Понтий Пилат

Подумаем о том, как именно мог быть озаглавлен безымянный роман безымянного Мастера. Скорее всего, в названии должно было бы стоять имя Понтия Пилата: достаточно вспомнить, например, фильм выдающегося польского режиссера Анджея Вайды «Понтий Пилат и другие» (1971), снятый по мотивам «древних» глав булгаковского романа.

В самом деле, именно Понтий Пилат — главный герой романа в романе. Это утверждает Мастер в беседе с Иваном Бездомным («...год тому назад я написал о Пилате роман» — 134; «Пилат летел к концу» — 136), этому вторит и Воланд в последней, 32-й, главе романа: «...мне хотелось показать вам вашего героя» (369), говорит он, осадив коня неподалеку от каменного кресла на плоской вершине горы. Да и сама так называемая формула конца «пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат» с небольшими вариациями четырежды повторяется в романе в «стратегически» важнейших местах: предопределение Мастером концовки его будущего романа; концовка, полностью совпадающая с предопределением; конец последней, 32-й главы и конец романа в целом.

Стоит поразмышлять над тем, почему этот персонаж был так важен для Булгакова, какие связанные с ним «вечные» проблемы тревожили писателя, какими средствами и на каких основаниях он лепил этот образ — образ реально существовавшего человека, о котором не так уж много говорит история, но имя которого уже давно обросло мифами.

В романе Булгаков использует две легенды. Первая — немецкая — о происхождении Пилата, вернее, о его родителях. По этой легенде, в Майнце жил король Ат, который умел читать судьбу людей по звездам (отсюда еще одно упоминание неназванного по имени Пилата: в подвальчике, после бала, Маргарита говорит Мастеру: «...клянусь угаданным тобою сыном звездочета, все будет хорошо» — 356). Будучи однажды на охоте, он прочел по звездам, что если в этот час от него зачнет женщина, то родится ребенок, который станет могущественным и прославится. ...он приказал выбрать для него какую-нибудь девушку по соседству. Случилось так, что ею стала прекрасная дочь мельника Пила. Она и родила Пилата...» (см.: Галинская 1986).

Вторая легенда связана с исходом его жизни. Если можно считать установленным, что Понтий Пилат правил Иудеей и Самарией в 26—36 гг., то достоверных сведений о судьбе Пилата после его отъезда из Иудеи в конце 36 г. нет. Широко распространено, однако, мнение, что Пилат покончил жизнь самоубийством — об этом написано у Фаррара и у христианского историка Евсевия. Считается, что легенда о самоубийстве и погребении Пилата в одном из альпийских озер (Казакова, Мавлеев 1976) возникла в христианской среде; ее относят ко II в. А за местонахождением Понтия Пилата на высокогорном плато просматривается описание в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Евфрона горы Пилат в Швейцарских Альпах и немецкая поговорка «Wenn der Pilatus hat einen Hut / So ist das Wetter fein und gut» («Когда Пилат надевает шляпу, погода красива и хороша»).

Префект Иудеи назначался императором. Но правление Пилата в Иудее сопровождалось постоянными конфронтациями с местным населением, вызванными, к примеру, установлением статуй императора Тиберия (иудаизм запрещает изображения людей) или строительством водопровода на деньги из священного клада. Наибольшее число сведений о Пилате Булгаков почерпнул в книге Ф. Фаррара «Жизнь Иисуса Христа», хотя в романе есть и отступления от Фаррара (например, у него Пилат — шестой прокуратор Иудеи).

Судя по Евангелиям, Пилат сделал все, что мог, для спасения Иисуса Христа. Подоплекой освобождения не Христа, а Варравы Фаррар видел в возможных в случае его казни народных волнениях, на которые римляне в свою очередь ответили бы жестоким усмирением бунтовщиков.

Для Булгакова определяющей в образе Пилата была тема власти, какой она постоянно предстает в творчестве писателя: это одновременно бесчеловечная природа любой власти и ее тяжкое бремя. Булгаков усугубляет душевные терзания Пилата: отправляя на распятие Иешуа Га-Ноцри, сам прокуратор переживает нравственную казнь. При этом ответственность за свои убеждения и поступки, судя по всему, занимала одно из важнейших мест на шкале ценностей писателя. Именно поэтому Булгаков делает Пилата трагической фигурой, заставляя его переживать нравственные муки и определяя ему наказание в инобытии протяженностью в две тысячи лет.

В изображении Пилата Булгаков с величайшей тщательностью соблюдает исторические реалии: так, белый и красный в его одежде — это исторические цвета одеяния римского прокуратора. Эта цветовая символика — красный, к тому же выраженный подчеркнуто оценочным эпитетом «кровавый», как оборотная сторона белого, — ассоциируется с «вечной» для русской литературы мыслью о власти, построенной на крови. Произнесенный Пилатом тост «За тебя, кесарь, отец римлян, самый дорогой и лучший из людей!», в котором некоторые исследователи пытались углядеть намек на культ советских вождей, Булгаков перенес в роман из книги Г. Буассье «Римская религия от Августа до Антонинов: в 3-х ч.».

Образ Понтия Пилата выстраивается в главах ершалаимского сюжета не столько сам по себе, хотя именно он — главный герой романа Мастера, сколько попарно: Пилат — Иешуа; Пилат — Афраний.

Основной смысл происходящего с первой парой разыгрывается в рамках оппозиции сила (власть) — слабость. Соотношение силы и слабости — одна из важнейших проблем в творчестве Булгакова, который во внешних проявлениях соотносит силу с властью. Понтий Пилат изображен как почти всемогущий властитель Иудеи, карающий и милующий. Иешуа — как физически слабый человек, боящийся физической боли и смерти. Однако слабому Иешуа открыта истина, в то время как играющий человеческими жизнями Пилат обречен две тысячи лет нести наказание за свою трусость. Сила и власть в конечном счете оказываются иллюзорными, не простирающимися за пределы земного существования. И судьба прокуратора, его горькое бессмертие, оказывается навсегда зависимой от «бродячего философа». Пилату в романе Булгакова выпала «страшная честь» (С. Аверинцев) стать палачом «философа с мирной проповедью» Иешуа Га-Ноцри, так же как историческому Пилату — остаться в исторической памяти человечества распинателем Христа.

История казни невинного Иешуа Га-Ноцри, в чем-то похожего и в чем-то отличного от Иисуса Христа, обретает в романе нужный автору подтекст: неправедное судилище бесконечно повторяется, и любой могущественный властитель живет в страхе, а потому слаб и уязвим. Встретившись с внешне слабым Иешуа, Пилат, обиняками предлагая ему солгать, вначале с досадой воспринимает его неуступчивость, а затем во сне отчетливо понимает, что согласен был бы погубить свою карьеру, пойти на все, «чтобы спасти от казни решительно ни в чем не виноватого безумного мечтателя и врача» (310).

К этой минуте прокуратор Иудеи становится учеником Иешуа, хотя назвать себя таковым он не решается. В разговоре с Левием Матвеем звучит другое определение: «...я боюсь, что были у него поклонники и кроме тебя» (320). Нравственная сила Иешуа сказывается и в том, что еще недавно почти всесильный прокуратор превратился в слабого, нервозного, гримасничающего (296) человека с дергающимся лицом (320), которому не будет покоя не только до конца его земной жизни, но и еще две тысячи лет в инобытии.

Решение судьбы Понтия Пилата полностью укладывается в представления Булгакова о посмертном существовании человека, которое мыслилось как постоянное пребывание в том душевном состоянии, в каком человек находился в момент совершения своего самого страшного греха или наиблагороднейшего поступка. От вечного наказания пятого прокуратора Иудеи спасает Слово прощения, произнесенное Мастером.