3.1. Членение пространственной структуры в зависимости от субъекта восприятия
3.1.1. Восприятие пространства персонажем (Пилатом)
Известно, что переживать и осваивать пространство в компетенции наших органов чувств (Успенский 1994, 26). Психологические и физиологические условия восприятия пространства подробно описал Г. Челпанов в книге «Проблема восприятия пространства в связи с учением об априорности и врожденности». Так, к психологическим условиям автор книги относит объединяющую и различающую деятельность ума. Физиологические условия таковы: «необходимо, чтобы ряд ощущающихся элементов располагался в плоскостной поверхности, чтобы 2) каждый из элементов был способен к отдельному возбуждению 3) чтобы все эти элементы были возбуждаемы одновременно различными возбуждениями и чтобы 4) в общем возбуждении каждый элемент сохранял свою самостоятельность» (Челпанов 1896, 175). Восприятие человеком пространства происходит с помощью зрительного, слухового и двигательного анализатора. Поэтому мы обращаемся к рассмотрению глаголов зрения, глаголов слуха, глаголов движения и глаголов ментального состояния, описывающих действия Пилата.
Зрительное восприятие пространства Пилатом
Мы придерживаемся мнения Р. Арнхейма об активном, творческом характере визуального восприятия. Опираясь на экспериментальные данные гештальтпсихологии, психолог доказывает, что «визуальное восприятие — не пассивный, созерцательный акт, оно не ограничивается только репродуцированием объекта, но имеет и продуктивные функции, заключающиеся в создании визуальных моделей. Каждый акт визуального восприятия представляет собой активное изучение объекта, его визуальную оценку, отбор существенных черт, сопоставление их со следами памяти, их организацию в целостный визуальный образ» (Арнхейм 1994, 5).
Визуализация пространства в тексте происходит при помощи глаголов зрения. Отбор и анализ глаголов зрения (в отдельных случаях и глагольных форм) помог нам выяснить, каким образом Пилат визуализирует физическое (реальное) пространство. Пилат воспринимает пространство с помощью глаголов зрения: проглядеть (20); уставиться (24); глядеть (24, 291, 295, 317, 369); поглядеть (25, 36, 37, 39, 293, 319); смотреть (25); увидеть (26, 30, 39, 40, 300, 310); буравить глазами (27); поднять глаза (26, 30); случиться со зрением (30); обратить глаза (33); обратить взор (294); оглянуться (37, 40, 298, 300); окинуть взором (37); щуриться (40, 319); (не) видеть (40, 41, 42, 312, 370); не сводить глаз (309); открыть глаза (310); искать глазами (310); всматриваться (313); изучать глазами (318); вперять глаза (369).
Данные глаголы зрения можно условно разделить на несколько групп. Первую группу составляют глаголы, обозначающие способность восприятия зрением: видеть — увидеть, глядеть (поглядеть), смотреть1. Как правило, эти глаголы М. Булгаков употребляет для описания особенностей восприятия реального пространства Пилатом: «собака и так же, как её хозяин, беспокойно глядит на луну» (369); «Он смотрел мутными глазами на арестованного» (25) и др.
М. Булгаков отмечает нежелание Пилата смотреть, т. е. воспринимать окружающее его пространство. Нежелание смотреть вызвано болезнью Пилата: «оба больные глаза тяжело глядели на арестанта» (24). На помосте Пилат хочет отстраниться от происходящего: «Прокуратор, не глядя ни на кого» (20). Воспринимая физическое пространство, Пилат смотрит (на арестанта, Афрания, луну, розы, вдаль) тяжело, беспокойно.
Глагол видеть М. Булгаков употребляет или с отрицанием или с отрицательными формами глаголов хотеть и мочь: «Он не хотел почему-то видеть группу осужденных» (40); «Пилат указал вправо рукой, не видя никаких преступников» (41); «осужденных он видеть уже не мог» (42) и др. Однако в онирическом пространстве Пилат способен зрительно постигать мир, но видит Пилат только лунный луч: «Я сплю плохо, — прокуратор усмехнулся, — и все время вижу во сне лунный луч» (312); «видит одно и то же — лунную дорогу» (370). В некоторых случаях глагол видеть употребляется в своем неосновном значении. В тексте ершалаимских глав этот глагол зрения актуализирует значение «сознавать», «понимать», «чувствовать»: «Я вижу, что вы совершенно правы, Афраний, — говорил Пилат» (313).
Помимо основного значения «воспринять зрением» глагол увидеть приобретает дополнительное значение «открыть для себя, познать». Особенность постижения мира человеком состоит в том, что познание сосредотачивается на жизненно важных объектах. В качестве объекта изучения, т. е. объектов, занимающих важное место в видимом Пилатом пространстве, выступают: арестант, солнце (раскаленный шар), земля, небо, луч, пыль, тень Каифы, луна. Если глаголу увидеть предшествует глагол, обозначающий начало процесса зрения, то глагол увидеть выступает в качестве перехода от гипотетического пространства к реальному: «И опять ему померещилась чаша <...> Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом» (26) и др.
Вторую группу составляют глагольные словосочетания: поднять глаза, обратить глаза, обратить взор, открыть глаза. Эти словосочетания обозначают начало процесса зрительного восприятия: «Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал» (33); «Он открыл глаза, и первое, что вспомнил, это что казнь была» (310).
Третью группу составляют глаголы и глагольные сочетания, описывающие целенаправленное изучение объекта: уставиться, буравить глазами, не сводить глаз, всматриваться, изучать глазами, вперять глаза. Глаголы и глагольные сочетания обозначают напряжение зрения и внимание, с которым Пилат рассматривает объект видения: «Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного» (24); «Круто исподлобья Пилат буравил глазами арестанта» (27); «прокуратор не сводил с нее [Луны] глаз в течение нескольких часов» (309); «Прокуратор изучал пришедшего человека [Левия] жадными и немного испуганными глазами» (318); «и эти самые незрячие глаза вперяет в диск луны» (369) и др.
Четвертую группу составляют глагол и глагольное сочетание оглянуться, окинуть взором. Глагол оглянуться выступает в своем основном значении «обернувшись посмотреть»: «Тут прокуратор умолк, оглянулся, нет ли кого на балконе, а потом сказал тихо» (298). Отметим, что Булгаков использует стилистически маркированный глагол оглянуться (разг.) для описания особенностей зрительного восприятия Пилата. В тексте ершалаимских глав деепричастная форма этого глагола употребляется в значении «посмотреть вокруг себя»: «Пилат, оглядываясь сквозь прищуренные веки, разобрался в обстановке» (40). Оглядывается Пилат, т. е. пытается определить свое место в окружающем его пространстве, лишь после окончательного утверждения приговора Иешуа в споре с Каифой. И сразу же мир изменился, видимый Пилату мир: «Тут он оглянулся, окинул взором видимый ему мир и удивился происшедшей перемене» (37).
Перейдем к рассмотрению глаголов зрения, не вошедших в перечисленные группы. Так, глагольное словосочетание случиться со зрением вводит гипотетическое пространство. Известно, что дефекты зрения способствуют усиленной работе воображения: «только у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему» (30). Словосочетание искать глазами выступает в ершалаимских главах в своем основном значении «стараться увидеть»: «больными глазами стал искать луну и увидел» (310). Глагол щуриться и словосочетания прищуренные глаза (293), прищуренные веки (40) создают мотив прикрытых глаз, неспособных адекватно воспринять окружающее пространство. На городской площади Пилат щурит глаза от нежелания видеть осужденных, он сознательно хочет отстраниться, сократить пространство видимого мира: «Щурился прокуратор не оттого, что солнце жгло ему глаза, нет!» (40). Разбирая записи Левия Матвея, Пилат щурится, всматривается в строчки в надежде расширить свое внутреннее пространство: «Гримасничая от напряжения, Пилат щурился, читал» (319). Глагол проглядеть употребляется в основном значении «наскоро познакомиться с чем-либо, быстро прочитать». Булгаков использует этот глагол, чтобы показать первоначальное отсутствие интереса у Пилата к делу Иешуа: «Прокуратор, искоса, бегло проглядел написанное» (20).
Следует отметить, что разнообразие и многочисленность глаголов зрения при описании восприятия Пилатом пространства подтверждает то, что Пилат — язычник. О. П. Флоренский писал: «объективность зрительных впечатлений и субъективность слуховых соответственно учитывается религиозными складами и настроениями души. Там, где наиболее возвышенным считается внешнее, где предметом религиозных переживаний признается данность мира, перед нашим духом расстилающаяся, основным в религиозной жизни провозглашается зрение. Там же, где, наоборот, наиболее оцениваются волнения человеческого духа, и они именно почитаются наиболее внятными свидетелями о Безусловном, — там верховенство утверждается за слухом, — слухом и речью <...> Вот почему, если видеть <...> в религии данности, в религии объективности — язычество <...> а в христианстве, напротив, религию субъективных «интимно-личных» волнений <...> то естественна борьба против зримых образов и за слышимые звуки. Тогда «откровение» выступает против «явления». Напротив, при унижении звука пред созерцанием, т. е. при устремленности к объективности, ценятся одни только явления, откровение же кажется «одними только словами», «пустыми словами», «одною только словесностью» (Флоренский 1990а, 37).
Известно, что инструментом зрительного восприятия для человека являются глаза. Вслед за Г. Челпановым мы признаем, что «глаз наш первоначально воспринимает пространственно, что общее пространственное поле составляет первоначальный предмет нашего восприятия, и что только подразделение, упорядочение отдельных элементов составляет предмет опыта, что благодаря этому последнему определяется взаимоотношение отдельных частей пространства, их относительное положение и т. п.» (Челпанов 1896, 168). Рассмотрим, как М. Булгаков описывает глаза Пилата: вспухшее веко (24); подернутый дымкой страдания глаз (24); больные глаза (24); мутными глазами (25); мученические глаза (26); глаза как-будто провалились (30); тревожны (31); воспаленные, в красных жилках белки глаз (33); мертвыми глазами (37); воспаленными последними бессонницами и вином глазами (291); глаза его заблистали, выражая радость (292); прищуренными глазами (293); скучающими глазами (295); больными глазами (310); волчьи глаза (311); сверкают глаза (315); широко расширив глаза (317); жадными и немного испуганными глазами (318); наслаждение выразилось в глазах прокуратора (320); сидящий, глаза которого казались слепыми (369); эти самые незрячие глаза (369). В описании глаз Пилата Булгаков следует толстовской традиции. Глаза, по Толстому, — зеркало души человека. Больные глаза — больная душа. Можно сказать, что для М. Булгакова глаза Пилата это — объект видения, представления человека, его внутреннего мира. Своего рода физиологический недостаток (больные глаза) рождает у Пилата болезненное восприятие мира.
Для более полного раскрытия смысла Ершалаимских сцен мы обратились к Новому Завету. В Нагорной проповеди Иисуса Христа есть такие слова: 22. Светильник для тела есть око. Итак, если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; 23. если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно. Итак, если свет, который в тебе тьма, то какова же тьма?» (Ев. от Матфея, глава 6, стих 22—23). А.П. Лопухин дает такой комментарий этим стихам: «Светильник для тела есть око... Тусклый, помраченный, больной глаз любит больше созерцать земное, для него тяжело смотреть на яркий свет, на небесное» (Толковая Библия, т. 3, 133). У Пилата нередко отсутствуют физиологические процессы акта зрения (глаз глядит неподвижно и бесстрастно) вопреки основному условию зрения — активности, активного «воспостроения действительности в зрении». Хотя для Пилата существенен психический момент зрения: «глядение сопровождается воспоминаниями, духовными усилиями, распознаванием» (Флоренский 1990б, 91).
Восприятие пространства с помощью слухового анализатора
Прежде всего следует отметить, что при отсутствии или слабости зрительного анализатора, именно слуховой анализатор выполняет основную функцию ориентации в пространстве. Рассмотрим, какие глаголы слуха использует М. Булгаков для описания особенностей восприятия пространства Пилатом. Представленные в тексте ершалаимских глав глаголы слуха можно разделить на две группы:
а) глаголы, обозначающие восприятие пространства с помощью слуха: уловить, услыхать, услышать, слушать, прислушаться. Глаголы передают направленность восприятия Пилата постигать пространство, слушая звуки: «острым слухом уловил прокуратор <...> низкое ворчание, над которым взмывали по временам слабенькие, тонкие не то стоны, не то крики» (35) и др., Пилат слышит ворчание, шум, железное бряцание, тревожные трубные сигналы, тяжкий хруст сотен ног, стоны, крики, гул — какофонию звуков, которые наполняют окружающее Пилата пространство. Пилат внимательно прислушивается к окружающему его пространству и адаптируется под это пространство;
б) глаголы, описывающие отсутствие слуха у Пилата; не хотеть слушать, быть глухим, не слыхать. Следует отметить следующую особенность словоупотребления глаголов слуха в ершалаимских главах. Если во второй главе романа мы наблюдаем у Пилата обостренное чувство слуха, то в последующих главах (глава 25, 32) у прокуратора появляется нежелание слушать, а затем Булгаков подчеркивает отсутствие слуха у Пилата: «этот сидящий был глух или слишком погружен в размышление» (369); «Он не слыхал, как содрогалась каменистая земля под тяжестью коней» (369).
М. Булгаков показывает, что пространство агрессивно по отношению к Пилату: «незрячему Пилату в уши ударила звуковая волна: «Га-а-а...» (40); «Тут в уши ему ударил несколько раз железный рубленный крик» (41); «Тут ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило ему огнем уши» (42).
Наполненность пространства звуками, чуткость Пилата к слышимому пространству в значительной мере определяет решение Пилата в споре с Каифой: «Но я, первосвященник иудейский, покуда жив, не дам на поругание веру и защищу народ! Ты слышишь, Пилат? — И тут Каифа грозно поднял руку: — Прислушайся, прокуратор!
Каифа смолк, и прокуратор услыхал опять как бы шум моря, подкатывающегося к самым стенам сада Ирода Великого. Этот шум поднимался снизу к ногам и в лицо прокуратору. А за спиною у него, там, за крыльями дворца, слышались тревожные трубные сигналы, тяжкий хруст сотен ног, железное бряцание, — тут прокуратор понял, что римская пехота уже выходит, согласно его приказу, стремясь на страшный для бунтовщиков и разбойников предсмертный парад.
— Ты слышишь, прокуратор? — тихо повторил первосвященник. <...>
Прокуратор тыльной стороной кисти руки вытер мокрый, холодный лоб... и сказал тихо и равнодушно:
— Дело идет к полудню. Мы увлеклись беседою, а между тем надо продолжать» (39).
В ершалаимских главах звук является пространственным определителем расстояния: «Судя по звуку, она [ала] проходила через ту самую площадь, где был объявлен приговор» (292) и др.
Следует отметить роль тишины, наполняющей пространство. Тишина предшествует наиболее драматическим моментам повествования. Тишина подчеркивает напряженность, ответственность ситуации. Например, перед разговором с Иешуа без свидетелей: «Молчание на балконе некоторое время нарушала только песня воды в фонтане» (32); перед разговором с Каифой: «В саду было тихо» (35); перед объявлением о помиловании одного из осужденных: «Слушал, как на смену гулу идет великая тишина» (41); перед разговором с Афранием после казни осужденных: «Фонтан совсем ожил и распелся во всю мочь, голуби выбрались на песок, гулькали» (293), Тишина в пространстве может восприниматься как отсутствие жизненной активности. Булгаков подчеркивает тишину, царящую в половине дворца, которую занимает Пилат: «Тут, внутри дворца, господствовали мрак и тишина» (309); «Теперь тишину рассвета нарушал только тихий шум шагов часовых в саду» (321).
Восприятие пространства с помощью двигательного анализатора
Движению придается большое значение в восприятии пространства. Как справедливо отмечает Г. Челпанов, «роль движения заключается в расширении пространственного поля, а также в более точном определении места данного возбуждения, потому что движение в одном или другом направлении дает возможность каждый раз более или менее точно определять отношение данной части пространства к различным другим частям его. Роль движения заключается еще и в том, что оно дает возможность устанавливать постоянные отношения между отдельными локальными знаками, связывая их в одно целое» (Челпанов 1896, 169). Чтобы описать освоение пространства Пилатом при помощи двигательного анализатора, обратимся к локативным глаголам. При описании языкового материала мы используем классификацию, представленную в диссертационной работе С.Т. Саевич. Исследователь выделяет две основные группы локативных глаголов: глаголы со значением нахождения и размещения в пространстве и глаголы со значением перемещения в пространстве. Затем первая группа подразделяется на глаголы с общей (нейтральной) характеристикой нахождения в пространстве (быть, иметься и др.), глаголы с конкретной физической характеристикой нахождения предмета в пространстве (лежать, висеть и др.), глаголы с социальной характеристикой нахождения предмета в пространстве (жить, обитать и др.), глаголы событийной семантики (случиться, произойти и др.). Локативные глаголы со значением перемещения подразделяются в зависимости от способа передвижения предмета в пространстве (передвижение субъекта в пространстве и перемещение предмета в пространстве) и в зависимости от характера перемещения предмета и ориентира (предмет движется к ориентиру, предмет движется от ориентира, предмет движется по трассе) (Саевич 1988, 68—74).
При описании действий Пилата Булгаков использует следующие глаголы и глагольные формы со значением перемещения в пространстве:
а) движение субъекта к ориентиру: «Пилат вернулся на балкон» (39); «Пилат через колоннаду прошел в сад» (40); «на эту дорогу поднимается человек <...> и начинает идти к луне» (383), «человек в плаще и поднимается все выше к луне» (383) и др. Глаголы пойти, пройти, вернуться описывают движение к ориентиру. Глаголы подниматься, идти (к луне), пойти (вверх) обозначают перемещение вверх. Глагол двигаться — нейтральный, он несет самое общее, отвлеченное понятие перемещения субъекта в пространстве. Все эти глаголы входят в группу глаголов перемещения субъекта к ориентиру. Глаголы описывают характер движения субъекта и ориентира, т. е. после глагола указывается конечный путь движения или «нейтральный финиш»;
б) движение субъекта от ориентира: «вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат» (19); «К этому Пилат добавил, что тотчас выйдет в сад и сам, и удалился внутрь дворца» (39); «он немедленно тронулся по светящей дороге» (309) и др. Глаголы выйти, удалиться, тронуться описывают движение предмета от ориентира, они составляют стартовую группу глаголов перемещения, предполагающих выбывание, отправление, начало движения субъекта от ориентира;
в) движение субъекта по трассе: «прокуратор <...> забегал по балкону» (300); «он шел <...> шел» (309); «Будто бы я гуляю по этому лучу» (312); «по лунной дороге стремительно побежал и он» (371) и др. Глагол перемещения забегать благодаря контекстному окружению включают сему статики, так как перемещение Пилата происходит в пределах определенного замкнутого пространства: «забегал по балкону <...> на одном из поворотов он круто остановился и свистнул» (300—301). С помощью глагола забегать в благоприятном контексте Булгаков описывает движение вперед и назад в замкнутом пространстве на ограниченном отрезке пути. Показательно, что только в онирическом пространстве появляются глаголы, которые благодаря именной группе по + д. п., обозначают нахождение субъекта (Пилата) в пути.
Обращает на себя внимание незначительное количество глаголов перемещения в тексте ершалаимских глав. Эта особенность является подтверждением того, что Пилат не хочет обживать городское пространство Ершалаима. Все глаголы, составляющие эту группу, обозначают неторопливое передвижение субъекта в пространстве (за исключением глаголов забегать, побежать). Общее семантическое значение данных глаголов — «идти». Как считает А. Арнхейм, «пространственными являются не только размер и ориентация, но также направление и скорость движения. Объект сам создает механизм, управляющий тем, что я буду называть внутренним, или неотъемлемым, пространством» (Арнхейм 1994, 96).
Следующую группу составляют глаголы со значением местонахождения, которые можно подразделить на:
а) глаголы с общей (нейтральной) характеристикой нахождения в пространстве: «В это время под колоннами находился только один человек, и этот человек был прокуратор» (291); «прокуратор <...> остался со своим гостем один под колоннадой» (294). Глаголы находиться, быть, остаться содержат в своем значении отвлеченную семантику бытия, которая уточняется лишь в контексте благодаря локативному распространителю. А.М. Пешковский отмечал, что глагол оставаться обозначает «продолжать свое бытие», а глагол быть «обозначает само это бытие и только его. Это самый отвлеченный глагол и самое отвлеченное полное слово в языке вообще. Ведь «бытие» — это самый общий признак вещей» (Пешковский 1956, 220);
б) глаголы с конкретной физической характеристикой нахождения предмета в пространстве: «Пилат сел в него [кресло]» (20); «Тут Прокуратор поднялся с кресла и <...> вновь опустился в кресло» (26); «он [Пилат] один стоит» (42); «тогда прокуратор, легат <...> остановились» (43); «Теперь он не сидел в кресле, а лежал на ложе» (291); «На одном из поворотов он круто остановился» (301); «прокуратор <...> вытянулся» (309) и др. В данной группе преобладают глаголы, обозначающие нахождение субъекта по вертикали: сесть, подняться, стоять, опуститься.
Анализ глаголов, описывающих действия Пилата, позволил выделить еще одну группу глаголов. Это глаголы и глагольные формы со значением самотического движения: «и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю» (25); «но прокуратор махнул ему рукой, и раб убежал» (291); «прокуратор <...> постоянно поворачивает лицо к саду» (291); «прокуратор шевельнулся» (292); «Прокуратор вытянул шею» (292); «Пилат вздрогнул» (316); «Пилат <...> склонялся к самому пергаменту, водил пальцем по строчкам» (319) и др. Глаголы самотического движения составляют многочисленную группу и служат созданию театральной вырисованности, выпуклости фигуры Пилата. Булгаков разбивает движения Пилата, постепенно углубляя паузы между «фрагментами движения». Заключительная сцена приводит к: «окаменению» Пилата: каменистая местность, каменное кресло. Таким образом движение, жест переходит в «застывшую позу» и становится характеристикой личности.
Цель движения Пилата — середина дворца, центр внутреннего пространства (здесь буквально и в отношении жизненного пространства): «проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника <...> Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалится на ложе» (25).
Пилат — герой неподвижного, замкнутого локума. Движения Пилата это цепочка точечных локализаций, возвращающих прокуратора в начальный пункт движения: сад — балкон — сад, дворец — площадь — ворота дворцового сада). Рассмотрим подробнее вектор перемещения Пилата на примере второй главы романа, в которой прокуратору часто приходиться передвигаться. В начале главы Пилат выходит в крытую колоннаду, затем на балконе происходит разговор с Иешуа, потом Пилат идёт на верхнюю террасу сада, где ведет разговор с Каифой. После разговора с Каифой прокуратор возвращается на балкон, где отдает распоряжения секретарю. Затем Пилат проходит внутрь дворца, где в затемненной комнате имеет свидание с незнакомцем. Далее через колоннаду идет в сад, где утверждает казнь Иешуа. По лестнице спускается на площадь, где объявляет о казни Иешуа, и в конце главы устремляется к воротам дворцового сада. Отметим, что при описании перемещений Пилата частотны динамические локативные ситуации. Но если Пилат и передвигается согласно требованиям сюжета, то он несет с собой свойственный ему локум (точечное неподвижное пространство). Созданию статичности Пилата и ограниченности его перемещений способствуют глаголы с локативной валентностью2, где распространитель (именная группа со значением места, наречие места) закрепляет Пилата в определенной точке пространства или указывает границы его перемещений.
М. Булгаков неоднократно показывает, что перемещения Пилата стеснены границами. У Пилата есть запрет на движение в каком-либо боковом направлении: «в крутую колоннаду между двумя крыльями дворца <...> вышел <...> Понтий Пилат» (19); «у двух мраморных львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и <...> Иосиф Каифа» (35); «Тут все присутствующие тронулись вниз по <...> лестнице меж стен роз» (40). Пилат проходит на площадь по живому коридору, который образовали «тройной ряд себастийских солдат по левую руку Пилата и солдат итурейской вспомогательной когорты по правую» (40). Пилат как бы зажат рамками обстоятельств. Он не может уйти в сторону, свернуть с пути. Для него это своего рода путь на его Голгофу, где он сидит под Луною. С одной стороны, Булгаков задал ему путь, а с другой стороны, от Пилата требуется поступить честно по отношению к арестанту. Создается трагизм положения Пилата.
Перемещения Пилата значимы семантически, т. к. они не только сопровождают его деятельность или указывают на нее, но и в известном смысле являются ее средством.
Особо отметим, что глаголов социальной характеристики нахождения субъекта в пространстве, глаголов событийной семантики среди предикатов, описывающих действия Пилата, не обнаружено, что само по себе показательно.
М. Булгаков, описывая восприятие пространства с помощью двигательного анализатора, употребляет только локативно-валентные глаголы, постоянно уточняя место нахождения Пилата или показывая начальный/конечный пункт его движения, путь перемещений. Таким образом, Пилат прикреплен к какому-то определенному месту (Дворец Ирода Великого, каменистая пустыня), он является центром, вокруг которого собираются люди и совершаются действия. В этом проявляется антропоцентризм3 изображения образа Пилата в романе «Мастер и Маргарита».
Восприятие гипотетического пространства
Отличительной особенностью наших пространственных представлений является то, что помимо реального пространства существует гипотетическое пространство, которое выступает как «эквивалент реального пространства в непространственном сознании и имеет непосредственное отношение к пониманию и интерпретации текста» (Топоров 1983, 227). Перейдем к рассмотрению особенностей восприятия гипотетического пространства персонажем. В ходе анализа гипотетического пространства Пилата нам удалось установить, что глаголы ментального состояния, описывающие гипотетическое пространство, можно разделить на несколько групп:
а) глаголы, выражающие мыслительную деятельность субъекта: «в какой-то тошной муке подумал о том, что» (25); «И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора» (25); «Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!..», потом: «Погибли!..» (31); «Пилат прогнал эту мысль» (37) и т. п. Во многих приведенных предложениях слово мысль занимает позицию субъекта предложения, тем самым мысли приписывается активный объективный характер. Перед нами пространство «самостоятельной» (как бы независимой от Пилата) мысли, с которой он пытается бороться: «прогнал мысль» (37);
б) возвратные формы глаголов, выражающих восприятие, осознавание, «ментальную репродукцию», т. е. «самопроизвольно протекающее действие, представляющее как бы предпосылку для непосредственно связанной с ним осознаваемой мыслительной деятельности» (выражение С. Жажа): «Тут он оглянулся, окинул взором видимый ему мир и удивился происшедшей перемене» (37). По мнению С. Жажа, подобные предложения, благодаря семантике глаголов, выражают восприятие ирреального (Жажа 1988, 95);
в) глаголы, описывающие сферу воображения, представления. Отличительной особенностью данных глаголов является их употребление в неопределенно-субъектном предложении, в котором «производитель» перемещен в позицию дательного падежа. В предложениях с подобной структурой выражается «способность, расположенность производителя к осуществлению действия и неактивное участие производителя в действии» (Золотова 1982, 103): «Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду» (20); «И опять померещилось ему чаша с темной жидкостью» (26) и др.
Необходимо указать на то, что, описывая ментальное пространство, Булгаков часто использует глаголы, содержащие сему движения, перемещения в пространстве: «мысль мелькнула» (25); «мысли понеслись» (31); «вернулся взором» (31); «поплыла гуща, закачались водоросли и двинулись куда-то, а вместе с ними двинулся и сам Пилат» (37). Это наблюдение подтверждает мнение Б.Л. Уорфа о пространственном представлении мысленных качеств и потенций. Уорф считал, что «явления, не обладающие пространственными признаками, мыслятся как пространственные, несущие в себе те же понятия форм и непрерывностей» (Уорф 1960, 153).
Анализ глаголов, описывающих восприятие Пилатом пространства, позволил нам сделать следующие выводы:
1. Неоднократное использование отрицательных форм глаголов зрения (не глядел, не видел, не мог видеть, не хотел видеть), эпитеты к лексико-семантической группе глаза с оттенками болезненности («подернутый дымкой страдания глаз», «больные глаза», «воспаленные глаза»), определение незрячий по отношению к Пилату, факультативные распространители («Пилат <...> не видя никаких преступников» (41); «Пилат <...> не глядя ни на что» (42) позволяют сделать предположение, что для Пилата характерно слабое зрительное восприятие пространства. Наше предположение подтверждается автором в главе 32: «сидящий, глаза которого казались слепыми, коротко потирает свои руки и эти самые незрячие глаза вперяет в диск луны» (369).
2. Слуховой анализатор выступает основным средством ориентации Пилата в пространстве. В свою очередь, острый слух имплицитно подтверждает «слепоту» Пилата. Пилат в буквальном смысле слушает пространство. У прокуратора освоение пространства связано с чувственным (акустическим) восприятием. Результат освоения пространства при помощи слуха для Пилата является критерием оценки ситуации при выборе ответственных решений. Например, в разговоре с Каифой.
3. Анализ локативных глаголов показал, что освоение пространства при помощи осознания перемещений для Пилата затруднено, поскольку окружающее его пространство мало по объему и буквально переполнено объектами.
4. При описании восприятия пространства Пилатом особое стилистическое значение приобретают глаголы движения, очерчивающие пространственные перемещения Пилата внутри относящегося к нему локума.
5. Ограниченность пространства возникает тогда, когда Пилат сам смотрит, слышит, двигается. Воспринимаемое им пространство сужено: прокуратора везде окружают стены.
6. Для Пилата характерно зрительно-акустическое освоение пространства, о чем свидетельствует приоритет глаголов зрения и глаголов слуха над глаголами движения. Подобное освоение пространства часто связано для Пилата со сферой отрицательного. Напротив, движение связано с активным началом (мысли, эмоции), предполагающим последующее действие. Ср.: перемещения Пилата перед совещанием, выход на гипподромскую площадь, движение по лунной дороге.
7. Гипотетическое пространство Пилата вводят следующие глаголы ментального состояния: глаголы, выражающие мыслительную деятельность субъекта; возвратные формы глаголов, выражающие восприятие; глаголы, описывающие сферу воображения. Для описания гипотетического пространства М. Булгаков часто использует глаголы, содержащие сему движения.
3.1.2. Пространственная позиция повествователя
Известно, что образ повествователя является организующим принципом повествования. По определению Г.А. Гуковского, повествователь — это «не только более или менее конкретный образ, присутствующий вообще всегда в каждом литературном произведении, но и некая образная идея, принцип и облик носителя речи, или иначе — непременно некая точка зрения на излагаемое, точка зрения психологическая, идеологическая и попросту географическая, так как невозможно описывать ниоткуда и не может быть описания без описателя» (Гуковский 1959, 200). В этом разделе мы обратимся к выяснению соотношения пространственной позиции4 повествователя и пространственной позиции персонажа (Пилата).
На наш взгляд, в ершалаимских главах представлены различные точки наблюдения повествователя в художественном пространстве текста. Нередко фиксируется совпадение пространственной позиции повествователя и персонажа. В этом случае можно обнаружить, что повествователь находится там же, т. е. в той же точке пространства, где находится персонаж (Пилат). Рассказчик следует за Пилатом, становится его спутником. Пространственное прикрепление повествователя к своему герою характерно для события «Разговор Пилата и Афрания». Приведем текстовые границы события: «Между двух мраморных львов показалась сперва голова в капюшоне» (292) <...> «Тут только прокуратор увидел, что солнца уже нет и пришли сумерки» (300). В указанном фрагменте текста позиция повествователя — это позиция человека, незримо присутствующего на балконе и описывающего то, что он видит и слышит. Рассказчик находится в непосредственной близости от героев повествования. Он видит, как «слуга налил в его [Афрания] чашу густое красное вино» (293), «под левым глазом у него [Пилата] задергалась жилка» (296). Повествователь слышит, что «тихонько поправил Пилата начальник тайной службы» (298), «прокуратор стукнул чашей, наливая себе вина» (297). Слышит повествователь высокий приятный голос Афрания и внезапно треснувший голос Пилата. Приведенные примеры показывают, что повествователь поставлен в позицию простого наблюдателя. Повествователь лишь описывает детали поведения персонажей, давая возможность читателю самому сделать выводы о психическом состоянии персонажей. На лексическом уровне позиция наблюдателя фиксируется с помощью глаголов перцептивного восприятия: «Тут лицо гостя порозовело, он встал и поклонился прокуратору» (297); «Слышно было, как он [Афраний] хрустел, проходя по мокрому песку площадки, потом послышался стук его сапог по мрамору меж львов» (300) и др. Дейктический элемент тут и наречие места издалека устанавливают отношение локации, предполагающее непосредственное наблюдение ситуации: «Тут издалека <...> донеслись до слуха прокуратора слабые звуки труб» (292). Пространственная позиция повествователя проявляется в вещественном, прямом, конкретном обозначении предмета: тонкий, длинный палец с черным камнем, сухой багряный военный плащ, тяжелый пояс под плащем и т. п. Детальность описания обнаруживает пристальный взгляд повествователя, направленность на предмет восприятия. Очевидно, что повествователь смотрит на персонажей с близкого расстояния.
Повествователь может вторгаться в сознание персонажа (Пилата). Показательны в этом отношении некоторые фрагменты гипотетического пространства: «Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!...», потом: «Погибли!...» (31) и др. Повествователь может пользоваться системой восприятия Пилата: «В саду было тихо. Но, выйдя из-под колоннады на заливаемую солнцем верхнюю площадь сада с пальмами на чудовищных слоновых ногах, площадь, с которой перед прокуратором развернулся весь ненавистный ему Ершалаим с висячими мостами, крепостями и, самое главное, с не поддающейся никакому описанию глыбой мрамора с золотою драконовой чешуею вместо крыши — храмом Ершалаимским, — острым слухом уловил прокуратор далеко и внизу, там, где каменная стена отделяла нижние террасы дворцового сада от городской площади, низкое ворчание» (35). Примечательно, что разговору Пилата и Каифы предшествует показ пространственной перспективы, определяющей дальнейший ход события повествования. М. Булгаков описывает ступени в пространстве, по которым будет спускаться Пилат: заливаемая солнцем верхняя площадь сада — Ершалаим — городская площадь. Повторение слов внизу-нижний-низкий («уловил прокуратор далеко и внизу, там, где каменная стена отделяла нижние террасы дворцового сада от городской площади, низкое ворчание») передает не столько пространственную характеристику, сколько актуализирует этические понятия справедливости и чести. Кроме того, дальность здесь не является собственно пространственной характеристикой, это некий символ разъединенности власти и народа.
Следует отметить смысловую насыщенность сцен, где пространственная позиция персонажа и точка наблюдения повествователя совпадают: происходит как бы двойная фокусировка события. Особенность наблюдателя точно определена П. Тейяром де Шарденом: «Наблюдатель, куда бы он ни шел, переносит с собой центр проходимой местности», потому что человек — «центр перспективы» и «центр конструирования универсума» в силу «качественных и биологических свойств мысли» (Шарден 1987, 38).
В ершалаимских главах может отсутствовать совпадение пространственной позиции повествователя с точкой нахождения персонажа. В этом случае точка наблюдения повествователя в пространстве может быть представлена в виде последовательного обзора. Это наблюдается тогда, когда повествование ведется от одной детали к другой, и самому читателю нужно смонтировать отдельные описания в одну общую картину. Прием монтажа применяется в описании сцены ожидания Пилатом Афрания. Повествователь последовательно описывает различные объекты видения. Нам представлены:
а) Пилат: «В это время под колоннами находился только один человек, и этот человек был прокуратор» (291);
б) африканец: «Теперь африканец во время урагана прятался возле ниши, где помещалась статуя белой нагой женщины со склоненной головой» (291);
в) изображение природы: «Прошло некоторое время, и пелена воды перед глазами прокуратора стала редеть. Как ни был яростен ураган, он ослабевал. Сучья больше не трещали и не падали. Удары грома и блистания становились реже» (292). Наблюдаемость ситуации маркируется глаголами перцептивного восприятия редеть, трещать в актуально-длительном значении глагола несовершенного вида прошедшего времени. Из чего следует, что действие протекает в момент осуществления восприятия. Пространственная позиция наблюдателя определена: он находится вблизи Пилата.
г) Ершалаим: «Над Ершалаимом плыло уже не фиолетовое с белой опушкой покрывало, а обыкновенная серая арьергардная туча» (292). Показ пространственной перспективы можно сравнить с постепенным наплывом камеры: Ершалаим (дальний план) — фонтан (средний план) — мясо на столе (передний план). Происходит сужение пространства.
Таким образом, в ершалаимских главах зафиксированы различные пространственные позиции повествователя. Позиция повествователя может совпадать с точкой нахождения персонажа (Пилата) в плане пространственной характеристики. При этом, повествователь может выступать в роли стороннего наблюдателя, характеризующего поведение персонажа, доступное взгляду и оценке свидетеля происходящего события. Повествователь может быть представлен как всеведущий наблюдатель, который присваивает себе право знать, что думает персонаж. Фиксируя совпадение пространственных позиций повествователя и персонажа, М. Булгаков использует языковые средства: дейктические элементы (тут, это), грамматические формы (аспектуально-длительное значение глаголов несовершенного вида прошедшего времени), глаголы перцептивного восприятия (слышать, порозоветь)
местоименные наречия места, указывающие на наблюдателя как точку отсчета (издалека). Различие местоположения повествователя и точки нахождения персонажа может быть передано в виде монтажа отдельных объектов наблюдения.
3.2. Способы организации пространства
Моделируя художественное пространство ершалаимских глав, М. Булгаков использует различные способы организации художественного пространства. Нередко в тексте встречается анафорическое построение пространства. Повествователь возвращает читателя к месту и времени уже описанных в произведении событий, преимущественно используя местоименные прилагательные самый и тот: «В том самом месте, где около полудня, близ мраморной скамьи в саду, беседовали прокуратор и первосвященник» (290); «шум воды, низвергающейся <...> по ступеням той лестницы, по которой днем прокуратор шел для объявления приговора на площади» (292); «она [ала] проходила через ту самую площадь, где был объявлен приговор» (292) и др.
Следует отметить единичное использование катафорического построения пространства ершалаимских глав, когда представлена проспекция места будущих событий: «Легат сообщил, что Себастийцы держат оцепление на площади перед гипподромом, где будет объявлен народу приговор над преступниками» (34).
Для пространственной структуры ершалаимских глав возможна трансформация сложившихся в ходе повествования пространственных характеристик. Например, в главе «Как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа» происходит изменение статичного монументального облика Дворца Ирода Великого. Описание дворцового пространства приобретает динамический характер. Перемещение предметов в пространстве передается с помощью глаголов с семой «динамический характер движения объектов». Горизонтальное изображение Дворца сменяется вертикальным показом пространства. Вертикаль формируется при помощи глагольных словосочетаний, приобретающих в контексте сему «перемещение по вертикали» : «Другие трепетные мерцания вызывали из бездны противостоящий храму на западном холме дворец Ирода Великого, и страшные безглазые золотые статуи взлетали к черному небу, простирая к нему руки. Но опять прятался небесный огонь, и тяжелые удары грома загоняли золотых идолов во тьму» (290). Изменение пространственных характеристик может осуществляться по параметру «узкий-широкий», например в сцене, описывающей Иуду после встречи с Низой. Приведем текстовые границы сцены: «Иуда простоял некоторое время один» (305) <...> «над Иудой гремели и заливались хоры соловьев» (307). В указанном фрагменте текста переполненное, тесное городское пространство Ершалаима развертывается вширь. Изменение пространственных параметров сцены осуществляется посредством движущейся позиции наблюдателя. Раздвинуть границы пространства призваны глаголы движения с семой «быстрое перемещение в пространстве»: «он стремился к Гефсиманским воротам» (306); «Иуда пробежал мимо меняльных лавок» (306); «Иуда устремился к кедронскому потоку» (306); «через несколько минут Иуда уже бежал под таинственною тенью <...> маслин» (306). Причем, движение Иуды может быть представлено как движение неподвижных объектов: «Ноги сами несли Иуду, и он не заметил, как мимо него пролетели мшистые страшные башни Антония» (306); «Через некоторое время мелькнул по левую руку от Иуды, на поляне, масляничный жом с тяжелым каменным колесом и груда каких-то бочек» (306). Быстрый бег Иуды и движение неподвижных предметов, противопоставленные толчее базарной площади, заполненным улицам города Ершалаима, расширяют границы художественного пространства.
В моделировании пространственной структуры ершалаимских глав используется прием параллельного построения художественного пространства. В качестве примера рассмотрим события, описывающие подготовку и убийство Иуды. Текстовые границы фрагмента: «Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась» (300) / «всадник <...> пробирался <...> поглядывая <...> на луну, которая висела еще выше пятисвечий» (309). Читая этот фрагмент, мы узнаем, что в то время, как Пилат и Банга находятся на балконе, Афраний в городе подготавливает убийство Иуды. Действие происходит в различных пространственных зонах. Параллельное построение художественного пространства формируют предложения с именной группой в это время в сильной позиции. Булгаков подчеркивает одновременность происходящих событий, связывая фрагменты текста с помощью именной группы в это время: «В это время гость прокуратора находился в больших хлопотах» (301) <...> «В это время уже было темно и на горизонте показалась луна» (302); «В домах в это время уже зажигали светильники» (303); «В это самое время из другого переулка в Нижнем Городе, переулка изломанного, уступами сбегавшего к одному из городских прудов <...> вышел <...> человек» (303); Весь Гефсиманский сад в это время гремел соловьиным пением (308). Действие одновременно развертывается в различных локумах: казармы, расположенные на территории дворца (301), переулок в Нижнем городе, где жила Низа (303), переулок, откуда вышел Иуда (303), Гефсиманский сад (308). То, что различные локумы показаны в одно время, насыщает художественное время ершалаимских глав событиями. Происходит транспозиция временных средств в пространственные, т. е. замена последовательности на одновременность. По мнению А. Арнхейма, «это бывает не для удобства, а по необходимости, когда разум меняет позицию участника, становясь созерцателем» (Арнхейм 1994, 94). Использование приема параллельного построения пространства расширяет пространственную перспективу читателя. Вынесение точки зрения читателя вверх позволяет наблюдать нескольких героев повествования одновременно.
Отличительной особенностью ершалаимских глав является повышенная дискретность в построении художественного пространства. Рассмотрим событие «Разговор Пилата и Иешуа». Разговор Пилата и Иешуа происходит на балконе. Интересно, что диалог построен по особому типу монтажного изображения, который стал нормативным и доминировал: в мировом кинематографе в конце 1930-х и в 1940-е годы и получил название «восьмерка»5. «Восьмерка» снимается в соответствии с «принципом треугольника».
В нашем случае, Пилат и Иешуа — разговаривающие персонажи. Линия АВ — линия взгляда персонажей, что подтверждается частотным употреблением глаголов зрения (глядеть, смотреть, увидеть и др.), пристальным описанием глаз Пилата (в красных жилках белки глаз, вспухшее веко, прищуренные глаза и т. п.) и показом выражения лица Иешуа («Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг» (24); «светло улыбаясь <...> возразил арестант» (28) и др.). Секретарь С, повествователь Д и читатель Е — съемочные камеры. То есть принцип таков: наблюдатель вплотную приближен к точке пересечения встречных взглядов.
Следует отметить, что повествование, описывающее разговор Пилата и Иешуа, постоянно прерывается. В сцене диалога создается эффект параллельного построения пространства, так как нам показывают свидетеля, наблюдающего за разговором. Читателю показана точка нахождения секретаря. Мы видим то секретаря, то сцену, за которой он наблюдает. Читатель чувствует известный скачок, перебрасывающий его из пространства в пространство. В пространственной организации события этот скачок повторяется 8 раз: «Удивление выразилось на лице секретаря» (24); «секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата» (25); «Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова» (26); «секретарь <...> старался не проронить ни одного слова» (26); «Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол» (27); «Секретарь думал теперь только об одном» (27); «неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента» (30); «Секретарь <...> быстро чертил на пергаменте слова» (32). При таком изменении объекта видения в нашем сознании возникает ощущение, что мы присутствуем при событиях, происходящих одновременно в разных местах. Цельность пространственного оформления события разрушается введением сцены в саду: «Выведя арестованного из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич» (21); «голуби на площадке сада у балкона» (21). Влетевшая в колоннаду ласточка показывает нам глубину пространства: «ласточка <...> чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны» (30). Дискретность пространства создают перемещения конвой и секретаря: «Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь» (32).
Таким образом, моделируя пространственную структуру ершалаимских глав, М. Булгаков использует различные способы организации пространства: анафорическое, катафорическое, параллельное построение пространства, трансформация пространственных характеристик изображаемого и дискретность в описании художественного пространства.
Примечания
1. Для уточнения лексического значения глаголов зрения мы использовали Словарь русского языка в 4 т. (МАС 1981).
2. Локативная валентность — это способность слова с локативным значением (в нашем случае — глагол) требовать для полноты смыслового истолкования обязательного распространителя; члена, который имеет только пространственное значение (Саевич 1988, 10).
3. Ср. высказывание представителя русского авангарда в живописи К. Малевича: «человек образует собой центр, кругом которого происходит движение <...> происходит и спереди и сзади, с боков, сверху, снизу, человек стоит осью, кругом которой движется миллион механизмов» (Малевич 1920, 14).
4. В данном исследовании термин «позиция» трактуется как местоположение, т. е. точка в пространстве, с которой описывается событие.
5. Подробнее об указанном принципе и о кинематографическом пространстве см. в книге «Диалог с экраном»: Лотман, Цивьян 1994.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |