Что бы ни говорили пессимисты, земля все же совершенно прекрасна, а под луною и просто неповторима.
М.А. Булгаков
Адреса Булгакова
Адреса Булгакова в Москве хорошо известны, по годам.
В 1921 году — это Малая Пироговская, 18. Дом возведен в 1876 году.
В 1921—1924 годах это Большая Садовая, 10, кв. 50, а в 1924-м — Большая Садовая, 10, кв. 34.
В квартирах на Большой Садовой Булгаков написал «Белую гвардию», «Дьяволиаду», «Роковые яйца», «Записки на манжетах», много фельетонов, рассказов и очерков, в том числе «Киев-город», «Красная корона», «Столица в блокноте», «Бенефис лорда Керзона».
Считается, что «нехорошая квартира» № 50 списана с квартир самого писателя на Большой Садовой, 10. Фантастический номер 302-бис, разумеется, придуман. Он сам по себе подчеркивал невероятность происходящего. Но и другие квартиры проявляются в облике квартиры № 50. Очевидно, что многие детали интерьера — витражные стекла, роскошная люстра, на которой качался Бегемот, взяты из дома на Пречистенке, 13. Здесь у родственников Фаберже не раз бывал Булгаков.
Здание же на Большой Садовой, 10, построено в 1903 году архитектором Антонином Аристарховичем Милковым для московского купца и владельца табачной фабрики «Дукат» Ильи Дмитриевича Пигита. Опять некоторая мистика... совершенно в булгаковском духе. Известно, что Антонин Аристархович Милков родился в Ярославле в 1868 году. Но после 1907 года его следы бесследно исчезают. Чем он занимался потом, где окончил свои дни — неведомо.
Сначала Пигит думал расположить здесь производственный корпус своей фабрики, но Городская дума Москвы запретила фабричную деятельность внутри Садового кольца. Тогда Пигит построил доходный дом; в нем охотно жили представители творческой интеллигенции. В том числе Василий Суриков, Петр Кончаловский, Николай Рябушинский.
Создание музея началось при обстоятельствах почти фантастических: в 1983 году в квартиру № 50 въехал проектный институт «Гипротехмонтаж». Сотрудница института Наталья Романова устроила в одной из комнат импровизированную экспозицию на булгаковские темы. В пользу музея раздавалось все больше голосов. Накануне 100-летия М.А. Булгакова, в 1990 году был создан Фонд Михаила Булгакова под руководством Мариэтты Чудаковой. Фонд с самого начала стремился создать мемориальный музей.
В 1994-м в ведение фонда официально передали помещения в доме № 10. И 15 мая 2007 года на первом этаже этого дома открылся Культурно-просветительский центр, музей «Булгаковский дом», а на четвертом — «нехорошая квартира».
Повешена и мемориальная доска — о том, что здесь разворачивалось действие «Мастера и Маргариты» и несколько лет жил сам Булгаков.
В 1924 году писатель жил на Большой Никитской (тогда — улица Герцена), 46. Построен дом в 1864 году.
В 1924—1926 годах — в Обуховом (Чистом) переулке, 9. В двухэтажном доме первой половины XIX века был флигель, снесенный в 2013 году. Булгаков жил на втором этаже несохранившегося флигеля, прозванного «Голубятней». Здесь писались «Дни Турбиных», «Собачье сердце» и «Роковые яйца». Именно в «Голубятне» в мае 1926 года у Булгакова произошел обыск, во время которого сотрудники ОГПУ изъяли личный дневник писателя и его рукописи.
На углу Пречистенки и Обухова переулка стоял дом под номером 24/1, построенный в 1904 году по проекту С.Ф. Кулагина. В этом пятиэтажном доме в начале XX века жили оба дяди Булгакова по матери — врачи Николай Михайлович и Михаил Михайлович Покровские.
Интересно, что в адресно-справочных книгах того времени один и тот же адрес братьев писался по-разному: «Покровский Н.М. — женские болезни — Обухов переулок, 1, квартира 12» и «Покровский М.М. — венерические болезни — Пречистенка, 24, квартира 12».
Квартира 12, где жили Покровские, была первым московским пристанищем Булгакова, в 1916 году на неделю приехавшего в Москву с Татьяной Николаевной из села Никольского.
Николай Михайлович стал прототипом Филиппа Филипповича Преображенского, а описание квартиры профессора Преображенского в «Собачьем сердце» в деталях совпадает с квартирой Покровского. Так-то и в 1924—1926 годах Калабуховский дом находился в ста метрах от жилья самого Булгакова.
В 1926—1927 годах Булгаков живет в Малом Левшинском переулке, 4, в доме, который построен в 1880-е годы.
В 1927—1934 годах — на Большой Пироговской, 35-а, кв. 6.
Этот особняк московских купцов Решетниковых в 1920-х годах существенно перестроен. Застройщиком тут выступил архитектор и инженер Адольф Францевич Стуй. Стуй взял себе квартиру на втором этаже, Решетниковым выделил комнату в одной из квартир, а остальные комнаты сдавал внаем.
Решительные представители общественности хотели открыть еще один музей Булгакова — филиал уже существующего на Садовой или самостоятельный. Но сегодня в бывшей квартире Булгакова обитают... коммунальные службы Хамовнического района Москвы. Фиг вам, ребята, а не музей.
Последняя земная квартира Булгакова, с 1934 по 1940 годы — в Нащокинском переулке, 3/5, кв. 44. Вот где бы создать филиал музея! Но дома больше не существует — его снесли в 1976 году.
Это единственный дом, построенный уже при советской власти, в котором жил Булгаков. Это дом писательского кооператива. Но в Лаврушинский переулок, 17, селили литературных генералов. Сюда — писателей попроще. Соседями Булгакова стали Матэ Залка, Виктор Шкловский, Константин Тренев, Виктор Ардов, Евгений Габрилович, Семен Кирсанов, Осип Мандельштам... Не «генералы».
А назывался тогда переулок улицей Фурманова. Потому что биограф Чапаева, по роману которого в 1937 году был снят культовый фильм «Чапаев», собутыльник и любовник жены Чапая, и правда жил на этой улице. В 1918 году Дмитрий Андреевич Фурманов (1891—1926) с оружием в руках выгнал из квартиры в доме № 14 семью «бывших». У супругов, живших с маленьким ребенком и престарелыми родителями, был даже мандат, охранявший от уплотнения. Но коммунист, разумеется, настоял на своем. Жаль, что он рано сгорел от чахотки. Искренне сожалею, что не дожил хотя бы до 1960-х.
При строительстве же кооператива шла обычная возня при распределении жилья, с доставанием того или другого. Булгакова она смешила и раздражала. Спрашивал: каковы заслуги перед литературой некого Б-на?
Отвечают:
— Достал для кооператива 70 унитазов.
— Как он это сделал?!
— Сядьте, товарищ Булгаков! Ваша квартира — № 44!
Когда Булгаковы встречали потом упитанного Б-на на улице, Михаил Афанасьевич всякий раз говорил Елене Сергеевне:
— Смотри, смотри на него внимательнее! В нем зреет «Война и мир»!
Для Булгакова переезд сюда, в переулки между Арбатом и Пречистенкой, был исключительно важен. Большая Пироговская казалась ему дальней окраиной. Скорее всего, он хотел бы переселиться в центр Москвы — но в другое здание.
Адреса Мастера и Маргариты
До сих пор ищут и, что удивительнее всего, постоянно «находят» «тот самый» дом, в котором жил Мастер. Ни один дом полностью не попадает под описание... Но это почему-то никого не смущает. Никому не приходит в голову простая мысль, что фантазия писателя чаще всего создает выдуманные места, путь даже похожие на настоящие.
В качестве адреса Мастера называют Чистый переулок, дом 4, строение 2.
Называют Сивцев Вражек, 45/26, на углу с Денежным переулком (улицей Веснина), строение 2.
Есть версия, что это Плотников переулок, 10, кв. 35. Здесь жил друг Булгакова, Павел Сергеевич Попов с женой Марией Ильиничной (внучкой Льва Толстого).
Возле Арбата «точно таких» домов не найти, но есть кандидат на Пречистенке: Мансуровский, 9. Вообще Остоженку и Пречистенку соединяет немало небольших переулков, в этом же доме жили друзья Булгакова: драматург Сергей Ермолинский и художник Малого театра Сергей Топленинов. Ермолинский занимал весь первый этаж особняка, а подвальчик же, тот самый, в котором жил Мастер, занимал Топленинов.
Это был дом купца Сергея Васильевича Топленинова, которым после его смерти наследно владели братья Владимир и Сергей. Естественно, дом отобрали.
Владимир Сергеевич, артист, работавший во многих театрах Москвы, дружил с Луначарским. Луначарский и помог братьям вернуть свое имущество — реквизированный в 1918 году дом.
Сергей Сергеевич трудился как театральный декоратор в разных театрах. Побывал он и в ссылке в городе Вельске. Булгаков частенько захаживал к ним в гости. Сергей Топленинов нарисовал два портрета Булгакова.
На вопрос Топленинова, «не наш ли ты подвал описал» как обиталище Мастера, Булгаков ответил утвердительно.
Художник В.А. Курский (1917—1985), живший здесь в 1980-е, сохранил «уголок Булгакова» — комнату, в которой он постоянно ночевал.
Особняк Маргариты — место еще труднее находимое.
Называют Остоженку, 21. Это дом Кекушева, сейчас здесь находится посольство Египта. Дочь Льва Кекушева, Мария, стала гражданской женой артиста Малого театра Сергея Топленинова, друга М. Булгакова. Пара поселилась как раз по адресу Мастера — в Мансуровском переулке, то есть совсем рядом.
Второй претендент на особняк Маргариты — Малый Ржевский переулок, д. 9, на пересечении с Хлебным. Это дом архитектора Соловьева. До замужества здесь проживала будущая жена Булгакова, Елена Сергеевна Шиловская.
Гагаринский, 33 — двухэтажный деревянный особнячок в саду на углу Гагаринского и Большого Власьевского переулков. Окна комнат второго этажа выходили в Большой Власьевский переулок, хотя номер дома числился по Гагаринскому. Ныне здесь небольшой скверик и выстроенный всего несколько лет назад новодел на месте бывших хозяйственных дворовых построек снесенного дома 33.
Приведу уверенные слова известного булгаковеда, заведующего отделом Государственного литературного музея Музей Серебряного века, Михаила Борисовича Шапошникова: «Большинство исследователей считает, что так Булгаков описал Сивцев Вражек, но тем, чьи семьи давно живут в арбатских переулках, читать такое смешно. Никогда, даже в самые глухие советские времена, не производил Сивцев Вражек впечатления «заплатанного» и «заштопанного»! Здесь всегда стояли вполне приличные дома, да и назвать его кривым тоже трудно, он скорее извилистый, как тот ручей, по имени которого и назван. А вот Гагаринский переулок, особенно если смотреть на него от того самого скверика на месте снесенного дома 33, именно «кривой и длинный», иначе и не скажешь. В булгаковские времена, да и много позднее, до самого начала 1970-х годов, Гагаринский переулок как раз и производил впечатление «заплатанного» и «заштопанного». Тогда на месте нынешних малопривлекательных кирпичных башен стояли маленькие деревянные покосившиеся особнячки и домики, фасады и ворота которых вынуждены были именно латать жильцы, особенно в первое послереволюционное десятилетие. В настоящее время от всех этих домиков ничего не осталось, все они снесены, как и эклектичный особняк под № 33. А четыре года назад исчез и фасад нефтелавки (кстати, построенной в стиле модерн). Это место знали и знают все окрестные жители, до недавнего времени там находился хозяйственный магазин...
Маргарита «едва не разбилась о покосившийся фонарь на углу». Да, прямо на углу Гагаринского и Плотникова переулков стоял еще в годы моего детства большой фонарь, один из многих, стоявших тогда по тротуарам, а не висевших над проезжей частью, как ныне... «Третий переулок вел прямо к Арбату». И сегодня туда ведет Плотников переулок, длинный, по которому Маргарита летела дольше, чем по двум другим, успев оглядеться, понять, что ее никто не видит, приноровиться к полету на щетке»1.
Убедительно? Да... Но не менее убедительно предполагают — это Староконюшенный, 14.
Другие исследователи уверены — это был особняк Саввы Морозова на Спиридоновке, д. 17 (сейчас тут Дом приемов Министерства иностранных дел). Савва Морозов был влюблен в актрису Марию Андрееву, один из прототипов Маргариты, но известному промышленнику и меценату она предпочла писателя Максима Горького.
А может, это Глазовский пер., 8 (улица Луначарского)?
А может, Денежный пер. (ул. Веснина), 16?
Еще кандидат на дом Маргариты — Малый Власьевский переулок, д. 9. Месторасположение переулка идеально подходит под описание, данное в романе. Кроме того, третья жена писателя Елена Сергеевна рассказывала о географических прообразах адресов романа и назвала этот дом в Малом Власьевском.
Правда, дом № 9 этого переулка не обнаруживает ни малейшего сходства с описанием! Сходство нашли в соседнем доме № 12. Но он — одноэтажный, увы. Правда, этаж высокий, есть откуда «вылетать». В пределах ограды особняка — большой земельный участок с множеством деревьев... Тоже нечто похожее.
В общем, темное это дело, конкретный адрес Мастера и Маргариты. Разумнее всего считать, что фантазия автора соединила много адресов.
Адреса романа «Мастер и Маргарита»
Дом Драмлита, то есть писательский дом, построен в 1937—1938 годах. Только Булгаков «перенес» его из Лаврушинского переулка на Арбат, в Большой Николопесковский переулок.
Еще один кандидат на дом Драмлита — доходный дом купца Филатова на Арбате, называемый также «Дом с рыцарями». Есть версия, что статуям рыцарей на этом доме Булгаков обязан идеей сделать Коровьева рыцарем.
Последний рыцарь на Арбате
Стоит на доме тридцать пять.
Его еще надолго хватит,
Он годы может простоять.Евгений Агранович
Насчет рыцаря-Коровьева есть другие, более убедительные, версии... Хотя почему, собственно, нужно принимать только одну и отвергать другие? Но «Дом с рыцарями» хранит только некое внешнее сходство, и то слабое. А «литературный дом» в Лаврушинском переулке очень известен.
В «литературном» же доме жили официальные, номенклатурные писатели и критики, в числе коих и небезызвестный Литовский.
Литературный институт, он же — дом Грибоедова, или МАССОЛИТ. Дом на Тверском бульваре, 25, бывший особняк Рябушинского: «старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на Бульварном кольце в глубине чахлого сада, отделенного от тротуара кольца резною чугунной решеткой». Он самый.
В ресторане дома Грибоедова отразились черты не только ресторана дома Герцена, но и ресторана Клуба театральных работников.
Последние похождения Коровьева и Бегемота в магазине «Торгсин» происходят явно в бывшем Смоленском гастрономе, по адресу Арбат, д. 54. Слово «торгсин» — это сокращение от словосочетания «торговля с иностранцами». Позже эти магазины стали называть «Березка».
Булгаковская Москва — конечно же, и Патриаршие пруды.
С Патриарших прудов начинается действие романа «Мастер и Маргарита»: «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина».
Патриаршие пруды — непростое и очень примечательное место в произведении Булгакова. Писателю очень нравились пруды, и во всех версиях романа Воланд появляется именно здесь, на Патриарших.
Когда-то здесь было болото, на котором паслись козы с Козьего двора, а эти животные в народе ассоциировались с чертом, и поэтому Козье болото пользовалось у местных жителей дурной славой.
Также существует легенда, по которой в глубокой древности в этих болотах язычники приносили жертвы своим богам.
И хотя в XVII веке патриарх Иоаким освятил эту местность и приказал вырыть здесь три пруда, еще долгое время Патриаршие пруды сохраняли славу места, связанного с нечистой силой.
Потом два пруда так вообще засыпали, а название места осталось — «пруды» во множественном числе.
В сквер у Патриарших прудов до сих пор приходят поклонники романа «Мастер и Маргарита» и пытаются найти скамейку, где майским вечером Берлиоз завел беседу с неизвестным в сером костюме.
Здесь Берлиоз попал под трамвай, который поворачивал с Ермолаевского переулка на Бронную, но в действительности трамвайных рельсов, описанных в романе, здесь нет и никогда не было.
Правда, здесь ходит экскурсионный трамвай с надписью «302-БиС», следующий по булгаковским местам столицы, поездку на котором организует музей «Булгаковский дом»... Но это совсем другое дело.
Театр Варьете — вымышленный театр, где происходит сеанс черной магии Воланда с последующим разоблачением. Прототипом же театра Варьете послужил Московский мюзик-холл, существовавший в 1926—1936 годах и располагавшийся неподалеку от «нехорошей квартиры» по адресу: Б. Садовая, 18. Ныне здесь находится московский Театр сатиры. До 1926 года в этом здании размещался Цирк братьев Никитиных, причем здание специально было построено для этого цирка в 1911 году по проекту архитектора Нилуса.
Рядом же находится сад «Аквариум», где Варенуху прихватили Бегемот и Азазелло.
Узнаваемо даже «Перелыгино». Притом что на Клязьме, строго говоря, с 1933 года организовывался не поселок писателей, а Дом творчества кинематографистов. Здесь на месте усадьбы Прове-Филиппова на берегу Клязьмы возвели двухэтажный ампирный дом: чтобы в этой «кинематографической лаборатории» писались новые сценарии, создавались режиссерские разработки, причем в тесном общении с коллегами.
Писательский же поселок начали строить в Переделкино на реке Сетунь, где с начала XX века из-за местного чистого воздуха находился государственный туберкулезный диспансер. Этот диспансер постепенно разрушился, а в 1933-м вышло постановление Совнаркома «О строительстве «Городка писателей» от 19 июля 1933 года.
Принадлежавший Литфонду поселок предложил Сталину построить Максим Горький2.
Оценки того, что получилось, крайне расходятся. Во всяком случае, поселок состоялся. По соглашению с Литфондом писатели жили в «своих» домах пожизненно, но в случае смерти деятеля культуры его родственники не имели права на дальнейшее проживание в поселке. Куда им деваться? Их дело...
Первыми обитателями писательского поселка стали Корней Чуковский, Александр Серафимович, Леонид Леонов, Лев Каменев, Исаак Бабель, Илья Эренбург, Борис Пильняк, Всеволод Иванов, Лев Кассиль, Борис Пастернак, Константин Федин, Илья Ильф и Евгений Петров.
Роскошь поселка сильно преувеличена Булгаковым... Никто там «один в пяти комнатах» не жил.
В любом случае булгаковская Москва — небольшое, не больше квадратного километра, пространство между современными станциями метро «Кропоткинская» и «Тверская».
Москва, которую Булгаков не хотел видеть
Естественно, Москва Булгакова не имеет ничего общего с Москвой панельной застройки, с МКАД и новым районами города, возникшими после войны.
Но и со сталинской Москвой булгаковская Москва не имеет ничего общего. В том числе и с самыми лучшими последствиями перестройки Москвы. Булгаков не хотел видеть ничего, что было сделано в Москве советской властью. В том числе явно хорошего.
Споры и обсуждения вокруг планов перестройки Москвы велись совершенно публично. Булгаков не мог о них не знать. Но в романе о них нет ни единого слова.
Булгаков далеко не равнодушен к достижениям русских и России. Но никаких градостроительных новшеств он не замечает. В том числе и того, что Россия создает самые передовые проекты, иностранцы учатся у нас этому. Даже это его нисколько не вдохновляет... Неприятно думать — но, видимо, потому, что приоритеты появляются при советской власти.
На глазах автора «Мастера и Маргариты» в Москве построены Библиотека имени Ленина, здание Северного речного вокзала, Концертный зал им. П.И. Чайковского. Смешно было бы назвать Булгакова врагом чтения, классической музыки или дальних путешествий. Но в его романе все эти здания не упоминаются. Их нет.
Объяснить это можно только одним: Булгаков не хотел видеть, не хотел изображать ничего нового. Его герои целиком принадлежат той старой России, к которой принадлежал и он сам. Они живут в своем, как выразился бы Лев Николаевич Гумилев, «кормящем и вмещающем ландшафте» — в старой Москве. В той, которая возникла и сложилась задолго до большевиков.
И Мастер, и Маргарита живут в особняках в самом центре города, близ Арбата.
Конечно, если бы автор поселил мужа Маргариты в одном из новых поселков (скажем, в «Соколе»), им было бы гораздо труднее встретиться. Но ведь и в одном из новых домов на Фрунзенской набережной он его не поселил.
И в доме на Берсеневской набережной не поселил, а ведь там вполне мог проживать нужный для власти инженер. Дом построен в 1928—1930 годах. В нем кинотеатр, клуб с театральным залом, детский сад и ясли, столовая, магазин пристроены к жилым корпусам. Почему бы Маргарите не ходить с мужем в этот кинотеатр и в клуб? А ведь не ходила.
Или вот легендарный «Дом на набережной», сданный в 1933-м, дом для советской элиты. В нем все квартиры из нескольких просторных комнат имели все удобства: горячее и холодное водоснабжение, канализацию, газовые плиты и отдельные телефоны. Подъезды оборудованы электрическими лифтами... Словом, почему бы советскому инженеру с женой не пожить именно там?
Но Булгаков игнорирует все эти места концентрации советской элиты.
Все действие романа полностью привязано только к самому центру Москвы. Причем только к той его части, которая вообще не изменена при советской власти. Ни одной сцены — в новых домах, построенных в последние годы его жизни. Исключение — дом Драмлита, в котором обитает советская писательская элита. Это дом со швейцарами и домработницами, с водопроводом и канализацией, с ванной комнатой и кухней. Но обитают в нем исключительно подонки и бездари.
В Москве Булгакова нет ни новых зданий, ни любых примет нового. Это новое дано разве что появлением автобусов и троллейбусов, но не районов города, не зданий и не помещений. Ни одной сцены в домах с горячей водой. Ни одной сцены в новых поселках.
Москва Мастера и Маргариты может терять — например, за счет взорванных и разрушенных храмов. Она не может ничего приобретать за счет новых построек.
Москва у Булгакова не может даже изменяться к лучшему!
Трущобы Хитрова рынка десятилетиями наводили страх на москвичей, «и только советская власть одним постановлением Моссовета смахнула эту неизлечимую при старом строе язву и в одну неделю в 1923-м очистила всю площадь с окружающими ее вековыми притонами, в несколько месяцев отделала под чистые квартиры недавние трущобы и заселила их рабочим и служащим людом»3.
Булгаков приехал в Москву, когда страшный Хитров рынок еще существовал. Это на его глазах рынок «был окружен милицией, стоявшей во всех переулках и у ворот каждого дома. С рынка выпускали всех, на рынок не пускали никого».
И все, и рассосался отвратительный нарыв.
Плохо ли это? Уверен, что только хорошо. Но чтобы узнать и о Хитровом рынке, и о его конце, придется читать не Булгакова, а другого знатока Москвы — Владимира Алексеевича Гиляровского (1855—1935).
Впрочем, и о банях... и о трактирах... Да много о чем — к Гиляровскому.
Владимир Алексеевич к новой Москве, Москве 1930-х, относился скорее с интересом. По крайней мере, без отрицания.
В конце концов, можно любить или не любить, уважать или не уважать, не признавать политический строй. Но у Гиляровского «на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал.
...В «гранит одетая» Москва-река окаймлена теперь тенистыми бульварами. От них сбегают широкие каменные лестницы». «Там, где недавно, еще на моей памяти, были болота, теперь — асфальтированные улицы, прямые, широкие. Исчезают нестройные ряды устарелых домишек, на их месте растут новые, огромные дворцы. Один за другим поднимаются первоклассные заводы. Недавние гнилые окраины уже слились с центром и почти не уступают ему по благоустройству, а ближние деревни становятся участками столицы»4.
Ничего этого Булгаков видеть не хотел.
Лев Толстой честно сознавался, что ему не интересно ничто, выходящее за пределы аристократического мирка. Точно так же Булгакова не интересовало ничто за пределами мирка верхушки интеллигенции. Интеллигенции, живущей в исторической части Москвы.
Москва... которую Булгаков хотел видеть
Есть тут еще одна очень важная сторона. Булгаков принадлежал к числу интеллигентов, нежно любивших Москву. Старую, историческую Москву. Москву, которую мы потеряли.
Гибель множества памятников Булгаков наблюдал и воспринимал очень болезненно. О невероятном количестве потерь при перестройке Москвы писали много5.
Булгаков приехал в Москву, которую еще не начали перестраивать. Москва еще оставалась очень своеобразным, и притом очень архаичным, немного средневековым городом.
«Архитектура Москвы, московский, исторически сложившийся ансамбль создавал определенную атмосферу, настроение, определенным образом воздействовал на сознание, на характер людей, на их и житейское, и творческое поведение.
У Виктора Михайловича Васнецова, например, был в биографии переломный момент, когда с не своей, ложной для него дороги — жанра — он резко своротил в область эпоса и сказки, где и нашел свое подлинное лицо, где и стал художником Васнецовым. Поворот этот произошел во многом под влиянием Москвы. Вот что пишет сам Васнецов Владимиру Стасову: «Решительный и сознательный переход из жанра совершился в Москве златоглавой, конечно. Когда я приехал в Москву, то почувствовал, что приехал домой и больше ехать уже некуда — Кремль, Василий Блаженный заставили меня чуть не плакать, до такой степени это веяло на душу родным, незабвенным».
«В этом письме упомянуты только Кремль и Василий Блаженный, но надо ли объяснять, что сами по себе они не создают еще общей архитектурной атмосферы города. Васнецова же поразила именно архитектурная атмосфера Москвы, симфония Москвы, в которой Кремль и Василий Блаженный были чем-то вроде двух вершин.
В монографии о Васнецове сказано: «Васнецов, приехав в Москву, почувствовал, что Москва обогащала и утверждала его в творческих замыслах, что силы его идут на подъем». То же пережил по приезде в Москву и Суриков, так же сильно подействовал московский архитектурно-художественный ансамбль и на Репина, и на Поленова»6.
Вопрос, как действовал город? В том числе на Михаила Булгакова?
Обратимся еще раз к Солоухину: «Во времена самого яркого увлечения жанром, в академические времена в Петербурге, — писал Васнецов, — меня не покидали неясные исторические и сказочные грезы». (Вероятно, то, что, может быть, еще более смутно брезжит в каждой русской душе. — В.С.) «Сознательный переход из жанра, — продолжал он в письме к Стасову, — совершился в Москве, в златоглавой, конечно...»
Вот как. Москва, получается, если не порождала, то по крайней мере поддерживала эти неясные исторические и сказочные грезы.
А ведь «Мастер и Маргарита» целиком построен на этих неясных грезах... Целиком.
«Вам, наверно, не раз приходилось видеть иллюстрации разных художников к сказке о царе Салтане. Именно ту картинку, где изображается город, чудесным образом возникший за одну ночь на пустынном и каменистом острове. Говорят, Москва, если смотреть издали на утренней морозной заре или в золотистых летних сумерках, вся была, как этот сказочный златоглавый и островерхий град.
Вы, конечно, любовались Московским Кремлем из-за Москвы-реки. Говорят, вся Москва была по главному, архитектурному звучанию как этот уцелевший пока, хотя и не в полной мере, Московский Кремль.
Напрягите воображение, представьте себе ту самую герценовскую панораму с Воробьевых гор. Сотни островерхих шатров, розовеющих на заре, сотни золотых куполов, отражающих в себе тихое сияние неба. Нет, Москва имела свое, еще более ярко выраженное, чем Ленинград, лицо. Более того, Москва была самым оригинальным, уникальным городом на Земле»7.
Возникает простейший вопрос: а что, если для Булгакова самым главным и было, что Москва — вот такая? Необыкновенная, очень русская и сказочная? Булгакову нужно было, чтобы она оставалась самым необыкновенным городом на земле, отражая тихое сияние неба в сотнях золотых куполов?
На глазах Булгакова Москву вовсю реконструировали. Какой бы план ни осуществился, он все равно уничтожал именно такой город: немного средневековый. Немного сказочный. Пусть не полностью, Булгаков увидел и результат реконструкций: «на месте уникального, пусть немного архаичного, пусть глубоко русского, но тем-то и уникального города Москвы построен город среднеевропейского типа, не выделяющийся ничем особенным. Город как город. Даже хороший город. Но не больше того»8.
Второй вопрос вытекает из первого: а что, если исчезновение сказочной исторической Москвы не окупалось для Булгакова даже решением «квартирного вопроса», так испортившего москвичей? Что, если любые, даже самые замечательные ванные комнаты, унитазы, люстры и лифты были для него менее важны, чем сохранение той Москвы, которую он узнал и полюбил?
Стоит задать эти вопросы, как многое становится понятно.
Примечания
1. Шапошников М.Б. Булгаков и «пречистенцы» // Наше наследие. 2016. № 118. [Электронный ресурс]: http://www.nasledie-rus.ru/podshivka/11805.php
2. Васильева К., Лобов Л. Переделкино, сказание о писательском городке. — М.: Бослен, 2011.
3. Гиляровский В.А. Москва и москвичи: Очерки старомосковского быта. — М.: Советский писатель, 1935.
4. Гиляровский В.А. Москва и москвичи: Очерки старомосковского быта. — М.: Советский писатель, 1935.
5. Михайлов К. Москва, которую мы потеряли. — М.: Яуза; Эксмо, 2010.
6. Солоухин В.А. Письма из Русского музея. — М.: Советский писатель, 1972.
7. Солоухин В.А. Письма из Русского музея. — М.: Советский писатель, 1972.
8. Солоухин В.А. Письма из Русского музея. — М.: Советский писатель, 1972.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |