Т.Д. Исмагулова. К истории отношений М. Булгакова и Ленинградского Красного театра

Историю отношений Булгакова с Красным театром, впервые изложенную в воспоминаниях Е.М. Шереметьевой («Звезда», 1976, № 12), представляется небезынтересным дополнить некоторыми новыми документальными материалами и свидетельствами. Они касаются в основном знакомства М.А. Булгакова и В.Е. Вольфа, руководителя Ленинградского Красного театра, в начале 1930 г. (до поездки Е. Шереметьевой в Москву для встречи с М. Булгаковым) и продолжения контактов драматурга и театра во второй половине 1930-х гг., уже после того, как Е. Шереметьева (в 1935 г.) покидает пост заведующей литературной частью. Документы из Архива ИРЛИ, цитируемые в статье, практически неизвестны, хотя отдельные строки публикуемых ниже писем мелькали в исследовательских работах.

В апреле 1930 г. Булгаков был принят во МХАТ, где начал работать над инсценировкой «Мертвых душ», а в мае — на должность консультанта в московский ТРАМ (ныне Театр им. Ленинского комсомола). В июле он отдыхал вместе с актерами ТРАМа в Крыму (в Мисхоре, в пансионате «Магнолия»). Очевидно, там он и познакомился с руководителем Ленинградского Красного театра, организованного по типу ТРАМа, Вениамином Евгеньевичем Вольфом, и теплые отношения свяжут их почти на десятилетие. Во всяком случае у Булгакова уже тогда возникли творческие замыслы, связанные с этим театром, и в ответ на предложения Вольфа он послал ему следующую телеграмму:

«Ленинград Совкино фильм¹ Вольфу Согласен писать [о] пятом годе [на] условиях предоставления мне выбора темы [.] работа грандиозна [.] сдача пятнадцатого декабря [.] если пьеса монопольна [для] Вас [в] Ленинграде [, то] сверх авторских две тысячи рублей [.В] остальных городах пьеса свободна [.] Аванс одна тысяча рублей [,] переведенный немедленно [в] адрес Любови Евгеньевны Булгаковой [—] Москва [,] Большая Пироговская [,] 35/а [,], квартира шесть [—] сочту началом работы [. В] случае неприема пьесы или запрещения аванс безвозвратен [.] Булгаков»-².

Телеграмма подтверждает, что инициатором обращения к М.А. Булгакову-драматургу был В.Е. Вольф. Уже летом 1930 г. они, очевидно, обсуждали темы возможных совместных театральных работ и вели переписку. Оговаривая с Шереметьевой финансовые условия договора в сентябре того же года, Булгаков цитирует почти дословно свою телеграмму, посланную Вольфу, как продолжение их предварительных переговоров.

В книге «Театр юности» Н.А. Рабинянц пишет: «Красный театр открылся 24 октября 1924 года... спектаклем «Джон Рид». <...> Душой начинания был В. Вольф, заведующий культотделом Союза совторгслужащих, а в дальнейшем в течение многих лет бессменный руководитель Красного театра. Это был великолепный организатор, человек, до конца и безраздельно преданный своему делу»³. Во время создания книги исследователь бывала у В.Е. Вольфа, расспрашивала его о театре. О Булгакове разговор не заходил ни разу, что понятно: театр ни одной его пьесы так и не поставил, а в 1957—59 гг. Булгакова, и драматурга, и прозаика, знали мало. Сам факт дружбы театра с автором не поставленных в нем пьес тогда не представлялся таким значительным. Их переписка, длившаяся долго, осколки которой сохранили фонды ГБЛ и ИРЛИ, в значительной части, видимо, погибла при трудных обстоятельствах жизни корреспондентов.

В неопубликованной части мемуаров Е.М. Шереметьевой («Повесть о Красном театре») рассказывается о встрече с В.Е. Вольфом так: «Я ожидала увидеть умудренного опытом, строгого, аскетического склада человека и даже растерялась, когда из-за стола поднялся молодой, голубоглазый, с пухлым ртом, светлыми волнистыми волосами:

— Я и есть товарищ Вольф»⁴.

Яркость личности В.Е. Вольфа отмечают все, кто говорит о нем. Упоминают его «незаурядную талантливость», «меткие подсказки и критические замечания в различных областях: музыке, литературе, драматургии, режиссуре»⁵. Об организаторском даре В.Е. Вольфа говорит история преодоления трудностей, пережитых коллективом Красного театра: он был открыт в 1924 г., а уже летом 1925 г. был ликвидирован из-за неурядиц в Ленинградском совете профессиональных союзов. Благодаря энергии В.Е. Вольфа в начале 1926 г. театр был восстановлен, а в апреле снова закрыт. Тогда осенью 1926 г. группа работников студии во главе с Вольфом слилась с молодым профессиональным коллективом «Красный молот», были приглашены молодой тюзовский режиссер Е.Г. Гаккель, второй директор Г.А. Тихантовский, и с середины 1927 г. «Красный театр» пошел в рост.

Сам Вольф в это время совмещал несколько должностей.

Он был заместителем заведующего культмассовым отделом Губпрофсовета и руководил радиостудией Совпрофа, позднее заведовал сценарным отделом Ленфильма, и все это одновременно с каждодневной работой в Красном театре, за которую он не получал денег. Только когда театр в 1930 г. твердо стал на ноги и получил стационар в Народном доме, «художественный руководитель В.Е. Вольф был зачислен в штат театра с назначением соответствующей зарплаты»⁶.

Он старался создать в молодом коллективе атмосферу товарищества. Внимание к человеческим качествам каждого участника труппы способствовало тому, что многие удерживались от «сомнительного поступка, потому что будет стыдно, если об этом узнает Вольф»⁷. Этот нравственный климат помогал коллективу преодолевать и трудности при открытии после пожара 1932 г. и прочие трудности второй половины тридцатых годов.

Когда театр получил постоянное помещение, Вольф как художественный руководитель серьезно задумывается над его репертуаром. Он пытается привлечь к работе современных драматургов — театр сотрудничает с А. Афиногеновым, Н. Погодиным. Здесь-то и завязываются отношения с М. Булгаковым: идут переговоры об исторической пьесе о событиях 1905 года, заключается договор осенью 1930 г. на пьесу о «настоящем и будущем», которую М. Булгаков читает зимой.

М.О. Чудакова в известной статье, посвященной обзору архивного наследства М.А. Булгакова в Ленинской библиотеке, отметила неясные моменты, связанные с текстом «Адама, и Евы». Сохранившийся авторский экземпляр «имеет, — пишет она, — заметные черты не первоначальной ее редакции»; это «второй этап авторской работы над текстом»⁸. Исследователь опирается на воспоминания Шереметьевой и приводит (с сокращениями) ее пересказ содержания пьесы, прочитанной М.А. Булгаковым, замечая, что расхождения пересказа и сюжета сохранившегося текста, возможно, не «погрешность памяти, а след несохранившейся редакции»⁹. Однако в статье не отмечено подтверждающее эту версию значительное расхождение в датах.

По словам Шереметьевой, она видела Булгакова в Москве бабьим летом 1930 г., «через две недели» (т. е. в сентябре—октябре того же г.); он приезжает в Ленинград, знакомится с руководством театра, смотрит какие-то его спектакли, заключает договор на пьесу. А зимой 1930—31 гг. уже читает готовый текст. После чтения всем, в том числе и самому автору, становится ясно, что пьеса «не выйдет на сцену»¹⁰.

Какова же разница в содержании первой и второй пьесы? О первой Е. Шереметьева пишет: «В конце ли 1930 года или в начале 1931-го, в общем, прошло меньше трех месяцев со дня подписания договора, Михаил Афанасьевич приехал читать пьесу под названием «Адам и Ева». Слушали ее четыре человека: Вольф, Гаккель, Тихантовский и я. К великому общему огорчению, ставить ее театр не мог. Кажется, меньше всех был расстроен автор. Он объяснил это тем, что когда кончил писать, то ему самому показалось, что, пожалуй, его «Адам и Ева» не выйдут на сцену.

Пьеса была, конечно, талантлива, умна, неожиданна, мастерски сделана. Экземпляр ее хранился в кабинете Вольфа и сгорел вместе со всем, что было в кабинете во время пожара театра. Из тех, кто слушал тогда пьесу, осталось двое, Вольфа и Гаккеля уже нет в живых. Оставшиеся двое старались вместе вспомнить содержание пьесы Булгакова. Но прошло четыре с лишним десятка лет, и в них вместилось столько огромных событий в мире, тревожных и страшных лет, так много личного горя, что пьеса только прочитанная, не ожившая на сцене, стерлась в памяти. Вот что удалось вспомнить: действие происходило в будущем, в момент становления Всемирного Союза Советских республик. Главный герой, Адам — ученый-изобретатель и испытатель какого-то воздушного корабля, по-видимому, осваивающего космос. Все ходы и перипетии пьесы, связь изобретения Адама с ходом политических событий в мире, а также и личный конфликт Адама и любимой им Евы совершенно не сохранила память. Кончалась пьеса возвращением Адама после испытательного полета на корабле, и довольно точно помнится заключительная фраза, обращенная к Адаму: «Входите, вас ждет генеральный секретарь»»¹¹.

Рассказ Шереметьевой позволяет предположить, что первоначально замысел пьесы напоминал сюжетную канву булгаковских комедий «Иван Васильевич» и «Блаженство», написанных, кстати, вскоре после «Адама и Евы» в 1933—34 гг. Адам здесь, вероятно, вариант изобретателя Рейна или Тимофеева, его личный конфликт с любимой Евой напоминал безобидный, чисто комедийный конфликт инженера Тимофеева с женой, киноактрисой, собирающейся уйти, как мерещится молодому ревнивому мужу, к режиссеру Якину. Во второй, окончательной редакции конфликт Адам — Ева — Ефросимов приближается во многом к автобиографическому конфликту «Мастера и Маргариты» (интересно, что в чисто звуковом плане имена сближены: Ма-ргарита, Ма-стер, Ев-а, Еф-росимов), функции изобретателя переданы от Адама — Ефросимову: именно Ефросимов открывает средство спасения от солнечного газа, причем не наступательное, типа воздушного корабля, как в первой пьесе, а защитные лучи, предохраняющие от смертельного действия газовой атаки, а Адам становится силой ему во многом враждебной. С другой стороны, вторая пьеса сближается и с повестями Булгакова «Роковые яйца» и «Собачье сердце». У Ефросимова особенно много общего с изобретателем Персиковым: подчеркнутая интеллигентность, почти комическая рассеянность и т. п. В творчестве Булгакова можно проследить любимые, повторяющиеся сюжеты, здесь один сменился другим, а в «Мастере и Маргарите» изобретатель трансформировался в писателя.

Самым же главным отличием первой и второй пьес, на что не обращает внимания М.О. Чудакова, это — разница их жанров. Е. Шереметьева отмечает: «По впечатлению, а оно помнится отчетливее, чем самое содержание, это была, скорее всего, драматическая фантазия, написанная реалистически, конкретно, с комедийными сценами. Не знаю, на чем основываются авторы, пишущие, что «Адам и Ева» — острая сатирическая комедия. Надо надеяться, что пьеса станет известна и будет ясно, к какому жанру ее отнести»¹². Шереметьева настаивает, что в 1930 г. Булгаков создал «фантазию», т. е. жанр, близкий к феерии, а не сатирическую комедию, как определяют пьесу сейчас. Интересно, что во второй пьесе первоначальный образ Адама как будто распался на спектр, его функции переданы разным персонажам: изобретатель, спаситель человечества — Ефросимов, к которому в финале от Адама уходит Ева и которому Адам условно передает свое имя, «испытателем воздушного корабля» становится летчик Дараган, также влюбленный в Еву. Знаменательно, что в пьесе появляется и писатель, точнее анти-писатель, Пончик-Непобеда, создающий колхозные романы: «Там, где некогда тощую землю бороздили землистые лица крестьян князя Барятинского, ныне показались свежие щечки колхозниц. «Эх, Ваня, Ваня!..» — зазвенело на меже». Этот персонаж, безусловно, остро сатиричен и, возможно, появляется именно во второй редакции пьесы.

По свидетельству Чудаковой текст первого, третьего и четвертого действий написан заново, а во втором акте на листах первоначального текста проставлена новая пагинация. В значительной части акта не участвуют ни Адам, ни Ефросимов: он начинается описанием страшной картины мертвого Ленинграда, погибшего от действия солнечного газа, по которому бродит Ева, разыскивая уцелевших. Вероятно, в первой пьесе катастрофа также происходила, но не создавала общей тональности и главные противоборствующие силы определялись проще: страна и ее враг, конфликт героев не был так трагичен. Если же сравнивать «Адама и Еву» с сатирическими комедиями «Зойкина квартира» и «Багровый остров», то очевидно, что образы героев в первой психологически глубже.

Экземпляр договора драматурга с Красным театром, уцелевший в Архиве ИРЛИ, на пьесу («Адам и Ева») датируется 5 июля 1931 г., т. е. это, возможно, второй договор на другую пьесу, теперь уже «о будущей войне». Работу над ней Булгаков завершил в августе, а читать ее собирался в Красном театре, очевидно, в ноябре 1931 г. (см. Письмо Булгакова — П.С. Попову, 26 окт. 1931 г.: «поездка в Ленинград откладывается до ноября»). Возможно, что она тогда не состоялась, а через какое-то время из театра пришла телеграмма (к сожалению, недатированная): ««Адам и Ева» свободны — Красный театр»¹³. Такая телеграмма вряд ли была послана после первого чтения зимой 30—31 гг., если действительно и драматургу, и театру сразу стало ясно, что пьеса «не выйдет на сцену».

С 15 по 28 октября 1932 г. Булгаков пробыл в Ленинграде, очевидно, по приглашению Акдрамы по вопросам постановки «Мертвых душ» и «Бега». Тогда же он читал «Мертвые души» в Красном театре: В. Е Вольф намеревался поставить инсценировку в сезоне 1933/34 гг. Булгакова и его жену весело встретили в театре: в их честь артисты устроили вечер. Но совместным творческим планам и на этот раз осуществиться не удалось — 23 ноября 1932 г. театр сгорел.

Оставшись без помещения, Красный театр снова повел бродячую гастрольную жизнь, надолго уезжал на Украину, гастролировал в Краснодаре, Донбассе. Тем временем ленинградские организации приняли решение о срочном восстановлении театра. Хотя строительство шло не так быстро, как хотелось, театр должен был открыться в 1936 г.¹⁴ Поэтому В.Е. Вольф снова начал вести переговоры с М.А. Булгаковым о постановке уже новой пьесы «Последние дни» («Александр Пушкин»).

В мае 1935 г. Вольф поехал в Москву, и 16 мая между Красным театром, который он представлял, и авторами М. Булгаковым и В. Вересаевым был заключен постановочный договор на пьесу «Александр Пушкин». Авторы по нему должны были сдать пьесу не позднее 1 октября 1935 г. (позже, 10 июня, срок продлили до 1 декабря, очевидно, по настоянию В. Вересаева¹⁵, а реально Булгаков послал текст пьесы 19 сентября 1935 г.). Театр обязывался осуществить постановку не позднее 8 февраля 1937 г. Это обязательство театр не выполнил.

Одновременно составили деловые записки, где авторы просили выслать им гонорар по указанным адресам с вычетом подоходного налога¹⁶, а Вольф написал: «Ознакомившись с пьесой под условным названием «Александр Пушкин», сообщаю, что пьеса принимается Красным театром на условии монополии ее по Ленинграду для Красного театра сроком на один год (считая с первой постановки)»¹⁷.

Судя по опубликованной переписке М. Булгакова с В. Вересаевым, документы эти составлялись Булгаковым и Вольфом вдвоем, уже после Булгаков привез договор Вересаеву на подпись¹⁸. Как и Вересаев, Вольф прочитал «черновик, который еще будет отделываться», но и он его вполне удовлетворил.

Вскоре Красный театр выслал авторам первую часть гонорара, а 28 мая Вольф послал с запиской две справки об уплате подоходного налога¹⁹.

6 сентября 1935 г. М. Булгаков в письме сообщал: «Дорогой Вениамин Евгеньевич! «Александр Пушкин» закончен. На днях будут готовы экземпляры. Сообщите мне, пожалуйста, по какому адресу выслать пьесу Вашему театру. Кроме того, большая просьба: приготовьте деньги для уплаты мне и В.В. Вересаеву по договору. Очень прошу — не задержите платеж. Мне сейчас крайне нужны деньги. Рад был побеседовать с Вами. Не собираетесь ли в Москву? Вообще, напишите мне, как и что у Вас с Театром, планы, надежды, мечтания.

Акдрама ленинградская прислала телеграмму. Опять взрыв интереса к Александру Сергеевичу Пушкину. Ответил им, что с Вами связан договором. Итак, жду ответа. Елена Сергеевна Вас приветствует. Ваш М. Булгаков»²⁰.

В.Е. Вольф ответил 13 сентября 1935 г.: «Дорогой Михаил Афанасьевич! Рад Вашему письму. Работа у нас идет полным ходом, работает Н.В. Петров²¹, в конце октября начнем спектакли в помещениях Домов Культуры. Экземпляры пьесы прошу Вас прислать все по тому же адресу: Ленинград «49». Госнардом, Красный Театр, Вольфу. Очень прошу Вас отправить пьесу заказной бандеролью, уж очень ненадежное дело этот почтенный Наркомат Связи. Я здоров, надеюсь скоро быть в Москве. Был в июне, звонил Вам, но Вы — счастливец, — были на даче. Деньги Вам переведем сразу, как получим пьесу, снова удержим, как тогда, налог и вышлем Вам соотв. удостоверение, то же самое будет сделано и для Вересаева. Крепко жму Вашу руку. Мой большой привет Елене Сергеевне. Ваш Вольф»²².

Через пять дней, 19 сентября, М. Булгаков выслал экземпляр пьесы с письмом: «При этом сообщаю, что может быть, пьеса пойдет под одной моей фамилией. Этот вопрос выяснится вскоре (как только закончатся наши переговоры с В.В. Вересаевым по поводу некоторых текстовых разногласий). Об этом Вам дам знать²³. Пожалуйста, не задержите платеж. Мне надобны деньги.

Как и в прошлый раз, деньги направьте, удержав подоходный налог: половину мне (Москва, 19, Нащокинский пер., 3, кв. 44), другую половину — Викентию Викентьевичу Вересаеву (Москва, угол Шубинского и 1-го Смоленского пер., дом. 2/3, кв. 14). Не забудьте выслать расписки, что подоходный налог удержан. Передайте Вашей жене привет! Елена Сергеевна Вам кланяется. Ваш М. Булгаков»²⁴.

Переписка вновь возобновилась только в 1936 г., при тяжелых жизненных обстоятельствах обоих корреспондентов²⁵.

4 января 1936 г. Е.С. Булгакова написала Вольфу (письмо частично уже публиковалось)²⁶: «Дорогой Вениамин Евгеньевич, пишу Вам не только из чувства симпатии к Вам, но и потому, что Михаил Афанасьевич занят действительно невероятно. Не считая «Мольера», который должен появиться на свет в этом месяце, не считая «Ивана Васильевича» в Сатире, он взял еще срочную работу — перевод для Академиа мольеровского «Скупого» и по ночам переводит. Итак, пишу я. Так как мы давно Вас не видели и так как по Москве распространились определенные слухи, что здание Вашего Театра не будет закончено в ближайшее время, и следовательно, постановка «Пушкина» никак не может осуществиться, — я решила, что лучше всего будет спросить об этом у Вас. Если можно, позвоните по телефону (58—67), мы по вечерам большей частью дома, если нет, пришлите заказное письмо по нашему адресу (Нащокинский пер., 3, кв. 44) и расскажите о Ваших делах. Жду ответа с большим нетерпением. Михаила Афанасьевича нет дома, но, конечно, и он присоединяется к моему привету. Елена Булгакова»²⁷.

Ответа Булгаковы, очевидно, напряженно ждали, но ответное письмо пришло только через полтора месяца. Впрочем, в письме Вольф исчерпывающе объяснил причину задержки. Текст написан торопливым почерком на маленьких листочках отрывного блокнота: «Дорогие Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна! Мозг человеческий — одна из самых занятных машинок. Что он иногда выделывает! Вкратце слушайте: я болен уже три месяца, я переутомился, надорвал свои силы, вконец вымотана нервная система и что-то происходит с сердцем. В ноябре жалкий грипп свалил меня и накинулся на все эти мои слабые места. В результате я начинал поправляться и снова заболевал и сейчас лежу в больнице — правда, в превосходных условиях, но лежу пластом, не дают вставать и пытаются ввести «в оглобли» мое дурацкое сердце. Это не так просто, слишком долго и много ему доставалось. Ну я уже начинаю сползать в лирику — это ни к чему. И вот — (о мозге!) — сейчас, в больнице, около 3-х часов ночи, лежа, по обыкновению, без сна, думал и вдруг откуда-то, из каких-то закоулков, как выброшенная из сундука забытая лента — выплеснулось и легло передо мной воспоминание совершенно забытое; я лежу дома с большой температурой, устала и болит голова. У стола сидит жена, усталая, измотанная. Из Нардома прислали почту, жена ее разбирает и говорит: «Есть письмо из Москвы, написано — Нащокинский переулок», — я сразу сказал: «Это от Булгакова, прочти, пожалуйста», — и она прочитала письмо Елены Сергеевны. Я тут же сказал, что завтра надо немедленно ответить, а ночью был тяжелый сердечный приступ до самого утра, а утром я лежал совсем одеревенелый и жена тихо дремала в уголке около, потом был еще приступ — и потом я забыл! Забыл совершенно и только сейчас (наверно, месяц прошел или больше) сейчас ночью вдруг вспомнил все — сразу. Я думаю — Вы простите мне это, эту невольную забывчивость.

Насколько я помню — Вы спрашивали о перспективах и сроках стройки. Есть решение Ленинградских организаций открыть театр осенью 36-го года. На здание это больше покушений нет, нам удалось ликвидировать «страшные» претензии некоторых «деятелей», хотя для этого пришлось тревожить очень больших людей. Это однако себя целиком оправдало. Теперь я Вам отвечаю «есть решения Ленингр. организаций» и т. п. Но Вы ведь меня не о решении, а о здании спрашивали. Отвечаю так: по ходу работы открытие театра в 37 г. является делом вполне реальным. Здание остеклено и внутри идут работы. Если произойдут какие-нибудь сюрпризы, которые могут замедлить работы и сорвать сроки — я немедленно дам Вам знать, причем до 1-го июня вопрос этот приобретет полную и неопровержимую данность. Вот, как мог — ответил. Моя ночная [нрзб.] идет к концу, я страшно устал. Очень рад буду получить от Вас пару строк — ближайшие две недели еще придется лежать. Примите мой сердечный привет (иронически может звучать сердечный привет от сердечного больного). Мой большой привет. Вольф. Вот блокнот кончился!»²⁸.

Замыкает переписку письмо, посланное Е.С. Булгаковой 3 февраля 1937 г., по договору через 8 месяцев спектакль по пьесе Булгакова должен был пойти в Ленинграде.

«Дорогой Вениамин Евгеньевич, пишу Вам по поручению Михаила Афанасьевича, сам он чувствует себя весьма неважно во всех отношениях. Имейте в виду при постановке «Александра Пушкина», что пьеса должна пойти, по договоренности Михаила Афанасьевича с Викентием Викентьевичем Вересаевым, под одной фамилией М.А. Булгакова. Если напишете, будем очень рады. Привет от нас обоих. Елена Булгакова»²⁹.

Долгие устные и письменные переговоры с В.В. Вересаевым к тому времени уже закончились. 19 декабря 1935 г. в записке Вересаев снимает свою фамилию как автора пьесы. Но окончательно, очевидно, вопрос решился значительно позже. 3 февраля 1937 г. Е.С. Булгакова извещает об этом Вольфа и Киевский театр Красной Армии Украины.

Но писем из Ленинграда нет, нет и сообщений о пьесе, известий о Вольфе. И только 10 мая 1939 г. в квартире Булгаковых раздался телефонный звонок.

Запись Елены Сергеевны в Дневнике (цитирую по неопубликованным комментариям В.В. Гудковой к письмам М.А. Булгакова П.С. Попову):

«Днем звонок — Вольф! Я закричала — какой Вольф? Вениамин Евгеньевич?!

Пришел через час, похудел, поседел, стал заикаться. Оказывается, просидел полгода, был врагом народа объявлен, потом через шесть месяцев был выпущен без всякого обвинения, восстановлен в партии и опять назначен на свой прежний пост — директора Ленинградского Красного театра.

Просит М.А. приехать в Ленинград прочитать труппе «Дон Кихота», если подойдет, Театр хотел бы ставить».

Стоит прокомментировать появление В.Е. Вольфа в мае 1939 г. в квартире Булгаковых.

Еще когда девять лет назад Е.М. Шереметьева поехала к Булгакову договариваться о будущей пьесе, она понимала, что это «рискованный шаг для молодого ... театра»³⁰. В ленинградских театральных и литературных кругах знали, «что «Зойкина квартира», «Багровый остров» и даже... «Дни Турбиных» сняты и запрещены, что Булгаков «не тот» автор»³¹.

При встрече Булгаков шутливо пугал ее: ««Вы ясно представляете, что такое Булгаков? Разве можно с ним иметь дело? Вы и Ваши товарищи хорошо взвесили, на какой безумный шаг отважились? Нет, вы не смейтесь, подумайте серьезно!»

Я ответила, что мы вполне серьезно и обдуманно решились на безумный шаг и даже после его угрожающих разъяснений предложение остается в силе»³².

И после ареста, сильно изменившийся (по словам Е.М. Шереметьевой, Вольф вернулся из тюрьмы «совсем другой»), он вновь вошел в знакомый дом Булгаковых. И снова в их разговоре возникают новые замыслы — Вольф просит в свой театр булгаковского «Дон Кихота» — это последнее неосуществившееся сотрудничество М.А. Булгакова и Ленинградского Красного театра (сейчас Театра им. Ленинского комсомола). «Дон Кихота» поставит в Ленинграде Акдрама.

Перечень постановок, над которыми хотели работать вместе театр и драматург, достаточно велик: историческая пьеса о 1905 годе, два очень разных варианта пьесы «Адам и Ева», написанных по заказу театра, инсценировка «Мертвых душ», «Пушкин» — договор на постановку с Красным театром Булгаков заключил раньше, чем со всеми остальными театрами. — «Дон Кихот». Драматург искал театр, театр искал драматурга. И не их вина, что ни один замысел не осуществился.

Примечания

1. Кроме Красного театра В.Е. Вольф в то время работал и на «Ленфильме».

2. См. ИРЛИ, ф. 369, оп. 1, ед. хр. 223.

3. Рабинянц Н. Театр юности. Л., М., 1959. С. 31.

4. Шереметьева Е.М. Повесть о Красном театре // Архив ЛГИТМиК, ф. 1, оп. 2, ед. хр. 341, л. 5.

5. Там же, л. 5—6.

6. Там же, л. 6.

7. Там же, л. 7.

8. Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова: Материалы для творческой биографии писателя // Записки Отдела рукописей Гос. библиотеки СССР им. В.И. Ленина. Вып. 37. М., 1976. С. 98.

9. Там же. С. 100.

10. Звезда. 1976. № 12. С. 199.

11. Шереметьева М. Указ. соч., л. 134—135. Ср. М. Булгаков: Из литературного наследия. «Адам и Ева»: Пьеса в 4-х актах / Публ. В. Лосева, Б. Мягкова, Б. Соколова. Послесл. Б. Соколова. Письма / Публ. и послесл. В. Лосева // Октябрь. 1987. № 6. С. 137—191.

12. Шереметьева Е.М. Указ. соч., л. 135.

13. Чудакова М.О. Указ. соч. С. 100.

14. В 1936 г. Красный театр, объединенный с Театром Рабочей молодежи (ТРАМ), получил стационар на Владимирском пр., 12, где начал работу 14 сент. Сезон 1939 г. он начал в нынешнем здании Лен. гос. театра им. Ленинского комсомола (см. Рабинянц Н. Указ. соч. С. 187—188).

15. См. Письмо М. Булгакова — В. Вересаеву. 20 мая 1935 г. // Вопросы литературы. 1965. № 3. С. 153.

16. См. ИРЛИ, ф. 369, оп. 1, ед. хр. 223, л. 2.

17. Там же, л. 3.

18. См. Письмо М. Булгакова — В. Вересаеву... С. 153.

19. См. ИРЛИ, ф. 369, оп. 1, ед. хр. 223, л. 4, 5.

20. Там же, л. 7 и об.

21. Н.В. Петров поставил в Красном театре спектакль «Начало жизни» по пьесе Л. Первомайского в сезоне 1936/37 гг. (см. Рабинянц Н. Указ. соч. С. 188).

22. См.: ИРЛИ, ф. 369, оп. 1, ед. хр. 223, л. 6.

23. Проблема соавторства М. Булгакова и В. Вересаева очень сложна и может быть разрешена только на подробном исследовании переписки (полностью еще не опубликованной) и всех черновых вариантов пьесы «Последние дни» («Александр Пушкин»). См. статью А. Рабинянц в данном сборнике.

24. См.: ИРЛИ, ф. 369, оп. 1, ед. хр. 223, л. 8.

25. Осенью—зимой 1935 г. на фоне длящихся и становящихся все напряженнее разногласий с В. Вересаевым развернулась драматическая история последних репетиций «Мольера» М. Булгакова во МХАТе (о ней подробно рассказывает А.М. Смелянский в книге «Михаил Булгаков в Художественном театре». М., 1986. С. 274—316). В.Е. Вольф занят дальними гастролями театра и тяжелыми хлопотами по восстановлению театрального здания.

26. Первый абзац цит. по: Чудакова М.О. Указ. соч. С. 120.

27. См. ИРЛИ, ф. 369, оп. 1, ед. хр. 223, л. 9.

28. Там же, л. 10—16.

29. Там же, л. 18.

30. Шереметьева Е.М. Указ. соч., л. 122.

31. Там же.

32. Там же, л. 125—126.