...ожил профессор Персиков в 1926 году, когда соединенная Американо-русская компания выстроила, начав с угла Газетного переулка и Тверской, в центре Москвы пятнадцать пятнадцатиэтажных домов, а на окраинах триста рабочих коттеджей, каждый на восемь квартир, раз и навсегда прикончив тот страшный и смешной жилищный кризис, который так терзал москвичей в годы 1919—1925.
М.А. Булгаков
Вот и появляются застройщики
Столкнувшись с дефицитом жилья и невозможностью государства самому строить, СНК РСФСР издает декрет от 8 августа 1921 года «Об управлении домами», который гарантировал застройщикам право невыселения и беспрепятственного пользования жильем. Лишь бы строили. Застройщиками могли быть и кооперативы, и частные лица. Застройщик мог сдавать внаем до 70% всей площади1.
Последовали и новые распоряжения правительства, как постановление ВЦИК «О жилищной кооперации» от 19 августа 1924 года.
В середине 1920-х годов 70—80% жилья возводилось частным путем. Застройщики могли и реставрировать обветшавшее и заброшенное жилье.
Вот у такого застройщика Мастер и снимал «две комнаты в подвале маленького домика в садике», «в переулке близ Арбата». Он бросает свою «комнату на Мясницкой», обзывая ее «проклятой дырой», а вот своей квартирой из двух комнат очень доволен. Не такая уж громадная это квартира! Раковина с водой необычайно радует Мастера, а большая из двух комнат — «громадная комната, четырнадцать метров». Вторая — «совсем крохотная».
Кстати, живет Мастер в подвале и топит в квартире дровяной печкой. Коммунисты безмерно хвастали, что выселили из подвалов рабочих. Если это было сделано для того, чтобы в подвалах теперь ютились люди, владеющие несколькими языками, — невелика заслуга.
Но вот именно так описывает Булгаков жилищные условия Мастера: две комнаты в подвале, «в которых были всегда сумерки из-за сирени и забора».
Почему же Мастер так негативно отзывается о застройщиках, как о «немногочисленной группе жуликов, которая каким-то образом уцелела в Москве»? Да потому, что в годы НЭПа чаще всего частными застройщиками становились именно жулики.
Представление о том, какие именно деньги нужны были для участия в застройке, дает хотя бы история кооперативного поселка «Сокол»: стоимость индивидуального дома составляла порядка 600 золотых червонцев. Официально червонец приравнивался к 10 рублям. Фактически за червонец порой давали и больше — и 15, и 17 рублей, потому что стоимость крупных покупок исчислялась в червонцах, за рубли можно было купить не все.
Заработная плата рабочего в 1923 году составляла от 35 до 70 рублей в месяц. В 1926 году средняя зарплата рабочих и служащих в СССР составляла 58,6 рубля в месяц. Очевидно, что для 90% населения СССР было совершенно нереально стать ни застройщиками, ни членами кооператива.
Кто же такие застройщики?!
Застройщиками могли стать, в первую очередь, нэпманы. При этом не надо представлять себе нэпманов эдакими уцелевшими предпринимателями старой России. Ничего подобного. Старые представители деловых кругов России в нэпманы и сами не шли, и их бы никто не пустил. Невозможно представить себе в роли нэпманов представителей Рябушинских, Путиловых и Лианозовых...
Нэпманы намного более лояльны к советской власти и гораздо теснее связаны с нею, чем кажется. Эти «калифы на час» в любом случае не были в оппозиции к «новому режиму». Огромный процент из них — родственники или друзья-приятели советских элит, к рукам которых прилипали порой колоссальные награбленные капиталы.
Широко известны истории о том, как попавшие в руки большевиков невероятные по размерам капиталы присваивались их же подручными.
Одну такую историю я уже публиковал в двух книгах и не могу отказаться от удовольствия рассказать ее еще раз: историю про то, как Якову Самуэлевичу Рейху в сентябре 1919 года поручили организовать в Берлине резидентуру Коминтерна. Оказывается, кроме партийной и государственной, существовала еще одна касса, секретная, и Ленин распоряжался ею единолично. Заведовал ею некто Ганецкий...
Рейх пишет: «Я знал Ганецкого уже много лет, и он меня принял как старого знакомого товарища. Выдал 1 миллион рублей в валюте — немецкой и шведской. Затем он повел меня в кладовую секретной партийной кассы... Повсюду золото и драгоценности: драгоценные камни, вынутые из оправы, лежали кучками на полках, кто-то явно пытался сортировать и бросил. В ящике около входа полно колец2. В других золотая оправа, из которой уже вынуты камни. Ганецкий обвел фонарем вокруг и улыбаясь говорит: «Выбирайте!» Потом он объяснил, что это драгоценности, отобранные ЧК у частных лиц — по указанию Ленина. «Все это добыто капиталистами путем ограбления народа», — так будто бы сказал Ленин. Мне было очень неловко отбирать — как производить оценку? Ведь я в камнях ничего не понимаю. «А я, думаете, понимаю больше? — ответил Ганецкий. — Сюда попадают только те, кому Ильич доверяет. Отбирайте их на глаз, сколько считаете нужным. Ильич написал, чтобы вы взяли побольше». ...Наложил полный чемодан камнями, — золото не брал, громоздко. Никакой расписки на камни с меня не спрашивали — на валюту, конечно, расписку я выдал...»3.
В книге Сергея Алексеевича Горлова приводится немало таких же по смыслу историй. Кстати, Рейх немало украл из доверенных ему сокровищ и благополучно дожил до 1956 года в Соединенных Штатах Америки.
Колоссальные богатства были не только у функционеров власти — у всех «своих». Горький до отъезда за границу вел образ жизни богатого европейца, и его не трогали, не уплотняли, даже подбрасывали пайки — «свой».
Сохранилась история про то, как Маяковский помог одной даме: у той пропало молоко зимой 1918 года — это было концом для ребенка. Дама кинулась в ноги Маяковскому, и тот «дал указание» своему молочнику — «выдавать молоко еще одной жене Маяковского».
Злые языки говорили, что дама и правда была «еще одной женой» и что ребенок родился от В. Маяковского. Разбираться в личной жизни этих людей у меня нет ни малейшего желания. Важно, что в Петрограде страшной зимой 1918/1919 годов были молочники, и этим молочникам можно было «давать указания» поставлять молоко тем или иным лицам.
На протяжении всей Гражданской войны партийный и государственный аппарат только растет. К концу 1920 года в России было два с половиной миллиона «совслужащих»: в 10 раз больше всего «аппарата» царских времен.
Чтобы стать застройщиком, надо было получить разрешение использовать этот участок земли. То есть связи с кем-то из этой верхушки. Нужны деньги — у этой элиты деньги есть.
В общем, у Михаила Афанасьевича было очень много причин не очень хорошо относиться к застройщикам. Особенно к индивидуальными застройщикам: кооперативы зачастую создавались профсоюзами и другими объединениями высокооплачиваемых специалистов.
Кто были кооператоры?
Первым в Москве кооперативным жилым поселком стал уже упоминавшийся «поселок художников», или «Сокол». Первоначально планировалось строить поселок в Сокольниках, потом землю выделили у села Всехсвятского, но жилищный кооператив свое название сохранил. Есть и другие версии происхождения названия, но не в них соль. Метро «Сокол» было названо по расположенному недалеко поселку.
Жилищно-строительное кооперативное товарищество «Сокол» было образовано в марте 1923 года. Кооператив получил в аренду 49 десятин на окраине Всехсвятского с обязательством застроить его через 7 лет примерно 200 домами.
Членам-пайщикам кооператива предоставлялось право пользоваться жилой площадью на протяжении 35 лет без каких-либо ограничений. Фактически дома остались в их собственности навсегда и передавались по наследству. За вступление платили по 10,5 золотого червонца. За выделение участка — 30 червонцев, при начале строительства — 20 червонцев. Всего за 5—7 лет полагалось выложить 600 червонцев.
Кто мог «потянуть» такие цены? В числе членов кооператива — сотрудники наркоматов, экономисты, художники, инженеры, писатели, рабочие. Не всякие, разумеется!
Главой кооператива и владельцем дома № 10 стал Василий... Сахаров (...) — глава Всероссийского кооперативного объединения «Художник». То есть глава важного для властей учреждения: их попытки объединить художников в кооператив и распределять им заказы.
Тут надо сказать, что с художниками у советского правительства вообще отношения были странные. Всевозможные-то общества художников создавались, первая выставка общества Союза советских художников открылась в Москве в апреле 1931 года, а Союз советских художников существует с 1932-го. Тем не менее всесоюзная бюрократическая организация — Союз художников СССР — возникла только в 1957-м. Что интересно — свои Союзы сразу же создавались во всех республиках СССР... кроме России. В РСФСР Союз художников РСФСР учрежден на специальном всероссийском съезде художников в 1960 году.
Всероссийское же кооперативное товарищество «Художник» в 1928 году превратилось во Всероссийский союз кооперативных товариществ работников изобразительного искусства, существовавший до 1932 года, а тот — во Всероссийский кооперативный союз работников изобразительных искусств, просуществовавший до 1953 года.
В 1953-м же Всекохудожник передал свои функции Художественному фонду СССР.
Из сказанного уже ясно, какие важные функции в СССР выполнял Василий Сахаров: формально глава профессионального кооператива, фактически крупный советский чиновник.
Дом № 4 принадлежал личному другу Льва Толстого, бессменному редактору всех его сочинений, Владимиру Григорьевичу Черткову (1854—1936).
Лев Толстой писал: «Бог дал мне высшее счастье, — он дал мне такого друга, как Чертков». Его посмертной волей было передать Черткову все права на издание тех сочинений, «которые он посчитает нужными».
В 1918—1919 годах началась подготовка к изданию Полного собрания сочинений Толстого. Луначарский и Чертков обсуждали долго... Только в 1928 году вышел первый, а в 1958 году, уже после смерти В.Г. Черткова, последний, девяностый, том полного собрания. Чертков написал предисловие, был главным редактором сочинений Л.Н. Толстого до конца жизни.
Несмотря на принадлежность Черткова к высшей аристократии Российской империи, к придворным кругам, он входил в высший круг советской знати. По предложению И.В. Сталина Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о принятии расходов по похоронам В.Г. Черткова на счет государства.
Кроме советских функционеров и приближенных к властям творческих работников существовала и рабочая аристократия. Рабочий 8—9-го разрядов получал не 50 и не 70, а 600 рублей в месяц. Такой доход позволял ему и арендовать хорошее жилье, и стать пайщиком кооператива.
Еще один пример элитного поселка с домами для небедных людей — знаменитое Кратово. Эта бывшая вотчина князей Голицыных-Прозоровских с 1880-х годов сделалась популярным дачным местом. В 1899 году владелец земли А А Прозоровский-Голицын основал дачный поселок Прозоровский.
В 1910 году пытались здесь строить и город-сад, что, естественно, не получилось. Но советская власть продолжала давать тут дачи своим приближенным лицам.
В 1930 году Прозоровский и находившийся по соседству поселок Юбилейный были объединены в поселок городского типа, получивший название в честь Ивана Антоновича Крата (1895—1923), первого комиссара Московско-Рязанской железной дороги. Известно о нем не так и много... вроде бы Крат пытался даже воплотить до конца не реализованный из-за войны и разрухи замысел о создании города-сада для служащих и рабочих железной дороги.
Достоверно известно, что организовал он пионерскую организацию поселка Прозоровский, лично принимал в пионеры первых школьников. «Вот, пожалуй и все, что мы знаем об этом человеке. Даже его могила на Быковском кладбище затерялась»4.
Что же до «дач», а фактически загородных домов, то в Кратово жили Георгий Максимилианович Маленков, кинорежиссер Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898—1948), полярный летчик Михаил Васильевич Водопьянов (1899—1980), знаменитый ученый — геолог Владимир Афанасьевич Обручев (1863—1956).
Дачи Водопьянова и Обручевых существуют до сих пор. Только дача Водопьянова находится в полуразрушенном состоянии, а дача Обручевых — в превосходном. На ней постоянно собирается многочисленный разросшийся клан.
Много кооперативных домов было и в других пригородах Москвы. К 1928 году по всему СССР было создано 1926 кооперативов, из числа которых 731 уже вели строительство домов. А к 1929 году в ЖСКТ состояло 258 тыс. человек.
В 1923—1925 годах индивидуальными застройщиками и кооперативами введено в эксплуатацию и восстановлено 5,4 млн кв. м жилой площади. В 1926—1928 годах — более 15 млн кв. м5.
Только в 1936 году кооперативное строительство в стране было свернуто. То, что называлось «кооперативным строительством» в 1950—1980-е годы — уже явление другого порядка.
В «стареньком особнячке»
Но есть, есть в истории Мастера еще одна интересная сторона... Он живет вовсе не в доме, который построил застройщик.
Это «старенький особнячок» в «переулке близ Арбата», и в садик, окружающий особнячок, ведет «ветхая калитка». Попросту говоря, владеющий особнячком застройщик каким-то образом получил, может быть, и ветхий, но старинный особняк. Не построил... Может быть, особняк был в аварийном состоянии. Может быть, застройщик вложил немалые деньги в его ремонт. Тем не менее перед нами явный мародер, получивший чье-то вымороченное имущество.
Не случайно официальная советская статистика учитывает «построенное и восстановленное» жилье. Застройщик мог и «восстановить» заброшенное жилье. Опустеть же особняк мог двумя способами:
— Если его владельцы бежали во время Гражданской войны. Но в этом случае при чудовищном дефиците жилья особняк давным-давно заняли бы. Для множества москвичей две подвальные комнаты, где жил Мастер, — неслыханное богатство.
— Если особняк опустел совсем недавно, а его владельцы уничтожены.
Действительно: истребление «буржуазии» вовсе не окончилось с Гражданской войной. ЧК — это конвейер смерти, инструмент физического уничтожения «буржуазии». Но это и инструмент получения и перераспределения богатств.
Подлежащие уничтожению 10% — общественная и экономическая верхушка, владельцы основных богатств России. Присвоенное ими имущество необходимо для мировой революции. Очень многие люди исчезли в расстрельных подвалах именно потому, что у них были драгоценности, валюта, золотые монеты, коллекционное оружие, картины... Мало ли что можно пустить на мировую революцию.
Невообразимые богатства, часть которых украл Рейх, «отобраны ЧК у частных лиц». Но ведь не все же отобранные сокровища попадали в секретную кассу Ленина. Были же не только высокопоставленные, были и рядовые чекисты. Были и технически исполнители — те же конвоиры и расстрельщики, кладовщики и канцеляристы. К их рукам, конечно, прилипало немного, но неужели не нашлось бы у них такой мелочевки, как 6 тысяч рублей, и неужели не было у них любимых племянников и племянниц, иных родственников?
В основном, конечно, эти люди становились арендаторами хорошего жилья или кооператорами. Но кто-то ведь выбивался и во владельцы.
Чтобы получить осиротевший особняк на правах застройщика, нужно было иметь покровителя в советских органах власти или в ЧК. Чтобы опустевший дом не пустили под рабочее или студенческое общежитие или на квартиры для высокопоставленных специалистов, дали разрешение использовать его застройщику. Чтобы были деньги на ремонт, — хотя бы для видимости «восстановления».
Не могу утверждать, что у «старенького особняка» именно такая судьба, но многое наводит на размышления.
Примечания
1. Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1921 г. — М.: Управление делами Совнаркома СССР, 1944.
2. Кольца, скорее всего, обручальные. Читатель, будем задумываться о тех, с кого были сняты эти кольца? Или не будем портить настроения? Так и будем гулять по земле, не перекрестив лба, делая вид — в нашем Отечестве все в порядке?
3. Горлов С.А. Совершенно секретно: Альянс Москва — Берлин, 1920—1933 гг. — М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2001. — С. 126.
4. Емельянов И. Краткая жизнь комиссара Крата, давшего имя знаменитому поселку / Бывшая больница, ставшая штабом авиадивизии // Жуковские вести. 2 декабря 2015.
5. Бронер Д.Л. Современные проблемы жилищного хозяйства. — М.: Высш. Школа, 1961.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |