1. Эпилог

После скороговорки перечисления событий, происшедших за несколько последних лет со многими персонажами романа, как это обычно бывает в произведениях классической традиции, Булгаков полностью переключается на судьбу Ивана Бездомного, теперь профессора Ивана Николаевича Понырева. Это показывает, что эпилог явно несет иную смысловую нагрузку, нежели просто информативную, что даже побудило некоторых исследователей (B.A. Beatie, P.W. Powell) оценивать его как последнюю, 33-ю главу романа.

Глубинный смысл эпилога задан образом круга, повторяемостью действий нескольких персонажей и прежде всего Понырева. Уже несколько лет подряд в весеннее полнолуние он вслепую, почти на ощупь проходит по одному и тому же маршруту к незнакомому особняку. Повторяется все до деталей: незнакомец на скамейке в садике, дорога домой, сон с огромной тучей, предвещающей катастрофу, укол и уже спокойный, умиротворяющий сон до утра. Многократно воспроизведенный образ кружения обретает социально-метафорический смысл: перед нами «рассказ о мире, который погиб, сам того не ведая» (Б.М. Гаспаров). Он сопоставим с библейской притчей о Лоте и гибели Содома и Гоморры, т. е. с гибелью города после выхода из него праведников. Эпилог не столько завершает роман, сколько сообщает, что произошло после единственного события, которое город признал реальным — после исчезновения Мастера и Маргариты. Выведенные из города Сатаной праведники, Мастер и Маргарита, получают в награду покой, тогда как столичные жители наказаны вечным и бессмысленным движением в виде абсурдных перемещений по службе или хождения по кругу (Ю.М. Лотманом было отмечено воздействие на Булгакова «Божественной комедии» Данте, где «блаженные души находятся в покое <...>, между тем как грешные совершают постоянные циклические движения»).

Фигура и судьба центрального персонажа эпилога — Понырева (Бездомного) — двойственны: он верит, что в молодости «стал жертвой гипнотизеров, лечился после этого и вылечился» (381). Однако в эпилоге и его поведение, и общественный статус свидетельствуют, что из душевного потрясения, вызванного событиями на Патриарших прудах, он выбрался с тем результатом, который предсказывал врач в одной из ранних редакций романа: «Если выкарабкается, возможно, с дефектом».

Ученик, получивший благословение Мастера на продолжение романа о Пилате, но лишенный духовного наставничества, в дальнейшем ведет себя как человек, которому открылась лишь часть истины. В прошлом он осознал свою греховность, прошел через утрату социального статуса и уединение, впав в смятение и уныние, и благодаря учителю, Мастеру, нашел выход на новый путь. Однако уроки Мастера достигают только его подсознания и только в моменты вмешательства «весеннего праздничного полнолуния», с которым он не в силах справиться. Остальное течение его жизни отмечено утратой памяти и погруженностью в московское бытие, в котором Понырев занимает вполне официальное положение.

Цикличность болезни оставляет его среди персонажей московского мира. Об этом свидетельствует и его профессорский чин в области истории в сталинской Москве 30-х годов, когда погиб весь цвет исторической науки. Сдержав клятву, Иван Понырев не пишет стихов, но едва ли, лишенный памяти, он способен завершить роман. Тем не менее он выделен из всех персонажей эпилога, и понять его особую роль помогает последний абзац 32-й главы.

До создания эпилога в мае 1939 г. в «Мастере и Маргарите» оставалась одна нить, еще связывавшая Мастера с его романом и с земной жизнью после перехода в небытие. Это были его отношения с Иваном Бездомным, выстроенные по схеме «учитель — ученик», восходящей к Данте (Данте и Вергилий как ученик и учитель — см.: М. Йованович 1989). Сама внешность Мастера в ранней редакции — «хорошо знакомый рыжеватый вихор и зеленоватые глаза» — в окончательном тексте отдана Бездомному («бойкие зеленые глаза» — 10; «рыжеватый, вихрастый молодой человек» — 7). Это можно было бы интерпретировать как косвенное свидетельство духовной связи Мастера и Ивана Бездомного, однако эпилог внес свои коррективы.

Зачеркнув последний абзац 32-й главы вместе с концовкой о пятом прокураторе, Булгаков тогда же, отчасти дословно, восстановил его в эпилоге, сделав также заключительным. Там, где в конце 32-й главы «...память мастера, беспокойная, исколотая иглами память стала потухать» (372), в финале эпилога «затихает» «исколотая память» (383) Ивана Бездомного.

Это авторское решение, во-первых, подтверждает духовную близость, даже частичное двойничество Мастера и Ивана Бездомного. Во-вторых, применительно к композиции романа оно свидетельствует о твердом решении Булгакова снять последний абзац 32-й главы. И, возможно, самый важный вывод: восстановив Мастеру посмертную память и отняв эту память у Ивана Понырева, Булгаков тем самым лишает финал романа какой бы то ни было надежды: Иван не станет продолжением Мастера в земной жизни, так как кроме одной ночи в году живет в беспамятстве, в состоянии духовной смерти. Вместе с Мастером безвозвратно уходит и его мир.

И все же эпилог остается разомкнутым, как и основной текст романа: судьба Ивана Понырева (Бездомного) не находит завершения, так же как лишена его сюжетная линия Мастера и Маргариты, к которой в эпилоге добавлен еще один виток двойственности: в вещем сне Понырева герои изображены не в вечном приюте, а на лунном луче и движутся к Луне. Поэтому слова Мастера «Этим и кончилось, мой ученик» (384) также иллюзорны — конца их движению нет, сюжетная линия завершается восхождением по лунному лучу в локус Иешуа, высшую точку пространственного строения романа.