Маргарите отведена особая роль в структуре повествования, это уникальный персонаж хотя бы в силу того, что при заданном автором параллелизме ершалаимской и московской линий у героини нет аналога в «древних» главах. Появление героини в романе относится к 1931 г. Вынесение ее имени в 1937 г. в заглавие произведения стало сигналом глобальной трансформации замысла «романа о дьяволе» и превращения Маргариты в главную героиню.
Имя героини остается неизменным со времени его появления и соотносится прежде всего с Маргаритой из «Фауста» Гете. Материалы к роману, содержащие сведения о французских королевах — Маргарите Валуа и Маргарите Наваррской, — свидетельствуют о расчете писателя и на эти историко-культурные ассоциации читателя.
О героине мы впервые узнаем почти в середине романа, где ее история дана глазами потерпевшего жизненную катастрофу, сломленного Мастера. Здесь нет экскурсов в психологию героини, но рассказ о нескольких ее поступках дает возможность судить о подруге героя. В передаче Мастера, табуирующего имя возлюбленной и погружающего тем самым свою историю в атмосферу тайны, возникает женский образ, имеющий, в сущности, две ипостаси. По мере развития сюжета первая из них идет на убыль, вторая набирает силу и торжествует.
С одной стороны, история Маргариты — это история обычной, до встречи с Мастером благополучной, правда, не очень счастливой женщины. Она «жила роскошно», не нуждалась ни в чем, была красива и умна, и воистину нашлось бы большое количество представительниц слабого пола, которые «отдали бы все, что угодно, чтобы променять свою жизнь на жизнь» Маргариты. Позже становится известна и причина того, почему она «ни одной минуты» не была счастлива — в ее жизни не было необыкновенной, настоящей любви. Но однажды «сама судьба» «столкнула» ее с Мастером «на углу Тверской и переулка», и «любовь поразила» обоих «мгновенно» (138).
В этой первой ипостаси история героини «заземлена». Повествователь романа готов даже указать ее адрес каждому, кто захотел бы отправиться в переулок близ Арбата: «Пусть обратится ко мне, я скажу ему адрес, укажу дорогу — особняк цел еще до сих пор» (210; и исследователи устремились в арбатские переулки и назвали несколько адресов, забывая о законах творческой игры, о склонности автора к мистификациям и о мистическом аспекте истории этой любви, которая и не предполагала снятия покрова тайны).
Маргарита значительно больше связана с реальностью, чем отшельник-Мастер, она знакома с разными сторонами жизни, смела и находчива: способна ругательством отогнать нетрезвого приставалу (сцена шабаша) или отпугнуть приятеля Могарыча фразами: «Его арестовали вчера... <...> А ваша как фамилия?» (355). И обращение незнакомца на улице она в духе эпохи воспринимает как предвестие ареста.
Перед читателем история самоотверженной и горькой любви, во имя которой героиня готова на самопожертвование и отчаянные поступки. Во имя спасения Мастера Маргарита вступает в договор с дьяволом и в дальнейшем не только не использует возможности нарушить договор, но, напротив, выказывает неподдельное восхищение Воландом, видя в нем покровителя и спасителя Мастера. Так постепенно в романе начинает доминировать другая ипостась героини. В этом смысле Маргарита, как и Мастер, проходит свой путь в романе — от обыкновенной женщины до спутницы Мастера в его переходе в потусторонние пространства бытия. На этом пути она проходит и одиночество, и отчаяние, и связь с нечистой силой, и шабаш ведьм, и бал Сатаны, где ей пришлось быть Королевой, и, наконец, смерть вместе со своим возлюбленным. Ключевые звенья этого пути имеют характер испытаний и инициаций. Несомненно, что сценам принятия кровавого душа или таинства дьявольской «евхаристии», когда Маргарите приходится пить из чаши-черепа кровь доносчика, придан смысл причащения дьяволу (в ритуал договора входили присяга ему, наречение новым именем, символические омовения и «крещение»), за чем следует награда — встреча с Мастером и обретение посмертного существования.
Разрабатывая эту вторую и в концептуальном отношении наиболее значительную сторону облика героини, Булгаков погружает линию Маргариты в атмосферу с усиленной «эзотерической» подсветкой. Портрет героини при первой встрече с Мастером создает образ красоты, глубоко впечатлившей героя и воспринятой им в желто-черной цветовой гамме: «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. ...И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном ее весеннем пальто» (136). Другая деталь — «никем не виданное одиночество в глазах», столь поразившее героя, несколько чрезмерно для обычной проходящей мимо по улице женщины, оно почти демоническое, «врубелевское». Нагнетание этих деталей (добавим, что при звуке ее голоса в переулке ударило «эхо») — знак необычного характера и самой встречи, и облика героини, которые затем на протяжении романа не раз будут подтверждены многими ситуациями возвышенной истории о верной и вечной любви (о символической наполненности этих деталей см. в главах, посвященных мотивам магии, алхимии и масонства).
Некоторые черты Маргариты обнаруживают ее причастность к демонологии еще до союза с Воландом — остро отточенные ногти, низкий «со срывами» голос этой «чуть косящей на один глаз ведьмы» заставят, оглянувшись назад, расценить встречу героев как «подстроенную» некими высшими силами.
Рядом с довольно пассивным Мастером Маргарита являет собой деятельное начало: она «подгоняет» его, вышивает букву М на его шапочке и называет Мастером, толкает в литературный мир, «на борьбу», а позже и на союз с Сатаной, словно навязывая ему какую-то роль. Да и роман («в нем вся моя жизнь» — 139) поглощает Маргариту в такой степени, что Мастер даже ревнует ее к своему творению (а в итоге сломленный Мастер, возненавидев роман, даже отказывается от него).
Союз с дьяволом, на который Маргариту толкнули обстоятельства, предваряется вещим сном. Ей снится оборванный, небритый, очень больной человек («глаза больные, встревоженные» — 212), который вскоре и предстанет перед ней благодаря нечистой силе. Пытаясь узнать о судьбе Мастера, Маргарита производит магическую операцию над вещами героя, обгоревшим фрагментом рукописи и его портретом: ситуация ворожбы, призывания потусторонних сил подчеркнута уединением героини («ушла в темную, без окон комнату», «долго сидела, не спуская глаз с фотографии» — 213) и наличием магического предмета — зеркала, «изобретения» дьявола и двери в иные пространства. Сцена обретает приметы гадания о суженом.
Готовность заложить дьяволу душу во имя спасения любимого ведет Маргариту к участию в шабаше и бале Сатаны, которые предполагают насыщение эротикой, ибо регламент предусматривает кульминацию — «брак» Сатаны с ведьмой. Однако откровенно эротические сцены ранней редакции, где поведение Маргариты было адекватно канону, Булгаков опустил в ходе работы — он шел по пути отказа от обрисовки героини как «традиционной» ведьмы.
Предав себя в руки потусторонних сил, Маргарита сохраняет и любовь, и милосердие. Особенно выделено ее милосердие по отношению к мужу, которому она не хочет причинять лишней боли, а в сцене разгрома квартиры Латунского она успокаивает испугавшегося малыша. Ее сострадание достигает высшей точки на балу, где она проявляет высшее участие к падшей Фриде и почти безрассудно, словно забыв о том, что сама она располагает возможностью обратиться к Воланду только с одной просьбой, спасает Фриду, едва не поставив под удар спасение любимого. Но Судьба хранит эту любовь. Воланд выполняет и заветное желание Маргариты.
Просьба Маргариты — «чтобы мне сейчас же... вернули моего любовника, мастера» (276) — утверждает вполне земной характер любви героев, разрушая романтические каноны надмирного, внеэротического чувства.
Хотя судьба Мастера решена благодаря его роману о Пилате, Булгаков отводит и Маргарите место рядом с героем. Совершенно очевидно, что подлинная и самоотверженная любовь на шкале ценностей автора стоит столь же высоко, как подлинное творчество. Именно за талант любви дарован Маргарите и «вечный приют», и завершающее роман восхождение по лунному лучу в локус Иешуа, высшую точку пространственного строения «закатного» романа.
Неудивительно, что финальные страницы романа заставили исследователей увидеть в Маргарите, спутнице Мастера по переходу в высшие пространства бытия, воплощение теологе-мы Софии — Вечной Женственности, возводимой ими то прямо к философии гностиков, то к учению Г. Сковороды и мистике Вл. Соловьева, или персонификацию «алхимической» королевы, проходящей на балу Сатаны инициацию или проекции на мистерии Изиды (И. Галинская, А. Боголюбов, А. Минаков).
Образ Маргариты привлекал внимание исследователей и с точки зрения его прототипа. Названы несколько прототипов героини, среди них даже те, кто не имел отношения к биографии Булгакова. Одна из претенденток, Маргарита Петровна Смирнова (1899—1990), через тридцать с лишним лет после смерти писателя поведала в мемуарах, что Маргарита — это она, и привела в доказательство массу примеров совпадений жизни и романной ситуации, ничем не подтвержденных до сих пор. А. Барков увидел возможный прототип Маргариты в знаменитой красавице, актрисе М.Ф. Андреевой, в биографии которой исследователь усматривает ряд совпадений с фабулой романа (Барков 1994). По версии С. Боброва, в образе Маргариты отразились черты Ангелины Степановой, актрисы МХАТ, в жизни которой происходили события, которые могли бы лечь в основу сюжета о любви Мастера и Маргариты: это история ее любви к одному из друзей Булгакова, драматургу Н. Эрдману.
Биографически и психологически наиболее убедительным представляется решение в пользу Е.С. Булгаковой (1893—1970), поддержанное друзьями семьи и почти всеми исследователями романа. Друг дома и биограф Булгакова П.С. Попов, написавший ей: «Ведь Маргарита Колдунья — это Вы», — открыл цепочку сторонников этой идеи. Из совпадающих в романе и реальности обстоятельств можно назвать неудовлетворенность Е.С. Шиловской жизнью с прежним мужем, высокопоставленным военным, «прекрасным и благороднейшим человеком», обожавшим жену и тяжело перенесшим ее уход; случайность первой встречи с Булгаковым; тайную связь в течение некоторого времени, вынужденное расставание, новую встречу, самозабвенную преданность писателю и высочайшую оценку его творчества. Она стала третьей женой Булгакова и вышла за него замуж в 1932 г. тоже третьим браком. В семье цитировалось шуточное изречение, особым образом резонирующее на фоне «закатного» романа: «Первая жена от Бога, вторая от людей, третья от дьявола».
Е.С. Булгакова сама способствовала мифологизации своего облика, подчеркивая прототипическое начало воспоминаниями о приходе вместе с Булгаковым к «роскошному» таинственному старику на Патриарших прудах, назвавшему ее ведьмой, и о том, как сам Булгаков шутил, что она «присушила» его, попросив при первой встрече завязать тесемочки на рукаве. Так ее воспринимала Ахматова: «В этой горнице колдунья / До меня жила одна...». В.Я. Лакшин подтвердил это рассказом о ее стремительном появлении в редакции журнала «Новый мир» и ее объяснении, что она прилетела на метле. Словом, эта «игра» поддерживалась окружением. Е.С. Булгакова «стала Маргаритой». И даже уточняла: «Не ведьма, а колдунья и Маргарита» (С.А. Ермолинский).
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |