Взаимосвязь категорий пространства и времени проявляется в структурной организации ершалаимских глав. За счет повторения ритмизованных зачинов и концовок связываются во времени и пространстве удаленные друг от друга события: «Было около десяти часов утра» (43) / «Да, было около десяти часов утра, достопочтимый Иван Николаевич, — сказал профессор» (43); «и ему стало сниться, что солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением» (167) / «Солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением» (167); «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город» (290) / «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город» (290); «Тут только прокуратор увидел, что солнца нет и пришли сумерки» (300) / «Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась» (300).
В пространственных измерениях может быть воспринято и осмыслено лишь время, заполненное событиями1, именно они «уплотняют» время, делают его областью бытия, вместилищем жизни. Анализ пространственно-временной структуры показал, что в ершалаимских главах нет пустого, отвлеченного от человека (персонажа) времени. Границы событий в пространственной и временной структуре совпадают. В инициальном предложении каждого нового события, как правило, представлены показатели места и времени. В ершалаимских главах описаны следующие события:
а) разговор Пилата и Иешуа; «ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат» (19);
б) разговор Пилата и Каифы; «солнце <...> не успело еще приблизиться к своей наивысшей точке, когда на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и <...> Иосиф Каифа» (35);
в) объявление приговора на площади: «Тут все присутствующие тронулись вниз по широкой мраморной лестнице» (40);
г) оцепление на Лысой Горе: «Солнце уже снижалось над Лысой Горой, и была эта гора оцеплена двойным оцеплением» (167);
д) Левий Матвей на Лысой Горе: «То, что было сказано о том, что за цепью легионеров не было ни одного человека, не совсем верно» (170);
е) казнь осужденных: «Подымавшийся на гору в пятом часу страданий разбойников был командир когорты» (175);
ж) гроза на Лысой Горе: «Ливень хлынул внезапно и застал кентурии на полдороге на холме» (178);
з) гроза в Ершалаиме; «Странную тучу принесло со стороны моря к концу дня, четырнадцатого дня весеннего месяца нисана» (290);
и) ожидание Пилатом Афрания: «В это время под колоннами находился один человек, и этот человек был прокуратор» (291);
к) разговор Пилата и Афрания: «Между двух мраморных львов показалась сперва голова в капюшоне» (292);
л) Пилат и Банга на балконе: «Может быть, эти сумерки и были причиною того, что внешность прокуратора резко изменилась» (300);
м) организация убийства Иуды: «В это время гость прокуратора находился в больших хлопотах» (301);
н) встреча Иуды и Низы: «В это самое время из другого переулка <...> вышел <...> человек» (303);
о) убийство Иуды: «Он знал, что направо в темноте сейчас начнет слышать тихий шепот <...> воды» (307).
п) сон Пилата; «Дворец Ирода Великого не принимал никакого участия в торжестве пасхальной ночи» (309).
р) разговор Пилата и Афрания: «На балконе вместо кентуриона появился человек в капюшоне» (311).
с) разговор Пилата и Левия Матвея: «Вместо Афрания на балкон вступил неизвестный маленький и тощий человек» (317).
Представленная сегментация текста ершалаимских глав показывает, что, как правило, маркером смены события является перенесение места действия и завершенность временного отрезка события, составляющего пресобытие — событие — постсобытие. Это лишь подтверждает мысль о том, что «в мире мифопоэтического сознания все, что случается или может случиться в мире, определяется хронотопом» (Топоров 1983, 232).
Взаимосвязь пространства и времени проявляется не только в членении текста на события, но и в делении на сцены внутри события. Пространство события представлено локумом, время включает пресобытие — эндособытие — постсобытие2. Рассмотрим события, происходящие с главным героем ершалаимских глав — Пилатом. Для этой цели нам представляется целесообразным расчленить текст ершалаимских глав на локумы, где пребывает тот или иной персонаж (Пилат). События, происходящие в том или ином локуме, разбить на эпизоды или сцены3. Правомерность представленной методики подтверждается высказыванием И. Гальперина: «оставаясь по существу непрерывным в последовательной смене временных и пространственных фактов, континуум в текстовом воспроизведении одновременно разбивается на отдельные эпизоды (кадры), но наличие категории когезии даёт возможность воспринимать весь текст как процесс. <...> Континуум в его разбиении на эпизоды — важная грамматическая категория текста. Кроме чисто психологических оснований — континуум обеспечивает возможность переакцентуализации отдельных деталей» (Гальперин 1981, 89).
Выявление пространственно-временных координат событий проводилось при помощи их рас кадрировки4. Мы составили сценарий глав и определили тактику поведения персонажа в зависимости от пространства, в которое поместил автор Пилата. В качестве примера представим членение второй главы романа «Понтий Пилат». Предлагаем следующую структуру описания; а) определение локума события; б) разбиение события на сцены; в) определение границ сцены (приводится цитата); г) выявление особенностей языкового выражения смены сцены.
Итак, действие второй главы романа происходит в Ершалаиме. Локумы, в которых развивается событие и в которых присутствует Пилат, — дворец и площадь.
ПЕРВОЕ СОБЫТИЕ — Разговор Пилата и Иешуа. Это событие происходит на балконе и имеет пространственную рамку: на переднем плане находится балкон, на дальнем плане читатель видит сад. Золотой потолок колоннады служит верхней границей, мозаичный пол показывает нижнюю границу. Показательно, что читателю представлены пространственные рамки события. Как отмечает Ю.М. Лотман, «пространственная отграниченность связана с превращением пространства из совокупности заполняющих его вещей в некий абстрактный язык, который можно использовать для разных типов художественного моделирования» (Лотман 1992, 416).
Сцена № 1. Появление Пилата (пресобытие). «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат» (19) / «от нее нет средств, нет никакого спасения... попробую не двигать головой...» (20). Ершалаимские главы начинаются с показа общего плана: камера охватывает весь Дворец Ирода, показывая, что происходит в отдельных частях Дворца. Читателю представлен последовательный обзор, имитирующий взгляд человека. Постепенно пространственная перспектива сужается, камера возвращается на балкон. Сцена введена предложением, содержащим показатели места и показатель времени. Именные группы со значением места и со значением времени закономерно начинают собой повествование ершалаимских глав, поскольку любое событие должно быть включено в определенные пространственно-временные рамки. Обозначение места и времени действия предопределено сущностью повествовательного характера изложения событий.
Сцена № 2. В кадр входит Пилат, садится в кресло. «На мозаичном полу у Фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону» (20) / «прокуратор <...> сказал <...> — приведите обвиняемого» (20). Инициальное предложение второй сцены имеет следующую структуру: показатель места — показатель времени — предикат — субъект. Перенесение читателя в определенную пространственно-временную точку события расширяет его пространственную и временную перспективу.
Сцена № 3. Разговор Пилата и Иешуа (эндособытие). «И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи» (20) / «Ко мне! — крикнул Пилат» (33). Действие сцены происходит на балконе и в саду, куда Марк Крысобой выводит Иешуа. Пространство сцены показано с нескольких точек наблюдения: Пилата, секретаря, конвоя. Маркером смены сцены выступает предложение с показателями времени и места в сильной позиции. Сцена показана в смене общих и крупных планов: крупным планом изображены лицо Пилата и Иешуа, общим планом представлен сад и балкон, конвой и секретарь. Смена крупных и общих планов в сцене используется для передачи глубины пространства.
Сцена № 4. Утверждение Пилатом смертного приговора Иешуа (постсобытие). «И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор» (34) / «он [Пилат] мог говорить с президентом раньше и наедине» (34). Повторное появление конвоя и секретаря вводится сложноподчиненным предложением, выражающим временные отношения. В придаточной части сложного предложения содержится показатель места. Начинающие абзацы предложения с показателями времени и показателями места организуют сцену, придавая ей динамический характер: «Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой» (34); «Затем перед прокуратором предстал светлобородый красавец» (34). Жизненное пространство Иешуа сжимается со всех сторон, и он уже не свободен в окружающем его пространстве: «По знаку Марка вокруг Иешуа сомкнулся конвой и вывел его с балкона» (34).
ВТОРОЕ СОБЫТИЕ — Встреча Пилата и Каифы.
Локум второго события — верхняя терраса сада, где происходит разговор Пилата и Каифы и где Пилат повторно утверждает смертный приговор Иешуа.
Сцена № 1. Вид Ершалаима (пресобытие). «Приказание прокуратора было исполнено быстро и точно, и солнце, с какою-то необыкновенною яростью сжигавшее в эти дни Ершалаим, не успело еще приблизиться к своей наивысшей точке, когда на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов, стороживших лестницу, встретились прокуратор и исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский Иосиф Каифа» (35) / «в ней [толпе] кричат беспокойные продавцы воды» (35). В сцене представлена панорама Ершалаима накануне объявления приговора на городской площади. Время действия дано описательно через показ движения солнца, что характерно для мифологического восприятия времени.
Сцена № 2. Разговор Пилата и Каифы (эндособытие). «Прокуратор начал с того, что пригласил первосященника на балкон» (35) / «Мы увлеклись беседою, а между тем надо продолжать» (39). М. Булгаков точно локализует место встречи Пилата и Каифы; разговор происходит на верхней террасе сада у двух мраморных белых львов.
Сцена № 3. Краткое свидание Пилата и Афрания внутри дворца (постсобытие). «В изысканных выражениях извинившись перед первосвященником, он попросил его присесть на скамью в тени магнолий и обождать, пока он вызовет остальных лиц» (39) / «Пилат через колоннаду прошел в сад» (40). Предложение, вводящее сцену, содержит именную группу со значением места. Вновь место действия представлено точно и конкретно; скамья в тени магнолий. Особенностью пространственной организации этой сцены является параллельное построение художественного пространства. М. Булгаков подчеркивает местонахождение персонажей сцены: Каифа остался сидеть в саду на скамье в тени магнолии, а в это время Пилат вернулся на балкон, где его ждал секретарь для указаний; легат легиона, трибун когорты, два члена Синедриона, начальник храмовой стражи находятся на нижней террасе сада в круглой беседке с фонтаном; дав указания секретарю, Пилат удалился внутрь дворца для краткого разговора с Афранием. Все эти планы даны в тексте компактно, в одном абзаце, состоящем из трех предложений. Первое и последнее (третье) предложение, в данном случае рамка абзаца, заканчиваются сочетанием глаголов перемещения в пространстве с существительным в вин. п., обозначающим направление движения: «Пилат вернулся на балкон» (39); «Пилат <...> удалился внутрь дворца» (39). Использование глаголов со значением перемещения в пространстве на небольшом участке текста способствует созданию динамики развития сюжета.
Сцена № 3. Утверждение Пилатом смертного приговора Иешуа.
Действие вновь переносится в сад, где и происходит утверждение казни: «Там, в присутствии всех, кого он желал видеть, прокуратор торжественно и сухо подтвердил, что он утверждает смертный приговор Иешуа Га-Ноцри» (40) / «и торжественно сказал: — Пора!» (40). Сцена вводится посредством пространственного указателя там.
ТРЕТЬЕ СОБЫТИЕ — Объявление приговора на площади.
Третье событие происходит на городской площади, где Пилат объявляет о помиловании Вар-раванна.
Сцена № 1. Путь Пилата из дворца на городскую площадь (пресобытие). «Тут все присутствующие тронулись вниз по широкой мраморной лестнице» (40) / «Он не хотел почему-то видеть группу осужденных» (40). Сцена вводится дейктическим показателем тут, совмещающим в благоприятном контексте пространственное и временное значения: «в это время», «тогда».
Сцена № 2. Объявление приговора осужденным (событие). «Лишь только белый плащ с багряной подбивкой возник в высоте» (40) / «В этом огне бушевали рев, визги, стоны, хохот и свист» (42). Сцена вводится сложноподчиненным предложением, выражающим временные отношения. В придаточной временной части есть показатель места.
Сцена № 3. Путь Пилата во дворец (постсобытие). «Пилат повернулся и пошел по помосту назад к ступеням» (42) / «Было около десяти часов утра» (43). В инициальном предложении сцены представлено не только место описываемых событий (как во всех предыдущих сценах), но и направление движения Пилата. Несущаяся мимо Пилата ала создает впечатление полета, быстрого преодоления пространства с помощью глаголов (глагольных форм) вылетела, летящий, полетели, понеслись, ворвалась (43).
Таким образом, на примере второй главы романа мы показали, что пространственно-временная структура ершалаимских глав распадается на отдельные сцены, составляющие событие. В сюжетно-композиционном построении ершалаимских глав многие сцены отмечены повышенной самостоятельностью, которую создает рамка «вход-выход» (Пилат, Иешуа, легат). Дискретность пространственно-временной структуры, т. е. относительная легкость вычленения локумов и сцен, выступает в ряду существующих принципов членения ершалаимских глав в качестве факультативного способа сегментирования текстового целого.
Проведенное членение текста ершалаимских глав позволило выяснить особенности пространственно-временной структуры анализируемого текста. Во-первых, основой для появления очередного композиционного фрагмента (сцены) служит антропоним и относящиеся к нему показатель места и показатель времени. Семантика «нового», исходящая от показателей времени и пространства, входит подчиненной частью в антропоним. Схематически отношения элементов в пространственно-временной структуре ершалаимских глав можно изобразить следующим образом: ПР = па1 + па2 + па3..., где ПР — пространственно-временная структура ершалаимских глав, п-пространство действующих лиц, а1, а2, а3... — обозначение действующих лиц. Во-вторых, для ершалаимских глав характерна относительная автономность художественных пространств персонажей по отношению друг к другу. Являясь частью пространственно-временной структуры художественного текста, персонаж в то же самое время получает существенную дополнительную характеристику через приписанное ему автором пространство художественного действия. Ю.М. Лотман писал: «Поскольку художественное пространство становится формальной системой для построения различных, в том числе и этических моделей, возникает возможность моральной характеристики литературных персонажей через соответствующий им тип художественного пространства, которое выступает уже как своеобразная двуплановая локально-этическая метафора» (Лотман 1992, 417). Пространство, приписанное автором Пилату, приобретает метафорическое значение, актуализируя идею чуждости и враждебности пространства по отношению к герою. Очевидно, что локумы, в которых приходится находиться Пилату, оказываются все более враждебными. Пилат хочет только одного — уединиться в темной комнате внутри дворца, но он вынужден сидеть на балконе и разбирать дело Иешуа. Во время разговора с Каифой Пилат хочет вернуться в колоннаду, а остается на верхней площадке сада. Долг прокуратора обязывает Пилата идти на городскую площадь для объявления приговора осужденным. Покидая площадь, Пилат устремляется к воротам Дворца, но ему преграждает дорогу солдат. Пилат должен остановиться, чтобы пропустить кавалерийскую алу. Булгаков так и не показывает читателю, как Пилат достигает дворца. Таким образом, пространство вытесняет Пилата: те локумы, которые кажутся избавлением, недостижимы.
Рассмотрение особенностей языкового выражения смены событий и сцен позволяет утверждать, что в начальных предложениях фрагментов, выделяемых нами как события и сцены, содержатся лингвистические средства выражения пространственно-временных обстоятельств изображаемого: именные группы со значением места, именные группы со значением времени, наречия места, наречия времени, придаточные временные. Как правило, новое событие или сцену вводит предложение с порядком слов: факультативный член — показатель места и показатель времени — предикат — субъект. Именно эти предложения формируют норму5 для художественного повествования ершалаимских глав, при которой пространство и время рассматриваются как пространственно-временной фон событий. См.: Разговор Пилата и Иешуа (введение действующих лиц повествования). Отступление от нормы ведет к актуализации категорий пространства и времени: происходит «преобразование фоновой функции категорий в сюжетообразующий фактор» (выражение К.А. Роговой), усиливается возрастающее влияние и некоторая зависимость персонажа от окружающего его пространства и течения времени. См.: встреча Пилата и Каифы, путь Пилата на городскую площадь, объявление приговора осужденным на площади.
Достаточно легкое членение пространственно-временной структуры на сцены является подтверждением гипотезы о том, что категориям пространства и времени ершалаимских глав присущи мифологические черты. В этой связи необходимо заметить, что «в мифе пространство состоит из частей, и, следовательно, предполагает две противоположные по смыслу операции, удостоверяющие единое содержание — составность пространства. Речь идет об осуществляемых мифологическим мышлением и действием операциях членения (анализ) и соединения (синтез), которые используются носителями мифологического сознания в основном годовом ритуале на стыке старого и нового года» (МНМ, т. 2, 341). Указанная особенность структуры мифологического пространства является инструментом структурирования повествования ершалаимских глав. Обращение к мифу становится важнейшим дополнительным средством внутренней организации сюжета.
Уместно еще раз отметить, что в пространственно-временной структуре ершалаимских глав использованы слова, формирующие взаимосвязь категорий пространства и времени. Как и в мифопоэтическом сознании взаимопроникновение пространства и времени в ершалаимских главах находит свое подтверждение через описание единого континуума: небо, солнце, луна, год, древо мировое (МНМ, т. 2, 162). В ершалаимских главах изображение луны, солнца, неба имеет особую смысловую нагрузку. Так, луна имеет символическое значение, характерное для мифологического сознания. Ср. перед убийством Иуды: «В это время уже было темно и на горизонте показалась луна» (302); последние строки романа Мастера: «Луна быстро выцветала, на другом краю неба было видно беловатое пятнышко утренней звезды» (321) и др. Приведенные примеры отражают мысль М. Элиаде о том, что «большинство идей о цикличности, дуализме, полярности, оппозиции, конфликте, а также о примирении противоречий, о coincidentia oppositorum были либо открыты, либо уточнены благодаря лунному символизму. Можно говорить даже о «метафизике Луны» как о стройной системе «истин», о специфическом способе бытия живых существ, всего того, что принимает участие в Жизни Космоса, т. е. о становлении, росте, «уменьшении», «смерти» и «воскресении». Не следует забывать: Луна открывает религиозному человеку не только то, что Смерть неотделима от Жизни, но также и в первую очередь то, что Смерть не окончательна, за ней всегда следует новое рождение» (Элиаде 1994, 100).
Известно, что для мифологической организации пространства и времени характерно указание наиболее сакральных и, следовательно, максимально космогизированных точек — центра мира и его абстрактных и конкретных образов, начала во времени, т. е. времени творения, воспроизводимого в главном годовом ритуале (МНМ, т. 2, 162). Показательно, что в ершалаимских главах действие происходит в великом городе Ершалаиме во время праздника пасхи. Рассматривая особенности городского пространства в произведениях М. Булгакова, М. Петровский приходит к выводу, что «Рим как Вечный город и другие «вечные» или «великие» города как его эквиваленты — вот основа булгаковского мифологического городоведения. Все, что происходит в вечном городе, с необходимостью причастно к вечности» (Петровский 1991, 24).
Интересным представляется описание пространства как простора и времени как долга, связности пространства и времени как противопоставления стихийности долгу у о. П. Флоренского: «Внешний мир есть объединение пространства и времени, а вещь — место особой кривизны времени-пространства. <...> Во внутреннем мире личность есть то, что соответствует вещи в мире внешнем. Внутренний мир слагается из стихийности и нормы, долга, и есть стихийность-долг. <...> стихийность, как простор самопроявления, этимологически есть то же, что и пространство, тогда как долг, т. е. пребывающее в потоке событий, этимологически означает долготу или время. Следовательно, та и другая пара осново-начал вполне соответствует друг другу. Личность есть место особой напряженности стихийности-долга» (Флоренский 1993, 87). В романе Пилат представлен как концентрированное противопоставление стихийности и долга. Внутренний простор, простор самопроявления (желание спасти Иешуа) отчасти подавлен временем, долгом (пребыванием в потоке событий).
В реализации взаимосвязи пространства и времени участвует мотивная структура ершалаимских глав. В тексте формируется мотив замкнутости, где пространство и время возвращаются в исходную точку. Временной круг (суточный цикл) соотносится с пространственными отрезками, возвращающими с начальную точку повествования (Дворец Ирода — площадь — Лысая Гора — Дворец Ирода). Круговое построение пространства создается употреблением именных пространственных групп: вокруг + р. п., кругом + р. п., среди + р. п. и благоприятным контекстом, особенно в сцене казни осужденных: «взводы <...> оцепили все подножие невысокого холма» (167); «вторая когорта, поднялась на один ярус выше и венцом опоясала гору» (167); «шатры, раскинутые прямо на траве» (167) и др.
Отметим, что в ершалаимских главах мотив боли объединяет категории пространства и времени: «Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор» (20); «Прокуратор <...> боялся качнуть пылающей адской болью головой» (21) и др. По словам В.Н. Топорова, «боль как бы восстанавливает исконную связь тела и его частей с мировым пространством-временем и, открывая человеку себя, открывает-порождает пространство и время» (Топоров 1995, 564).
Взаимосвязь категорий пространства и времени проявляется в композиционных приемах изображения названных категорий. Замедление темпа повествования и крупный план изображения создают основные смысловые узлы повествования; разговор Иешуа и Пилата, сцена объявления приговора на площади, разговор Пилата и Афрания, сцена казни осужденных, разговор Пилата и Матвея.
Примечания
1. Ср. толкование слова время, представленное в Словаре Живого Великорусского Языка: «время — это длительность бытия <...> продолжение случаев, событий» (Даль 1994, т. 1, 637).
2. «Эндособытие, т. е. собственно маркированное событие, о котором идет речь, с его собственной внутренней структурой в рамках его темпоральных границ. Пресобытие, т. е. событие, предшествующее во времени Эндособытию и связанное с ним. Постсобытие, или событие, следующее во времени за Эндособытием и связанное с ним (Шабес 1989, 57).
3. Вслед за В.Я. Шабесом мы определяем сцену как «воспринимаемый из объективной реальности или иконически воспроизводимый из памяти конкретный фрагмент движущегося мира <...> существенными свойствами сцены являются ее цельность, конкретность и уникальность, а также ограниченность рамками поля зрения и объема внимания» (Шабес 1989, 15).
4. Кадр (франц. cadre, от итал. quadro, осн. значение — рама), 1) отдельный фотографический снимок на кинопленке, на котором зафиксирована одна из последовательных фаз движения объекта или его статического положения. Задаче наиболее полного раскрытия идеи и содержания снимаемой сцены или события подчинены все элементы зрительной формы кадра: особенности его линейного построения, пространственного, тонального и колористического решения, характера освещения, оптического рисунка, выбора точек зрения и ракурсов, а также обреза изображения и границ пространства, отображаемого в кадре (Кино 1987, 163). Попутно отметим, что образец анализа поэтического текста с точки зрения чередования кадров дал С. Эйзенштейн в «Монтаже 1937» (Эйзенштейн 1964, 433—450).
5. По отношению к художественному тексту, его компонентам и отдельным высказываниям можно определить норму как совокупность наиболее устойчивых языковых единиц (средств, приемов), отобранных и закрепленных в процессе художественного повествования (Рогова 1994, 181).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |