Усложнение образа или мотива в контексте произведения, сочетаемое у Булгакова с их переосмыслением и акцентированием наиболее существенных для писателя сторон традиции, из которой этот образ почерпнут, можно продемонстрировать на примере подспудно развивающейся линии Мастера-мага как движения от «профанного» состояния до высших степеней магического искусства.
Облик героя изначально — в силу времени и способа появления — имеет магическую подсветку: герой является в ночное время, в замкнутом пространстве (непробиваемые окна клиники, запертые двери), при луне и исчезает вместе с нею. «Таинственный» и «странный» гость, явившийся к Бездомному, — герой-одиночка, вступивший в острое противоречие с миром. Вместе с тем ситуация имеет любопытный оттенок: отторжению предшествует отход самого героя от общества, его затворничество. «Подвальчик» Мастера в этом смысле обретает статус сакрализованного пространства, в котором герою открываются тайны бытия, где он становится магом и демиургом.
«Имя» героя — Мастер — и буква М на шапочке — сигнал возможного прочтения образа в магическом ключе.
Буква М — литеральный знак, «эмблема» героя, побуждающая обратиться к источникам, способным прояснить загадочное место, тем более что она создает новые смысловые отношения внутри авторского текста. Вышитая желтым буква М на черной шапочке Мастера содержит ключ к угадыванию нескольких ипостасей героя. Буква М соответствует 13-й букве (Мем) древнееврейского магического алфавита, где она имеет мистические значения «женщина» и «превращение человека», а также «скит» и «преображение» (этот аркан фигурирует в «Серебряном голубе» А. Белого, проза которого, как показала Г. Черникова, была Булгакову хорошо известна). Символическое значение в картах Таро — «коса» (в применении к человеку 13-й аркан означал «смерть и возрождение»), а иероглиф аркана представлял собой фигуру женщины-посредника по переходу в другой «план жизни», когда земные задачи уже завершены и открывается «путь к постижению Бога».
Нетрудно заметить, что стоящий за этими символами спектр смыслов близок сюжету о Мастере в булгаковском романе. Вероятно, литеральная Каббала, связывающая числа и буквы еврейского алфавита, была Булгакову в каких-то общих чертах известна, и оставленный на поверхности знак призван был провоцировать прочтение образа в эзотерическом ключе. Об игре знаками магического, начало которой положено этой номинацией героя, свидетельствуют и последующие авторские ходы.
В «Мастере и Маргарите» хотя и в кратком виде, но даны контуры становления Мастера-мага. Обретению магических возможностей предшествует отшельничество и поглощенность духовным процессом. При этом Мастер демонстрирует разные свидетельства своей избранности. В этом смысле важен эпизод встречи с Маргаритой как чудо, как знак вмешательства «высшей причины». В момент встречи герои оказываются в магическом круге: в центре Москвы, среди бела дня, когда «по Тверской улице шли тысячи людей», героиня среди них выделила именно Мастера, как и он заметил только Маргариту. Оба при этом оказываются в безлюдном месте.
Получивший свидетельства избранности, герой подлежит инициации. Переживания, потрясения, испытания, предваряющие, как правило, ритуалы посвящения, выпадают и на долю Мастера, вышедшего «в жизнь» после написания своего романа. Эти испытания, вызвавшие заболевание (страх, тоску, потерю покоя), сродни тем, что, согласно верованиям многих народов, определяют избранничество будущего мага. «Мученичество» Мастера — залог обретения магических способностей, которое не заставляет себя долго ждать.
Совершаемое в сакрализованном пространстве подвальчика сжигание рукописи обретает характер символического жертвоприношения. В контексте романа эта сцена предваряет инобытийное существование героя. Кроме того, она демонстрирует склонность Булгакова к расширению границ емкости произведения, к синтезу устоявшихся в культуре образов и введению биографических отсылок, в результате чего создается новый образ, который не может быть возведен к какому-либо одному источнику.
Так, например, мотив огня восходит равно к фольклорно-мифологической традиции и к ключевым образам разных «тайных» доктрин, обнаруживая совпадения с зороастризмом / манихейством / гностицизмом. При этом заметны и введенные в эту сцену биографические проекции. Они навеяны ситуацией уничтожения Булгаковым своего дневника, изъятого и позже возвращенного из ГПУ, сожжением «черновика романа о дьяволе» (1930), а кроме того, переживаемыми писателем состояниями психической угнетенности, боязни темноты и одиночества. Значима для него и литературная реминисценция — судьба рукописи «Мертвых душ» Гоголя, одного из наиболее почитаемых Булгаковым писателей.
Сцена сжигания Мастером своего творения исполнена внутреннего драматизма и, безусловно, по тональности совпадает с описанием современником Гоголя сжигания его «Мертвых душ»: «...связка была брошена, но никак не разгоралась. Обгорели только углы, а середина была цела. Тогда Гоголь достал связку кочергой и, отделив тетрадь от тетради, бросал одну за другой в печь. <...> была ли это минута просветления, минута высшего торжества духа над телом <...> или это была совсем другая минута — минута умственного расстройства? Я готов стоять за первое...» — и имеет еще одну параллель в творчестве Булгакова — сцену сжигания Мольером своей пьесы в романе «Жизнь господина де Мольера», когда драматург, ломая ногти, всаживает рукопись между поленьями.
Сожжение рукописи наделяет ее статусом той высокой жертвы, за которой последует дарование высших возможностей. Первые магические способности Мастера выразились в форме заклинаний «Приди, приди, приди!» и увенчались успехом — приходом Маргариты. Они высветили и новую валентность мотива магии — магию Слова, представленную в романе в самых разных вариациях.
Погружение в мир творчества и выбор темы — история Иешуа и Пилата — делает еще более несомненным облик Мастера-мага, так как прикосновение к священной судьбе Иисуса Христа — примета адепта магии.
В отличие от собратьев по перу Мастер — творец, духовному видению которого открыто прошлое: он вызывает к жизни события, никогда не существовавшие с точки зрения атеиста, и становится истинным евангелистом. Подлинность «угаданного» подтверждена авторитетом «очевидца» Воланда. Акт творения оказывается магическим актом («О, как я угадал!»), равным абсолютному знанию, и причащением к «высшей» магии и Истине. Именно поэтому текст романа Мастера обретает свойства неуничтожимой реальности.
Способность воздействия на мир при помощи Слова мыслилась как примета магов. У Булгакова акцент поставлен на художнике как высшем носителе способностей магического воздействия на мир. Обращаясь к этой теме, Булгаков ориентируется прежде всего на традицию, которая приписывала магическую силу не рациональному смыслу слова, но заключенной в нем энергии и возможности художника влиять на мир. В этом ощутим и наследник Гоголя с его рассуждениями о слове и об ответственности художника за этот «высший подарок Бога», и человек эпохи, широко дискутировавшей эту тему в литературе (ср. общесимволистский миф о магическом воздействии слова на мир, о преображении косной материи, «грубой» жизни в «творимой легенде») и в религиозной философии (так, П.А. Флоренский под магичностью слова понимал «высокую степень заряженности» его «энергиями» творческой личности).
В условиях бурного возрождения оккультизма представители религиозно-философской мысли выступали за осторожное обращение со Словом. Для Н.А. Бердяева, П.А. Флоренского, Г.В. Флоровского была очевидна несовместимость христианства и оккультизма. Их слияние, чреватое перерождением в темную магию, заставило и Флоренского, и Флоровского негативно оценить творчество А. Скрябина, в котором ощущалась «люциферианская» воля «магически овладевать миром», превращая искусство в темное действо. Вероятно, установка на многомерный облик героя и наделение его чертами мага-теурга, идея насыщенности романа Мастера зарядом воздействующей на людей энергии (ведь герой — Мастер именно слова и именно словом, романом заклинает высшие силы) имела и биографическую проекцию. В конце концов и ставшую крылатой фразу «Рукописи не горят!» можно воспринимать как заклинательную, а в обращении Булгакова с собственным романом и в его поведении в последние месяцы жизни можно усмотреть попытку своим творением повлиять на судьбу и заклясть смерть.
Подлинность творчества предполагает, согласно Булгакову, неуничтожимость творения, сокровенного слова Истины. Знаком истинности творчества Мастера является наделенная свойством неуничтожимости рукопись его дважды горевшего романа, свидетельство причастности его творца к сокровенному знанию. Это делает автора вестником высшей правды, отыскавшим «потерянное Слово» и поднявшимся до высот теургической магии. Не случайно роман властвует над ощущениями Маргариты (которая «говорила, что в этом романе — ее жизнь» — 139), а Бездомный после встречи с его автором получает импульс к преображению, к вытеснению из своего сознания лжеучителя Берлиоза. И, наконец, роман Мастера оказывается магической формулой такого уровня, что даже его фрагмент («Тьма, пришедшая со Средиземного моря...») обладает чудодейственной силой: им как заклинательным текстом героиня призывает представителя «пятого измерения» и узнает о судьбе Мастера.
«Мастер и Маргарита» разворачивает мифологему, ориентированную на финал трагических мифов об умирающих и воскресающих богах, известную по мифологиям многих стран. Мистерия смерти и воскресения влечет за собой миф о неземных путях художника.
Преступивший границу земного бытия Мастер демонстрирует обретенную им новую силу. Освобождение Пилата (и прощение его) — «Свободен! Свободен! Он ждет тебя!» — сопровождается магическим актом высшего уровня, демонстрирующим воздействие Мастера на мир: Слово Мастера превращается в гром, разрушающий скалы и вызывающий видение Иерусалима. Сущность Мастера-мага подтверждена, и его земная жизнь оказывается только фрагментом пути и вратами к осуществлению за границами земной жизни.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |