не мог быть в числе сотрудников этого музея?
Музей Москвы создан в 1896 году по инициативе Городской думы, как Музей городского хозяйства. В 1920 году музей был переименован в Московский коммунальный музей, в 1930-е годы — в Музей реконструкции и развития Москвы. Он не раз переезжал. Ему не раз предписывали «отражать историческую правоту марксизма» и план реконструкции Москвы. Но этот музей существовал.
И Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина существовал. Он хранил колоссальные художественные собрания зарубежного искусства от Древнего Египта и античной Греции до наших дней. В 1932 году Музей изящных искусств был переименован в Музей изобразительных искусств, в 1937 году ему было присвоено имя А.С. Пушкина.
Что, тоже не место работы?
В 1923 году был основан музей деревянного зодчества под открытым небом «Коломенское». В 1929-м начались работы археологов на территории, где раньше стоял царский дворец. Мастеру — просто раздолье.
Царицынскому историко-художественному и краеведческому музею не повезло: открытый в 1927 году, он сначала был переориентирован на пропаганду колхозного строя, а в 1937 вообще закрыт. Но ведь десять лет он работал.
Уже упоминался Музей народоведения на Воробьевых горах, открытый в 1924 году. Этот музей просуществовал до 1948 года.
До 1924 года работал в Москве и бытующий с 1826 года Румянцевский музей, с 1913 года — Императорский Московский и Румянцевский музей.
Коллекции же этого музея в 1924 году предавались в Кунсткамеру и в Третьяковскую галерею, книги — в основанную тогда Библиотеку им. Ленина.
Еще места работы для историка.
Это мы об исторических музеях.
А были в Москве еще Политехнический музей, Дарвиновский музей, в 1931 году переведен в Москву Палеонтологический музей. Вероятно, человеку со знанием нескольких языков и там могла бы найтись работа.
К тому же Москва — не единственный город в России. Только из ближайших к Москве краеведческие музеи существовали в Твери, Владимире, Калуге, Иваново, Туле.
В Петербурге — Ленинграде стоял и никуда не девался Музей антропологии и этнографии имени Петра Великого Российской академии наук (МАЭ РАН) — знаменитая Кунсткамера.
Стоял на месте и вовсе не был превращен в музей Ленина или в музей революции Российский этнографический музей (РЭМ), существующий с 1902 года по наши дни.
Директора Эрмитажа долгое время менялись, как в калейдоскопе, среди них попадались исключительные сукины дети. Но работали же в нем историки и археологи.
Борис Борисович Пиотровский (1908—1990) стал директором Эрмитажа только в 1964 году — но трудился он там и до этого.
Как и Михаил Константинович Каргер (1903—1976).
Как и Василий Дмитриевич Белецкий (1919—1997).
Впрочем, звездные имена сотрудников Эрмитажа, трудившихся там в 1920—1930 годы, можно перечислять очень долго.
А в 1934—1951 годах директором Эрмитажа сделался Иосиф Абгарович Орбелиани (1887—1961).
Личность совершенно легендарная. Среди прочего профессиональный фольклор сохранил историю того, как НКВД затеял выяснять социально-классовую сущность Орбелиани.
— Вы же дворянин!
— Что вы... какой же я дворянин...
— У нас точные сведения, что вы — дворянин!
— Нет, я не дворянин... Я царевич — я царского рода.
Если представить себе, что Мастер сел на поезд, приехал в Петербург и изъявил желание поработать в Эрмитаже — не уверен, что ему было бы отказано.
Да и в Москве ему очень даже было, где трудиться.
Мастер то ли не особенно любил музейную работу и научную работу вообще, то ли очень уж хотел написать роман о Понтии Пилате. Эту работу он бросил сразу, как только выиграл 100 тысяч рублей по лотерейному билету. Кстати, Мастер был невероятно расточительным человеком. 100 тысяч рублей могло бы хватить на многие годы. Средняя зарплата в СССР середины 1920—1930-х годов не превышала и 100 рублей. 2000—2500 рублей более чем хватило бы для одинокого человека на год вполне благополучной жизни. У Мастера же через год-полтора после выигрыша остается 10 тысяч рублей — десятая часть.
Но и потратив все до копейки, он без труда мог вернуться на нелюбимую им работу в музей. В один из московских музеев, а захотел бы — в музей другого города.
К сожалению, этот вывод о работе Мастера в некоем «идеологическом» музее — не единственная подтасовка фактов у Андрея Кураева.
Чудеса сумасшедшего дома
Вот что совершенно нереально — это обстановка сумасшедшего дома профессора Стравинского. То есть, возможно, настолько комфортные сумасшедшие дома в СССР 1930-х и были, но явно для другого контингента. Многие крупные деятели коммунистического режима кончили в сумасшедших домах — в их числе и Бела Кун (1886—1938) и Георгий Васильевич Чичерин (1872—1936). Возможно, для них существовали и индивидуальные палаты, и ночные сиделки. В целом же дома скорби были местом еще более жутким, нежели тюрьмы.
Для чего Михаил Афанасьевич выдумал подобные условия в сумасшедшем доме для Мастера, трудно сказать.
Примечания
1. Кураев А.С. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? — М.: Проспект, 2016. — С. 102.
2. Разгонов С. Орлы на башнях: Государственный Исторический музей. Люди и годы. — Москва: Роспэн, 2008.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |