Вернуться к Е.А. Тюрина. Повесть М.А. Булгакова «Собачье сердце». Текстологические проблемы

Глава 2. История текста повести «Собачье сердце». Текстологические проблемы

При жизни М.А. Булгакова повесть не издавалась. Писатель написал ее в январе—марте 1925 года, как это явствует из авторской датировки всех трех существующих машинописей. Об истории возникновения замысла «Собачьего сердца» ничего не известно. Повесть была написана специально для журнала «Недра», где ранее печатались «Дьяволиада» и «Роковые яйца».

15 февраля 1925 года М.А. Булгаков читал рукопись «Собачьего сердца» Н.С. Ангарскому-Клестову, редактору журнала «Недра», у него дома. 7 марта авторское чтение первой части «Собачьего сердца» на «Никитинских субботниках», а 21 марта — второй части. На этих чтениях присутствовал агент ОГПУ, который подробно изложил содержание повести в донесениях от 9 и 24 марта 1925 года.

2 мая 1925 года Булгаков получает письмо от заведующего редакцией журнала «Недра» Б.Л. Леонтьева, в котором говорится, что «рукопись цензура еще задерживает». 21 мая 1925 года приходит еще одно письмо от Б.Л. Леонтьева следующего содержания: «Дорогой Михаил Афанасьевич, посылаю Вам «Записки на манжетах» и «Собачье сердце». Делайте с ними, что хотите. Сарычев в Главлите заявил, что «Собачье сердце» чистить уже не стоит. «Вещь в целом недопустима» или что-то в этом роде»1.

Летом 1925 года Н.С. Ангарский-Клестов предпринял вторую попытку опубликовать «Собачье сердце» и обратился за содействием к Л.Б. Каменеву, но уже 11 сентября получил ответ: «Это острый памфлет на современность и печатать ни в коем случае нельзя»2.

«Собачье сердце» не было опубликовано, но автор неоднократно читал его на разных литературных вечерах, в том числе в кружке поэтов П.Н. Зайцева и «Зеленой лампе». Содержание повести было известно многим лицам, причастным к литературным кругам Москвы и — не только. 2 марта 1926 года МХАТ заключил с М.А. Булгаковым договор3 о переделке повести в пьесу и о постановке ее на сцене театра. Этот документ сохранился в архиве писателя. Цензурный запрет «Собачьего сердца», а также обыск 7 мая 1926 года на квартире писателя и конфискация двух машинописей повести расстроили эти планы. 19 апреля 1927 года договор с МХАТом был расторгнут.

На этом попытки опубликовать повесть не прекратились. 6 марта 1926 года Н.С. Ангарский-Клестов вновь через секретаря редакции Б.Л. Леонтьева обращается к М.А. Булгакову со следующим предложением: «Не согласитесь ли Вы прочесть Вашу повесть «Собачье сердце» в расширенном заседании нашей редакции. Присутствовать будет человек десять — лица, от которых будет зависеть, печатать ее или нет. Думаю, что повесть, если она вновь будет вызвана к жизни, не помешает жить задуманной на эту тему пьесе. Рассчитываем на Ваше согласие. Во всяком случае, прошу Вас позвонить по телефону сегодня вечером или завтра Николаю Семеновичу»4.

К сожалению, и эта попытка издать повесть не увенчалась успехом. На допросе в ОГПУ 22 сентября 1926 года М.А. Булгаков сказал: «Повесть о собачьем сердце» не напечатана по цензурным соображениям. Считаю, что произведение «Повесть о собачьем сердце» вышло гораздо более злостным, чем я предполагал, создавая его, и причины запрещения печатания мне понятны»5.

Рукописи повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» не сохранились, равно как и все другие черновики и рукописи его ранних произведений. До нас дошли три источника текста повести: три машинописи с правкой автора. В архиве М.А. Булгакова в Российской государственной библиотеке (фонд № 562) находятся две машинописи «Собачьего сердца»: первая (ф. 562, к. 1, ед. хр. 15) и третья (ф. 562, к. 1, ед. хр. 16) машинопись. Вторая машинопись находится в НИОР РГБ в архиве Н.С. Ангарского-Клестова (ф. 9, к. 3, ед. хр. 214). Условные порядковые номера присвоены машинописям согласно хронологической последовательности их создания.

Спустя более шестидесяти лет с момента создания повести эти три авторизованные машинописи были положены в основу разных публикаций повести, но ни разу не публиковались как самостоятельный документ. Первую машинопись опубликовал В.И. Лосев в Собрании сочинений М.А. Булгакова в 8 томах (Санкт-Петербург: «Азбука-классика», 2002) и в других подготовленных им изданиях. Вторая машинопись положена в основу публикации Л.М. Яновской в двухтомнике М.А. Булгакова (Киев: «Дніпро», 1989), а также другим исследователем В.В. Петелиным в подготовленном им Собрании сочинений М.А. Булгакова в 10 томах (Москва: «Голос», 1995).

Третья машинопись издана в Собрании сочинений М.А. Булгакова в 5 томах (Москва: «Художественная литература», 1989), Подготовкой текста повести занималась В.В. Гудкова.

Описание машинописей «Собачьего сердца»

Первая машинопись «Собачьего сердца» выполнена на бумаге трех разных сортов, и различной длины от 32 до 33,5 см. Ее объем составляет 88 страниц. Листы раньше были скреплены в четырех местах белой хлопчатобумажной ниткой. Первая машинопись повести сохранилась хуже остальных. Особенно пострадали первые и последние листы. Они оборваны по краям, что вызвало частичную потерю текста. На первой странице машинописи М.А. Булгаков синим карандашом написал: «Экземпляр, взятый и возвращенный ГПУ». На первом листе автор также дважды вписал синими чернилами, а потом зачеркнул надпись «Посвящаю жене моей — Л.Е. Булгаковой». Есть надпись неизвестного лица вверху страницы «Обнаружено при обыске Булгакова в мае 1926», зачеркнутая фиолетовыми чернилами.

Вторая машинопись сделана на бумаге одного сорта, немного желтого оттенка. Размер листов 35,5 на 22 см. В машинописи 98 листов, на 10 больше чем в первой машинописи. Рукопись в хорошем состоянии, но 65-я страница машинописной пагинации утеряна. На первой странице надпись рукою Н.С. Ангарского-Клестова «Нельзя печатать».

Третья машинопись выполнена на бумаге одного сорта — белая, глянцевая, размер листа 35 на 22 см. В рукописи 96 листов, включая титульный лист. Все страницы машинописи пробиты дыроколом. Рукопись сохранилась лучше остальных, не реставрировалась.

Первая машинопись «Собачьего сердца» имела 3 отпуска, сделанные под фиолетовую копирку. В находящемся в РГБ экземпляре машинописи из 88 листов — 17 страниц копии под копирку этой же перепечатки, страницы идут не по порядку. Листы второго отпуска могли попасть в эту машинопись, когда М.А. Булгаков осуществлял первую пунктуационную правку текста повести, которую он делал под копирку и случайно перепутал листы. 17 страниц второго отпуска первой машинописи также могли попасть в первый отпуск этой машинописи, когда писатель делал правку текста и впоследствии, недовольный ею, заменил первый отпуск с поправками на неисправленный второй отпуск.

На обратной стороне нескольких листов второго отпуска машинописи, вследствие того, что загнулся лист копировальной бумаги, отпечатались фрагменты того же текста, что и с обратной стороны листа, но с зеркальным отображением. Это позволило установить, что первая машинопись была напечатана в 3-х экземплярах.

Вторая и третья машинописи дошли до нас в одном экземпляре. Никаких даже косвенных указаний на то, что были другие отпуски этих машинописей на сегодняшний день не найдено.

Первая машинопись сделана на двух разных печатных машинках. С 1 по 14 страницу цвет ленты печатной машинки — черный. Нет восклицательных и вопросительных знаков. Средняя емкость строки при длине 15 см составляет 53,5 печатных знака. Пробел между словами 3,5 мм. Абзац — 1,7 см. С 14 по 88 страницу текст машинописи напечатан на другой пишущей машинке, цвет ленты фиолетовый, есть восклицательный знак. Средняя емкость строки — 53 печатных знака. Пробел между словами 3,5 мм. Абзац — 1,5 см.

Вторая машинопись выполнена на одной печатной машинке с черной лентой. Эта печатная машинка принадлежала редакции журнала «Недра». На ней были напечатаны письма заведующего редакцией П.Н. Зайцева к Н.С. Ангарскому-Клестову в Берлин с января 1923 по декабрь 1924 года6. У этой машинки нет восклицательных и вопросительных знаков. Средняя емкость строки 53 знака. Пробел между словами 3, 5 мм. Абзац — 1,5 см.

Третья машинопись сделана на двух печатных машинках, принадлежавших М.А. Булгакову. На первой машинке за исключением 13 страницы выполнены все страницы повести. На этой же машинке напечатаны многие произведения М.А. Булгакова, включая роман «Мастер и Маргарита». Печатная машинка, в которую в тот момент была заправлена фиолетовая лента, имеет вопросительные и восклицательные знаки. Средняя емкость строки — 52 знака. Пробел между словами 4 мм. Абзац — 1,3 см. Тринадцатая страница повести набрана на другой печатной машинке, шрифт которой более мелкий. В архиве М.А. Булгакова имеется много документов, напечатанных на этой машинке при жизни писателя и после его смерти. Высота заглавных букв — 3 мм, прописных — 2 мм. Цвет ленты — фиолетовый. Средняя емкость строки — 58 печатных знаков. Пробел между словами 3 мм. Абзац — 1,2 см. Есть все знаки препинания.

Анализ фактуры машинописен и изучение ряда фактических материалов позволили установить предполагаемых машинисток, которые печатали «Собачье сердце». У каждой машинистки есть свои характерные приметы работы, так сказать, почерк, стиль. Как обозначить твердый знак, как зачеркнуть неправильно напечатанные слова или буквы, исправить опечатки и т. д.

В первой машинописи твердый знак набран как кавычка (например, пред"явить, об"ект). Буквы и слова зачеркнуты буквой «х». Имеют место характерные опечатки: буква «д» вместо «л», «з» вместо «х», «Ч» вместо «!». Как уже говорилось, все ранние произведения М.А. Булгакова печатала И.С. Раабен, но «Собачье сердце» печатала не она, так как в апреле—мае 1924 года она переехала на новую квартиру, и с М.А. Булгаковым «знакомство наше собственно оборвалось»7.

Вторая машинопись напечатана двумя машинистками. Если печатная машинка принадлежала издательству «Недра», то соответственно повесть печатали либо машинистки редакции, либо машинистки треста «Мосполиграф», трудом которых имел право пользоваться журнал. Текст с 1 по 80 страницу напечатала машинистка, характерные черты работы которой следующие: неправильные слова часто зачеркнуты косой чертой ///. Встречается текст, стертый ластиком, а потом заново набитый. Твердый знак обозначен в виде запятой (например, раз,яснить, суб,ект). С 81 по 99 страницу печатала явно другая машинистка. Твердый знак она печатала как кавычку (об"яснить), слова и буквы зачеркнуты знаком тире «—». Часто встречаются опечатки «ш» вместо «з» и «о» вместо «л».

Третья машинопись сделана Е.С. Булгаковой, скорее всего под диктовку автора. М.А. Булгаков имел привычку надиктовывать текст машинисткам, когда была такая возможность. Характерные особенности Е.С. Булгаковой как машинистки следующие: твердый знак пишет как кавычку (с"ел, суб"ект). Отдельные буквы в тексте забиты косой чертой /, а слова и фразы буквой «Ш» ШШШШШ. Опечаток мало.

Установить, что третью машинопись напечатала Е.С. Булгакова, позволил отрывок произведения «Был май»8. Он был напечатан на той же машинке, что и третья машинопись «Собачьего сердца» и с теми же характерными приметами машинистки. В пояснительной записке Е.С. Булгаковой к этому наброску читаем: «Написано М.А. Булгаковым (продиктовано Е.С. Булгаковой) 17 мая 1934 года сразу же после прихода домой в Нащокинский переулок из АОМСА (Админ. Отд. Моск. Сов), куда мы были вызваны для получения заграничных паспортов»9.

Датировка машинописей «Собачьего сердца»

Первая машинопись была сделана сразу же после написания повести, не позднее апреля 1925 года и была сделана с рукописи «Собачьего сердца». Этот факт следует отметить особенно, потому что до «Собачьего сердца» у М.А. Булгакова не было рукописей или черновиков в привычном значении этого слова. До «Собачьего сердца» он не писал весь текст произведения от начала до конца в какой-то одной тетради или на листках бумаги. М.А. Булгаков делал лишь отдельный наброски, не собранные воедино. По воспоминаниям машинистки И.С. Раабен, которая печатала все произведения писателя, начиная с 1921 года: «Записки на манжетах», «Дьяволиаду», «Роковые яйца», роман «Белая гвардия» и др., М.А. Булгаков: «приходил каждый вечер, часов в 7—8, и надиктовывал по два-три часа и, мне кажется, отчасти импровизировал. У него в руках были, как я помню записные книжки, отдельные листочки, но никакой рукописи как таковой не было. Рукописи, могу точно сказать, не оставлял никогда. Писала я только под диктовку. Он упомянул как-то, что ему негде писать»10.

К моменту написания «Собачьего сердца» у писателя появился первый письменный стол. В связи с переменами в личной жизни (писатель сошелся с Л.Е. Белозерской, но юридически до 19 марта 1925 года был женат на Т.Н. Булгаковой-Лаппе) 1 ноября 1924 года он купил комплект подержанной мебели у некой М.А. Тарзановой с уплатой в рассрочку, о чем свидетельствует сохранившийся счет № 521. М.А. Булгакову продано «1 стол (подержанный), березовый, резной, черный. 1 зеркальный шкаф, 1 кресло крокодиловой кожи»11.

О том, что существовала рукопись «Собачьего сердца», указывает так же анализ первой машинописи повести. Об этом свидетельствуют большое количество опечаток, неправильно разобранных слов и 25 пропусков слов в тексте, напротив которых на левом поле страницы есть знаки, которые обычно оставляют машинистки, когда не могут прочитать слово в рукописи. Следовательно машинистка печатала «Собачье сердце» не под диктовку автора, а с рукописи.

Вторая машинопись была выполнена, вероятнее всего тогда, когда главный редактор «Недр» Н.С. Ангарский-Клестов предпринял вторую попытку опубликовать повесть. В воспоминаниях Н.С. Ангарского-Клестова есть упоминание, что «повести Михаила Булгакова, уже набранные, по требованию цензуры рассыпались, но я терпеливо доказывал их «непогрешимость» и рукописи вновь и вновь набирались»12. Соответственно, вторая машинопись могла быть сделана в период с 21 мая 1925 года, когда был получен ответ из Главлита, что «вещь в целом недопустима», и до 11 сентября 1925, когда ее вернул с таким же вердиктом Л.Б. Каменев. Впрочем, границы создания второй машинописи можно сузить. М.А. Булгаков собрал и сохранил 9 писем из редакции «Недра» от Б.Л. Леонтьева, касающиеся повести «Собачье сердце» в период с 14 февраля 1925 по 7 мая 1926 года. В одном из писем, упоминается «договор от 27/5». Получив отказ из Главлита, Н.С. Ангарский-Клестов ищет другие способы издания «Собачьего сердца». Он заключает с автором договор от 27 мая 1925 года, просит М.А. Булгакова переделать повесть, убрать из нее острые политические реплики и сцены. Выправленный экземпляр повести, то есть вторую машинопись «Собачьего сердца» редактор, по сложившейся в редакции практике, намеревался отдать на читку Л.Б. Каменеву, который уже не раз способствовал опубликованию в альманахе «Недра» ранее запрещенных Главлитом произведений. С этой целью создается вторая машинопись «Собачьего сердца». Она была сделана, как видно из переписки автора с редакцией «Недр», в период с 21 мая по 10 июня 1925 года.

После 21 мая 1925 года Б.Л. Леонтьев пишет М.А. Булгакову: «Николай Семенович прислал мне письмо, в котором просит Вас сделать следующее. Экземпляр, выправленный «Собачьего Сердца» отправить немедленно Льву Борисовичу Каменеву, в Боржом. На отдыхе он прочтет. Через 2 недели будет в Москве, и тогда не станет этим заниматься. Нужно при этом послать сопроводительное письмо — авторское, слезное, с объяснением всех мытарств и пр и пр.

Сделать это нужно через нас. Мы обратимся к секретарю Каменева»13.

Причины, по которым М.А. Булгаков не послал уже выправленный текст «Собачьего сердца» Л.Б. Каменеву в Боржом, не известны. Возможно, потому, что М.А. Булгаков не хотел посылать машинопись в другой город, где она могла случайно потеряться. Плюс к этому, Н.С. Ангарский-Клестов — единственный человек, который мог добиться положительно результата в этом вопросе, был в командировке в Берлине. Да и заведующий редакцией Л.Б. Леонтьев не сидел постоянно на рабочем месте, как видно из того же письма: «P.S. Если меня не будет, ведите дело через Нат. Павл.». Все эти обстоятельства, а, возможно, и ряд других склонили М.А. Булгакова не посылать повесть Л.Б. Каменеву в другой город. Вместо этого писатель вместе с супругой Л.Е. Белозерской в 10-х числах июня на месяц уезжает в Коктебель по приглашению М. Волошина и там, по свидетельству очевидцев, читает повесть.

Еще одно письмо из «Недр», показывает, что писатель и редактор не общались какое-то время, и Б.Л. Леонтьев ничего не знал о судьбе повести: «Ник. Сем-ч вернулся в Москву. Прошу Вас как можно скорее прислать нам рукопись «Собачье сердце» протащим. Но только скорее.

Ваш Бор. Леонтьев

P.S. Если что-либо случилось с вещью, немедленно сообщите»14.

Несмотря на просьбы Б.Л. Леонтьева дать выправленный текст, М.А. Булгаков отдает первую, а не вторую машинопись «Собачьего сердца», как видно из следующего документа: «Повесть Ваша «Собачье сердце» возвращена нам Л.Б. Каменевым. По просьбе Николая Сем-ча он ее прочел и высказал свое мнение: «Это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя».

Конечно, нельзя придавать большое значение двум-трем наиболее острым страницам, они едва ли могли что-нибудь изменить в мнении такого человека, как Каменев. Все же, нам кажется, Ваше нежелание дать ранее исправленный текст сыграло здесь печальную роль»15.

Вторая машинопись «Собачьего сердца» хранится в архиве Н.С. Ангарского-Клестова. Этот экземпляр М.А. Булгаков отдал редактору в период с 6 марта по 7 мая 1926 года. Сохранилась записка Б.Л. Леонтьева, сделанная, как видно из содержания, после 6 марта 1926 года. «По просьбе Николая Сем-ча приехал к Вам просить все о том же (от Любови Евгеньевны узнал, что он сам уже был у Вас) — ну все равно исполняю его просьбу: дайте во временное пользование «Собачье сердце». Нужно оно не для печати и не для опубликования. Это дело Вашего личного отношения. Не так уж плохи были наши к Вам отношения, не только одни неприятности мы Вам причинили и думаем, что Вы сделаете нам это очень, очень большое одолжение. Не давайте отказа в момент прекращения ваших дел с печатью и перехода Вашего в театр: расстанемся дружелюбно»16. Это письмо проливает свет на то, как вторая машинопись оказалась в архиве редактора Н.С. Ангарского-Клестова, и почему она не попала в руки сотрудников ОГПУ при обыске на квартире писателя.

Третья машинопись сделана не ранее осени 1929 года и не позднее 1940 года. 7 мая 1926 года при обыске ОГПУ изъяли дневник М.А. Булгакова и машинопись «Собачьего сердца». Уже 18 мая М.А. Булгаков пишет заявление в ОГПУ, в котором сказано: «При обыске, произведенном у меня представителями ОГПУ 7-го мая 1926 года (ордер № 2287, дело 45), у меня были взяты с соответствующим занесением в протокол — повесть моя «Собачье сердце» в 2-х экземплярах на пишущей машинке и 3 тетради, писанных мною от руки черновых мемуаров моих под заглавием «Мой дневник».

Ввиду того что «Сердце» и «Дневник» необходимы мне в срочном порядке для дальнейших моих литературных работ, а «Дневник», кроме того, является для меня очень ценным интимным материалом, прошу о возвращении мне их»17. Аналогичное письмо М.А. Булгаков написал 24 июня 1926 года Председателю Совета народных комиссаров. Писатель обращался в различные инстанции с просьбой вернуть изъятое. 30 октября 1926 года М.А. Булгаков пишет письмо с просьбой вернуть дневник Народному комиссару Просвещения А.В. Луначарскому. Затем писатель обратился за помощью к А.М. Горькому, который взялся помочь. В заявлении М.А. Булгакова от 22 апреля 1928 года заместителю председателя редколлегии ОГПУ т. Ягоде: «Так как мне по ходу моих литературных работ необходимо перечитать мои дневники, взятые у меня при обыске в мае 1926 года, я обратился к А.М. Горькому с просьбой ходатайствовать перед ОГПУ о возвращении мне моих рукописей, содержащих крайне ценное для меня отражение моего настроения в прошедшие годы (1921—1925).

Алексей Максимович дал мне знать, что ходатайство его успехом увенчалось, и рукописи я получу.

Но вопрос о возвращении почему-то затянулся.

Я прошу ОГПУ дать ход этому моему заявлению и дневники мне возвратить»18.

«Собачье сердце» и «Дневник» по-прежнему не возвращались, тогда 6 июля 1928 года писатель выдает доверенность Е.П. Пешковой «Рукописи мои — три тетради под заглавием мой дневник, писанные от руки и экземпляр моей повести «Собачье сердце», писанный на машинке — которые находятся в ОГПУ и которые, по сообщению от А.М. Горького, мне обещано вернуть, доверяю получить Екатерине Павловне Пешковой»19. 14 августа 1928 года Е.П. Пешкова пишет М.А. Булгакову письмо: «Совсем не «совестно» беспокоить меня. О рукописях Ваших я не забыла и 2 раза в неделю беспокою с запросами о них кого следует. Но лица, давшего распоряжение, нет в Москве. Видимо потому вопрос так затянулся — как только получу их, извещу Вас»20.

В июле 1929 года в письме, адресованном Генеральному секретарю партии И.В. Сталину, Председателю ЦИК М.И. Калинину, Начальнику Главискусства А.И. Свидерскому и А.М. Горькому, М.А. Булгаков, информирует о своем бедственном положении: «...Я подавал много раз прошения о возвращении мне рукописи из ГПУ и получал отказы или не получал ответа на заявления»21.

Есть свидетельства позволяющие судить о сроках возвращения писателю дневников и «Собачьего сердца». Секретарь ЦК ВКП(б) А.П. Смирнов в письме В.М. Молотову от 3 августа 1929 года отметил: «Нельзя пройти мимо неправильных действий ОГПУ по части отобрания у Булгакова его дневников. Надо предложить ОГПУ дневники вернуть»22. Точную дату возвращения «Собачьего сердца» и «Дневников», возможно, так никогда и не удастся установить. Но можно предположить, что изъятые материалы были возвращены писателю не ранее августа 1929 года и не позднее марта 1930, так как в известном письме Правительству от 28 марта 1930 года он об этом не упоминает.

Третья машинопись напечатана Е.С. Шиловской (в третьем браке Булгаковой). Это дает возможность говорить, что третья машинопись напечатана не ранее осени 1929 года, когда М.А. Булгаков уже полгода как был знаком с Е.С. Шиловской. Она предложила писателю свою помощь, в качестве машинистки. Их отношения продолжались до 25 февраля 1931, когда о романе Е.С. Шиловской с М.А. Булгаковым узнал ее муж Е.А. Шиловский. После этого Е.С. Шиловская не общалась с писателем в течение 20 месяцев. Третья машинопись также могла быть напечатана после 11 сентября 1932 года, когда возобновились отношения писателя с Е.С. Шиловской и 4 октября 1932 они вступили в законный брак. Соответственно третья машинопись сделана: либо с осени 1929 и до 25 февраля 1931 года, либо с 11 сентября 1932 года и вплоть до смерти писателя в 1940 году. Анализ фактуры бумаги и особенностей шрифтов печатных машинок, на которых выполнены другие произведениями М.А. Булгакова, сохраненные в его архиве, помогает более точно датировать третью машинопись «Собачьего сердца». Исходя из того, что на бумаге того же формата и качества, что и третья машинопись «Собачьего сердца» и на той же печатной машинке, были напечатаны: третья редакция «Ревизора» (а это — январь 1935 года) и окончательная редакция пьесы «Последние дни» (сентябрь 1935 года). Можно с большой долей вероятности утверждать, что третья машинопись «Собачьего сердца» была сделана в 1935 году. Более точно датировать третью машинопись пока не удалось.

Правка текста

Первая машинопись повести «Собачье сердце» дает исследователям больше всего свидетельств о том, как М.А. Булгаков работал над текстом своих произведений. После того как с рукописи была сделана машинопись из трех закладок, писатель внес в них под копирку пунктуационную правку. Расставил знаки препинания, в основном восклицательные и вопросительные, устранил замеченные опечатки и грамматические ошибки машинисток. Эту правку М.А. Булгаков сделал графитовым карандашом, а с 19 по 22 страницу лиловым карандашом. Плюс к этому, лиловым карандашом в правом верхнем углу автор пронумеровал рукопись и некоторые страницы, начиная с 40 по 88, которые уже имели машинописную пагинацию.

Однако только этим работа М.А. Булгакова над машинописью не ограничивается. Видно, что затем он более внимательно прочитал текст и внес в него правку.

Авторскую правку можно обозначить как фактическую, смысловую, цензурную и стилистическую.

К фактической можно отнести следующие моменты: «соус пикан по одному рублю семьдесят пять копеек» заменяется на «три рубля». Пример смысловой правки: «Патриарший клобук» писатель меняет на «скуфейку». В вопросе Ф.Ф. Преображенского: «Скольким вы сегодня отказали», «сегодня» меняется на «вчера» по смыслу. «На столе стоял вдребезги разбитый портрет» писатель заменяет более точным по смыслу словом «валялся». Уточняет, добавляет: «новое» домоуправление. В предложении «а в третью квартиру коммунистов вселили» автор переименовывает «коммунистов» Швондера, Пеструхина, Жаровкина и Вяземскую на «жилтоварищей». В следующем предложении «Сейчас постановление вынесли об образовании рабочей фракции» писатель соответственно изменяет «Сейчас собрание было, постановление вынесли новое товарищество. А прежних в шею»23.

В тексте, в основном в тех местах, которые были подчеркнуты Н.С. Ангарским-Клестовым, сделан ряд исправлений, которые можно определить как самоцензуру. Меняет фамилию Жоривели на Жаровкин. «В порядке пролетарской дисциплины» заменяет на «трудовой дисциплины».

В первой машинописи машинистка, не разобрав почерка автора, неправильно прочитала более 30 слов и сделала 25 пропусков в тексте, которые потом М.А. Булгаков исправил. Приведем наиболее интересные примеры: «Красавец тяпнутый передернул широкими ногами» вместо «плечами». «Следовательно разруха сидит не в глистах, а в головах». Слово «клозетах» было прочитано как «глистах». «Видно не так уж страшна боль разлуки» вместо «разрухи». «Все у вас как на народе», вместо на «параде». «Котяра» был прочитан как «кипяток» и получилось, «кипяток проклятый лампу раскокал» и много других опечаток, придающих тексту иной, иногда комический смысл.

Машинистка не смогла прочесть слова, относящиеся к медицинской терминологии: «торзионным» пинцетом, «мозг-гипофиз», «гипофиз», «семенными канатиками», «челюсть». Очень много не разобрано и широко употребляемых слов, которые в тексте приобретают медицинскую окраску: «вшить», «вшили», «выкроил», «окрашенном» кровью, «облако потной» пудры и т. д. Не прочитанными остались слова «лапчатую» вилку, «галоши», «галлюцинации».

Поскольку печатная машинка не имела латинского алфавита, машинистки оставляли прочерки на месте иностранных слов. Например, «Merci», «Tarsus».

В первой машинописи, когда по сравнению с рукописным текстом, многие моменты повести стали «лучше видны», — автор вносит много стилистических исправлений. М.А. Булгаков вычеркивает повторяющиеся слова, заменяет их другими: «...завтра весь бок покроют язвы» заменяет на «появятся язвы», «луком доносит из пожарной» на «луком пахнет». «Ориентируясь по голубоватому едкому цвету» на «равняясь». В предложении «Этот момент и можно считать началом шариковского образования» автор «можно» заменяет «следует». Кабинет «горел светом» — на «полыхал светом», «ответил» на «заметил». «Встал на задние лапы и сотворил перед Филиппом Филипповичем какой-то номер». «Номер» изменяет на «намаз». Описывая операцию Шарика, писатель заменяет «прическу» на «скальп». «Бросился навстречу доктору» меняет на «выбежал».

«Тьма щелкнула и мигом превратилась» — «мигом» вычеркивает. «Господин уверенно пересек в столбе метели улицу и уверенно двинулся в подворотню». М.А. Булгаков снимает второе «уверенно». Фразу «Один только запах омолодил меня» делает более лаконичной — «Запах омолодил меня». Меняет «супротив» на предлог «у». Автор вычеркивает слова: «затем», «кроме того». В предложении «Пес опять почувствовал волнение» снимает вторую часть: «и стал вяло грызть и тормошить индюшью ногу».

Уточняет, вписывает целое предложение «Я не кусаюсь... — удивился пес». «Лишь стук пальцев Филиппа Филипповича по расписному деревянному блюду на столе» вписал выделенные фрагменты.

После того, как была произведена правка всей машинописи, М.А. Булгаков спустя какое-то время снова возвращается к повести, еще раз перечитывает ее и по ходу текста делает еще несколько исправлений синими чернилами. Эта правка идет не подряд, а только на страницах с 31 до 58, и снова встречается на 77 странице. Автор вставляет ранее пропущенные запятые при причастных оборотах и сравнительных оборотах с союзом «как». Вписывает пропущенные буквы в слова, изменяет окончания слов и исправляет не замеченные ранее опечатки и пропуски слов машинисток. «И это время Борменталь», «и» заменено на «И в», «И сердце» на «В сердце». В слове «корридор» дважды зачеркивается буква «р». Есть также смысловая правка. «Ф.Ф. был поражен. Потом поправился и сказал». «Поправился» М.А. Булгаков заменяет на «оправился».

Четвертый раз М.А. Булгаков возвращается к этому тексту уже, видимо, после того, как рукопись была возвращена из ОГПУ, то есть в 1930-х годах, но перед тем, как была сделана третья машинопись. Эта поздняя авторская правка касается только двух моментов и сделана черной перьевой ручкой на 2-й странице машинописи. Полностью перечеркнут кусок текста, который ранее подчеркивал Н.С. Ангарский-Клестов. Из абзаца про машинисточку, которая «получает по девятому разряду четыре с половиной червонца, ну правда любовник ей фильдеперсовые чулочки подарит. Да ведь сколько за этот фильдеперс ей издевательств надо вынести». После этих слов автор вычеркнул следующие предложения: «Ведь он ее не каким-нибудь обыкновенным способом, а подвергает французской любви. Сволочи эти французы, между нами говоря. Хоть и лопают богато, да и все с красным вином. Да...24» Этот текст был вычеркнут и во второй машинописи. В третьей машинописи повести этого текста нет. На этой же странице первой машинописи из текста «У нее и верхушка правого легкого не в порядке, и женская болезнь на французской почве, на службе с нее вычли, тухлятиной в столовке накормили, вон она, вон она...» так же сняты, относящиеся к первому зачеркнутому моменту слова: «на французской почве». Во второй машинописи эти слова оставлены автором, а в третьей их нет.

Помимо правки автора в первой машинописи «Собачьего сердца» имеются следы правки других лиц. Наиболее обширны пометы редактора журнала «Недра» Н.С. Ангарского-Клестова. Он не правил текст, а лишь отмечал, какие места могли повлечь за собой цензурный запрет. Редактор делает пометы и оставляет свою подпись на полях или подчеркивает куски текста красным, синим, графитовым или лиловым карандашом.

С 1-й по 55-ю страницу текста «Собачьего сердца» Н.С. Ангарский-Клестов делает пометы в тексте повести графитовым карандашом, а с 64-й и до последней страницы лиловым карандашом. Есть еще ряд подчеркиваний параллельно синим и красным карандашом на 2-й и с 16-й по 27-ю страницу. Это говорит о том, что редактор, так же как и автор, несколько раз возвращался к тексту «Собачьего сердца», внимательно перечитывал его.

В первой машинописи Н.С. Ангарский-Клестов подчеркнул около 50 мест. Стоит заметить: аналогичным образом редактор поступил и с «Роковыми яйцами». 18 октября 1924 года писатель записал в дневнике: «Большие затруднения с моей повестью-гротеском «Роковые яйца». Ангарский подчеркнул мест 20, которые надо по цензурным соображениям изменить. Пройдет ли цензуру. В повести испорчен конец, потому что писал я ее наспех»25.

Особенно Н.С. Ангарский-Клестов подчеркнул графитовым карандашом в тексте «Собачьего сердца» 6 моментов, напротив которых на левом поле страницы поставил свою подпись. Внимание писателя редактор заострял на следующих отрывках текста:

«— Господа! — возмущенно кричал Филипп Филиппович, — нельзя же так! Нужно сдерживать себя. Сколько ей лет?

— Четырнадцать, профессор... Вы понимаете, огласка погубит меня. На днях я должен получить командировку в Лондон».

«— Известно, — ответил Швондер, — но общее собрание, рассмотрев ваш вопрос, пришло к заключению, что в общем и целом вы занимаете чрезмерную площадь. Совершенно чрезмерную. Вы один живете в семи комнатах».

Редактор отчеркнул на полях и в тексте монолог профессора про разруху и особенно двумя линиями подчеркнул слова «прямым своим делом» в тексте: «И вот, когда он вылупит из себя мировую революцию, Энгельса и Николая Романова, угнетенных малайцев и тому подобные галлюцинации, а займется чисткой сараев — прямым своим делом, разруха исчезнет сама собой. Двум богам нельзя служить! Невозможно в одно и то же время подметать трамвайные пути и устраивать судьбы каких то испанских оборванцев! Это никому не удастся доктор, и тем более людям, которые вообще отстав в развитии от европейцев лет на 200, до сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные штаны».

Далее по тексту Н.С. Ангарский-Клестов подчеркнул предложение про Филиппа Филипповича «Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать» — мутно мечтал пес».

Еще редактор отчеркнул тремя вертикальными чертами пасквиль Швондера на Ф.Ф. Преображенского, опубликованный в газете: «Никаких сомнений нет в том, что это его незаконнорожденный /как выражались в гнилом буржуазном обществе/ сын. Вот как развлекается наша псевдо-ученая буржуазия! Семь комнат каждый умеет занимать, до тех пор пока блистающий меч правосудия не сверкнул над ним красными лучами!».

И, наконец, заключительный отрывок повести, напротив которого редактор поставил подпись, это: «Ночь и половина следующего дня в квартире висела туча как перед грозой.», после которого по сюжету происходит обратная операция по превращаю Полиграфа Полиграфовича в пса Шарика.

К указанным выше частям текста, нуждающимся, по мнению Н.С. Ангарского-Клестова в цензурной правке, относятся также следующие места:

«Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме»,

«Вот бы тяпнуть за пролетарскую мозолистую ногу. За все издевательства вашего брата»,

«дальше шла пузатая, двубокая дрянь, неизвестно что обозначающая. «Неужто пролетарии».

Подчеркнута фраза, которая стала крылатой: «Если Вы заботитесь о своем пищеварении, вот добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И, боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет».

Выделены все острые размышления Филипп Филипповича о первопричинах разрухи и в отдельно взятом доме и в обществе: «Пропал Калабуховский дом! Придется уезжать, но куда, спрашивается! Все будет как по маслу. Вначале каждый вечер пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет котел в паровом отоплении и так далее», «если я, вместо того чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха».

Выделены выражения и про «городового», подчеркнуты слова И.А. Борменталя: «Контрреволюционные вещи вы говорите, Филипп Филиппович», — и совет профессора: «Конечно, если бы я начал прыгать по заседаниям и распевать целый день как соловей, вместо того, чтобы заниматься прямым своим делом, я бы никуда не поспел».

Выделены места, в которых Шариков делится своими впечатлениями о том, что прочитал: «Эту... как ее... переписку Энгельса с этим... как его дьявола? С Каутским», — и его соображения о содержании книги: «Да что тут предлагать... А то пишут, пишут... конгресс, немцы какие-то... голова пухнет. Взять все, да и поделить...»

Редактор подчеркнул многие места, сквозь которые сквозило пренебрежительное отношение М.А. Булгакова к Швондеру и, в противовес ему, уважительное к Ф.Ф. Преображенскому. Трость-подарок, которую украли друзья Шарикова, на которой золотом была выгравирована надпись: «дорогому и уважаемому Филиппу Филипповичу благодарные ординаторы в день...». Н.С. Ангарский-Клестов подчеркнул необычное имя и отчество Шарикова «Полиграф Полиграфович», и даже поставил знак вопроса напротив него. Далее по тексту становится ясно, почему это сделал редактор. Филипп Филиппович поинтересовался у Шарикова: «Ваше имя показалось мне странным. Где вы, интересно знать, откопали такое?

Домком посоветовал».

Ответ Шарикова «домком посоветовал» Н.С. Ангарский-Клестов также подчеркнул. Тем самым редактор на этом и на других примерах неоднократно пытался показать М.А. Булгакову, что в тексте слишком много нескрываемой авторской едкой иронии и сатиры по отношению к жилтоварищам во главе со Швондером. Все это еще более усиливает контраст и подчеркнуто уважительное отношение других персонажей повести к профессору Преображенскому. Подчеркнуты фразы профессора о Швондере: «Я бы этого Швондера повесил бы, честное слово, на первом же суку» и «Клянусь, что я этого Швондера в конце концов застрелю». А также:

«Швондерова работа! — кричал Филипп Филиппович, — ну ладно, посчитаюсь я с этим негодяем. Не будет никого кроме господ в моей квартире, пока я в ней нахожусь».

Выделен разговор Преображенского с Борменталем: «Отъехать не придется, (...) Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой». Подчеркнуты следующие выражения: «А вдруг война с империалистскими хищниками?» Вопрос, адресованный к Шарикову: «Вы анархист-индивидуалист? — спросил Швондер». Проявляя иногда даже излишние меры предосторожности, Н.С. Ангарский-Клестов обозначил мысли пса Шарика: «Ошейник все равно, что портфель — сострил мысленно пес» и «Да и что такое воля? Так, дым, мираж, фикция... Бред этих злосчастных демократов...»

Все эти выделенные фрагменты М.А. Булгаков оставил без изменений. Они содержали сокровенные мысли писателя, то, что его волновало, то, что перекликается почти слово в слово с его дневниковыми записями и потому М.А. Булгаков, несмотря на яростные и многочисленные подчеркивания редактора, проигнорировал более чем в 90% случаях его замечания. Исправил писатель только те места, которые не противоречили сути его внутренних убеждений.

Изменил М.А. Булгаков по совету Н.С. Ангарского-Клестова в первой машинописи только два места: название водки «Рыковка» исправил на «Новоблагословенную» и в разговоре профессора с Шариковым, интересы которого защищает Домком:

«— Известно чьи. Революционного элемента.

Филипп Филиппович выкатил глаза.

— Почему вы — революционер!

— Да уж известно не нэпман.

— Ну, ладно. Итак, что же ему нужно в защитах вашего революционного интереса!»

Слова «революционного» и «революционер» писатель заменил на «трудового» и «труженик».

Н.С. Ангарский-Клестов подчеркнул острые политические реплики. Редактор явно стремился «сгладить» текст. Впрочем, есть немногочисленные следы стилистической правки, когда Н.С. Ангарский-Клестов хотел показать автору сомнительные, по его мнению, места. Синим карандашом вычеркнуты мысли, которые по тексту принадлежат псу Шарику: «Сволочи эти французы, между нами говоря. Хоть и лопают богато да и все с красным вином. Да...». Автор соглашается с редактором и исключает это предложение из текста других машинописей. Н.С. Ангарского-Клестова смутило также выражение «обезьяньих глаз» в предложении про И.А. Борменталя: «Тяпнутый, не сводя с пса настороженных обезьяньих глаз». М.А. Булгаков также соглашается с замечаниями редактора и изменяет определение «обезьяньи» на «дрянные».

Со всеми вышеперечисленными исправлениями и преимущественно отказами от исправлений повесть была направлена в Главлит и возвращена с отрицательным ответом.

Прежде чем М.А. Булгаков приступил к созданию второго варианта текста повести, Н.С. Ангарский-Клестов еще раз внимательно прочел первый вариант и отметил в тексте первой машинописи красным и синим карандашом те места, которые обязательно следует исключить. Эти исправления сделаны редактором на 16-й, 18-й, 20-й, 21-й, 22-й и 27-й страницах. Редактор вычеркивает красным карандашом уже ранее подчеркнутый графитовым карандашом отрывок про «командировку в Лондон», а на полях проводит черту синим карандашом и повторно ставит свою подпись. Аналогично редактор поступает и с выражением Вяземской: «Я понимаю вашу иронию, профессор, мы сейчас уйдем».

Редактор красным вычеркивает текст: «Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать» и в предложении: «Общее собрание, рассмотрев ваш вопрос, пришло к заключению, что в общем и целом вы занимаете чрезмерную площадь». Вычеркнуто красным выражение: «и целом» и повторно, но уже красной горизонтальной волнистой чертой редактор отчеркнул монолог Филиппа Филипповича о «разрухе».

Синим карандашом редактор поставил подпись напротив уже ранее подчеркнутого им текста: «Вы ненавистник пролетариата, — горячо сказала женщина.

— Да, я не люблю пролетариата, — печально согласился Филипп Филиппович». Это единственный отрывок, который М.А. Булгаков в первой машинописи попытался исправить. Из машинописи видно, что писатель зачеркнул слово «пролетариата», но потом опять собственной рукой заново вписал его поверх зачеркнутого.

К новым, цензурно сложно проходимым местам после второго прочтения Н.С. Ангарский-Клестов отнес пространный разговор по телефону Филиппа Филипповича с Виталием Александровичем. В нем он говорит: «Вошли четверо, из них одна женщина, переодетая мужчиной, и двое вооруженных револьверами и терроризовали меня в квартире с целью отнять часть ее...». Весь этот текст, редактор перечеркнул в тексте красной волнистой линией, а на полях отчеркнул синей линией и написал: «Часть выкинуть, кое-что переделать» и поставил свою подпись.

М.А. Булгаков кроме имени защитника Ф.Ф. Преображенского Виталия Александровича, который стал Петром Александровичем, не исправил в этом длинном диалоге ни слова. Этот момент повести был крайне важен для писателя. Интеллигенция, по мнению М.А. Булгакова, хоть и немногочисленная, но лучшая часть общества, и она не должна быть безмолвной. Не погибать от результатов своего опыта, как профессор Персиков из «Роковых яиц», а выходить достойно из сложившейся ситуации, как Филипп Филиппович. Оставаться при семи комнатах, сохранять лицо, продолжать свою работу и получать за нее достойную оплату. Диалог Ф.Ф. Преображенского писатель оставляет без изменений, поскольку речь в нем идет о вещах принципиально важных для писателя.

В первой машинописи имеется также правка неустановленного лица, сделанная светло-черными чернилами, по оттенку ближе к коричневым. В 9-й главе подчеркнуто два места: «...Кто же вас устроил? Ах, впрочем я и сам догадываюсь...

Ну да, Швондер, — ответил Шариков» и

«Что ж вы делаете с этими... с убитыми котами?

На польты пойдут, — ответил Шариков, — из них белок будут делать на рабочий кредит».

Внести в текст повести эти подчеркивания мог кто-то из работников редакции «Недр» или кто-то из сотрудников ОГПУ, где в течение почти четырех лет находилась эта машинопись.

В первой машинописи есть правка Е.С. Булгаковой, сделанная уже после смерти автора, скорее всего в 1960-х годах черной шариковой ручкой. Вдова М.А. Булгакова внесла в текст 40 исправлений: из них 10 пунктуационных, исправила 16 опечаток, 1 грамматическую ошибку, «восстановила» 5 плохо пропечатанных букв и сделала 5 стилистических и смысловых исправлений, которые будут подробно рассмотрены дальше.

Вторая машинопись повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» также носит на себе следы авторской редактуры. Здесь писатель с помощью правки, носящей часто автоцензурный характер, постарался сгладить острые моменты, чтобы смягчить общее впечатление от произведения.

Первоначальная сквозная правка во второй машинописи сделана черной перьевой ручкой. Различие в оттенках чернил говорят о том, что М.А. Булгаков возвращался к тексту после серии внесенных поправок, дописывая некоторые слова. В абзаце, где есть слова «Угасает собачий дух», черные чернила более блеклые по сравнению с другими исправлениями, сделанными в том же абзаце. Эта правка второй машинописи «Собачьего сердца» носит последовательный характер. Писатель вписал пропущенные машинисткой предложения, сделал уточнения, расставил знаки препинания, в основном, восклицательные и вопросительные.

Затем, по прошествии некоторого времени, была осуществлена последующая, вторая правка синим карандашом. Она весьма существенна, но носит как бы «локальный» характер. Встречается на 6-й странице, потом на протяжении 4-й главы, начиная с 32-й по 38-ю страницу. Потом опять возникает на 42-й, с 60-й по 66-ю страницу, затем на 72-й и 75-й и в других местах на протяжении всей машинописи. Здесь встречается также и авторское редактирование — добавление отдельных слов, уточнений, расставлены пропущенные восклицательные и вопросительные знаки. Просторечные выражения заменяются более нейтральными: «пожрать» на «поесть», «ревет» на «поет», «жрут» на «едят», «кобылы» на «лошади». Также автор подбирает более точные слова: «Самая гнусная мразь» — «наигнуснейшая», «старые псы» на «псы старожилы», «очень» на «весьма», «попали» на «проникли» в кабинет. «Присоединившийся стол» на «присоседившийся». «Глаза женщины загорелись» исправлено на «сверкнули».

Есть правка, уточняющая смысл повествования. В предложении «Сегодня, надо полагать, телячьи отбивные», «сегодня» заменено на «на ужин». «Пес здесь больше всего возненавидел тяпнутого». «Здесь» заменено на «сегодня». В предложении: «Умильно щурил глаза пес», — стало: «Умильно лаял и щурил глаза пес». Помимо этого М.А. Булгаковым исправлены ранее не замеченные опечатки, расставлены знаки препинания. Все это говорит о том, что М.А. Булгаков несколько раз тщательно прочитал, выправил машинопись, а потом опять к ней возвратился. Внес новые исправления и дополнения.

Плюс к этому есть единичные примеры правки на отдельных страницах. Так, на 14-й странице графитовым карандашом убрана лишняя запятая, а на 58-й странице синей перьевой ручкой поставлено семь знаков вопросов и одна запятая. На первых страницах многие слова, особенно глаголы, М.А. Булгаков заменил синонимами с более нейтральным значением.

Есть в тексте фактическая правка: «Сорок копеек из двух блюд, а они оба эти блюда — и пятиалтынного не стоят, потому что остальные тридцать пять копеек заведующий хозяйством уворовал». Тридцать пять заменено на двадцать пять. «Из сорока тысяч московских псов разве уж какой-нибудь совершенный идиот не умеет сложить из букв слово «колбаса». Сорок тысяч изменено на шестьдесят тысяч.

Вторая машинопись дает достаточно примеров смысловой правки. Остановимся лишь на некоторых. В предложении: «Повар столовой нормального питания... плеснул кипятком», — после слова «плеснул» уточнение «в меня». Добавлено также: «в сову» и предложение стало звучать: «Мордой его потычьте, Филипп Филиппович в сову, чтобы он знал, как вещи портить».

Уточняются и другие места: «А теперь куда пойдешь?» после «теперь» добавлено уточнение «зимой». «Ноги холодные, в живот дует, потому что шерсть на ней вроде моей» изменено на «шерсти на ней нет, голая кожа». Шарик, «сын знатных родителей», становится сыном «счастливых родителей». В тексте, когда профессор Преображенский «...неожиданно провел рукой в перчатке интимно и ласково по Шарикову животу. — Ага — многозначительно молвил он, — ошейника нету, ну вот и прекрасно». После «Ага» рукой автора вписано слово «самец». Для М.А. Булгакова было важно показать, что профессору нужен не только бездомный пес, но еще и самец. Напомним, Филипп Филиппович был «величиной мирового значения благодаря мужским половым железам».

В самое начало повести писатель внес изменения. В предложении «Все испытал, с судьбою своею мирюсь и если плачу сейчас, то только от физической боли и от голода, потому что дух мой еще не угас... Живуч собачий дух». М.А. Булгаков меняет смысл на прямо противоположный. Собачий дух теперь не «живуч», а «угасает». Добавлены и другие усиливающие общее звучание и настроение слова «не», «уже», восклицательный знак, и в результате авторской правки получаем следующее: «И плачу сейчас не только от физической боли и от голода, а потому что и дух мой уже угасает. Угасает собачий дух!»

В предложении «Если играли на гармонике, что было немногим лучше «милой Аиды», и пахло сосисками», — автор снимает часть предложения — «что было немногим лучше «милой Аиды». Снята фраза: «И если б не грымза какая-то, что поет на кругу при луне — милая Аида — так что сердце падает, было бы отлично». Автор, таким образом, на уровне музыкального цитирования сглаживает противопоставление профессора Преображенского и пса Шарика.

Создавая вторую машинопись М.А. Булгаков прислушался к советам Н.С. Ангарского-Клестова. Как видно, из следующих примеров, писатель в основном использует правку-сокращение, выбрасывая дублирующие моменты, которые существенно не меняют смысл повествования. Сравнительно-текстологический анализ первой и второй машинописи позволяет говорить о том, что из всех многочисленных подчеркиваний редактора М.А. Булгаков соглашается исправить только четыре момента. Эти исправления М.А. Булгаков сделал во втором оттиске первой машинописи и отдал на перепечатку машинистке издательства «Недра».

М.А. Булгаков исправил, то, что подчеркнул Н.С. Ангарский-Клестов. В предложении: «Пусть: раз социальная революция, не нужно топить! / Хотя когда-нибудь, если будет свободное время, я займусь исследованием мозга и докажу, что вся эта социальная кутерьма просто на просто больной бред...». Писатель оставляет только «Пусть: раз социальная революция, не нужно топить».

В тексте: «Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что 2-ой подъезд Калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через черный двор? Кому это нужно? Угнетенным неграм? Или португальским рабочим?» М.А. Булгаков снимает предложения: «Угнетенным неграм? Или португальским рабочим?»

Из длинного и неоднократно подчеркнутого монолога Ф.Ф. Преображенского: «И вот, когда он вылупит из себя мировую революцию, Энгельса и Николая Романова, угнетенных малайцев и тому подобные галлюцинации, а займется чисткой сараев — прямым своим делом, разруха исчезнет сама собой», — до слов: «До сих пор еще не совсем уверенно застегивают собственные штаны!» М.А. Булгаков убирает лишь слова «мировую революцию, Энгельса и Николая Романова, угнетенных малайцев и тому подобные галлюцинации» заменяя их на «всякие галлюцинации».

Единственное исправление, а не сокращение, которое сделал М.А. Булгаков, относится к тексту про «командировку в Лондон», которую писатель, заменил на «заграничную командировку». «Я известный общественный деятель» из того же диалога исправляется на «Я — слишком известен в Москве». Прототипом «известного общественного деятеля», ездившего в заграничные командировки, могли быть два реальных общественных деятеля тех лет: Б.Л. Красин или Х.Г. Раковский. В этой правке следует видеть автоцензурную установку писателя.

Во всех местах машинописи было снято название переулка «Обухова», в котором жил Ф.Ф. Преображенский, — там в то время жил М.А. Булгаков со свой второй женой Л.Е. Белозерской, которой он и посвятил эту повесть. Заменены три фамилии. Буржуй Саблин — стал Шаблиным. Саблина — девичья фамилия матери Л.Е. Белозерской, но заменил эту фамилию на другую созвучную писатель скорее потому, что эту же фамилию «Саблин» носил другой реальный человек — один из руководителей треста «Мосполиграф», в котором издавался альманах «Недра». Мориц — фамилия хорошо знакомая в Пречистенских кругах, изменена на Альфонс. А магазин братьев Голубизнер стал магазином братьев Голуб. Помимо этого, главный заступник Ф.Ф. Преображенского Виталий Александрович стал Петром Александровичем.

«Вы не сочувствуете детям Франции?». «Франция» заменена на «Германию» где действительно в середине 1920-х годов было особенно сложное экономическое и политическое положение. И ответ Филиппа Филипповича «Нет, сочувствую» заменен «равнодушен к ним». Ситуация в Германии широко обсуждалась в прессе. Она неоднократно находила отражение на страницах дневника М.А. Булгакова.

Несмотря на многочисленные подчеркивания Н.С. Ангарского-Клестова, М.А. Булгаков большинство их проигнорировал и исправил в общей сложности только 6, которые нашли отражение в тексте второй машинописи. При этом писатель внес немало совершенно других, не подчеркнутых редактором, автоцензурных, стилистических и фактических исправлений, постарался сгладить острые моменты, чтобы смягчить общее впечатление от произведения.

В отрывках текста, которые подчеркнул Н.С. Ангарский-Клестов, М.А. Булгаков не стал вносить цензурной правки, зато произвел стилистическую: «Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь» исправил во второй машинописи на «Дворники из всех пролетариев наигнуснейшая мразь!»

В неоднократно подчеркнутом абзаце: «Глаза женщины загорелись.

— Я понимаю вашу иронию, профессор, мы сейчас уйдем». В предложении «Глаза женщины загорелись» писатель изменил на «Глаза женщины сверкнули».

Монолог Преображенского, как он сумел «подманить такого нервного пса»: «Лаской-с. Единственным способом, который возможен в обращении с живым существом. Террором ничего поделать нельзя с животным, на какой бы ступени развития оно ни стояло». М.А. Булгаков не только никак не изменил, не постарался сгладить текст, а наоборот, во второй машинописи еще более усилил звучание. После слов «лаской-с» и про террор поставил восклицательный знак. Также благодаря правке еще более проступило неприязненное авторское отношение к «коммунистам-жилтоварищам»: «Я не «милостивый государь», — смущенно пробормотал блондин, снимая папаху», — писатель заменил: «Я вам не «милостивый государь», — резко заявил блондин, снимая папаху».

Цензура могла обратить внимание на следующие фразы: «И вот в течение времени до апреля 1917 года не было ни одного случая, подчеркиваю красным карандашом «ни одного»!.. чтобы из нашего парадного внизу при общей незапертой двери пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь 12 квартир, у меня прием. В апреле 17-го года в один прекрасный день пропали все калоши, в том числе две пары моих, 3 палки, пальто и самовар у швейцара. И с тех пор калошная стойка прекратила свое существование». Для того чтобы пропажа калош напрямую не ассоциировалась с революционными событиями, большевиками, апрельскими тезисами В.И. Ленина: апрель 1917 заменен на март 1917 года. И дальше: «Это как раз те самые калоши, которые исчезли 13-го апреля 1917 года», во второй машинописи заменено «весной 1917 года».

Есть исправления и вписывания отдельных предложений, пропущенных машинистками. В частности: «Вся квартира не стоила и двух пядей Дарьиного царства» и «27-го декабря. Пульс 152, дыхание 50, температура 39,8. зрачки реагируют. Камфора под кожу.» и «Питание жидкое. 29/XII.». Эти вставки говорят о том, что М.А. Булгаков очень хорошо знал текст повести, практически помнил его наизусть и замечал пропущенные машинистками места и восстанавливал их в последующих машинописях.

Медицинские термины и диагнозы вписаны от руки по латыни «Тинктура валериана» заменена «Tinct. valer.»; вписана по латыни половина скелета стопы /Tarsus/. Этот момент еще раз показывает, что автор совершенствует текст, делая его более точным. Написание медицинских терминов по-латыни очень важная деталь текста, работающая на общую идею и смысл произведения. Врачи писали названия лекарств и другие медицинские термины исключительно на латинском языке.

Впрочем, бывает, когда писатели по разным причинам как бы «ухудшают» свой текст. Иными словами, они порой при правке текста допускают описки, и смысл из фразы возникает противоположный намерениям автора. Так, в повести М.А. Булгаков, пытаясь расставить акценты в ней, изменяет фразу, не замечая, что добился прямо противоположенного эффекта. Фразу: «Не сметь называть Зину Зинкой. Понятно» автор переделывает в «Прошу называть Зину Зинкой».

Правки Н.С. Ангарского-Клестова в этой машинописи нет. Лишь только на первой странице в левом верхнем углу за его подписью синим карандашом написано «Нельзя печатать».

Третья машинопись «Собачьего сердца», сделанная в 1930-х годах, имеет меньше всего следов авторской правки. Исходя из того, какими ручками и карандашами была внесена правка, можно произвести реконструкцию того, как М.А. Булгаков работает с уже несколько раз выправленным текстом. Больше всего исправлений сделано синей перьевой ручкой, пометы которой встречаются на протяжении всей машинописи. С 1-й по 29-ю страницу, потом отдельно на 39-й, 68-й, 75-й страницах. По этому можно судить, что М.А. Булгаков после того, как была отпечатана третья машинопись, прочитал ее снова и внес исправления.

Также на отдельных страницах 30-й, 37-й, 48-й, 49-й и 53-й встречается лиловый карандаш. Им исправлены опечатки.

И, наконец, третья правка графитовым карандашом — очень немногочисленная на 38 и 39 странице — зачеркнута запятая и в словосочетании «дном кверху» изменен порядок слов.

Стоит также заметить, что в этой машинописи на полях с правой стороны на протяжении всего текста есть отчеркивания графитовым карандашом напротив острых моментов в тексте. По манере нанесения отчеркивания — слегка дрожащей рукой, как бы навесу — можно предположить, что когда М.А. Булгаков вслух читал повесть своим друзьям и близким, то делал для себя эти пометы в тех местах, где реакция слушателей была наиболее бурной.

Редактируя третью машинопись, М.А. Булгаков, в основном, устранил немногочисленные опечатки, пропущенные буквы и взял музыкальные цитаты в кавычки: «К берегам священным Нила», «От Севильи до Гренады», «Я же той, кто всех прекрасней», «Много крови, много песен». Вписал на месте пропусков слова на французском, немецком и латинском языках. Впрочем, это не означает, что третья машинопись сделана с первой машинописи без каких-либо авторских изменений. Видно, что прежде чем надиктовывать «Собачье сердце», М.А. Булгаков еще раз внимательно прочитал повесть, выявил то, что сразу не заметил, снял некоторые цензурные исправления и уже только после этого надиктовал машинистке текст повести.

В «Собачьем сердце» есть фразы-описки, которые в каждой машинописи подвергались изменениям. В первой машинописи Филипп Филиппович строго сказал Шарикову: — Не сметь называть Зину Зинкой. Понятно?

Во второй машинописи автор, сам того не заметив, исправил, усилил текст и он приобрел прямо противоположенный задуманному смысл.

Прошу называть Зину Зинкой. Понятно?-с!

В третьей машинописи писатель сделал уточнение:

Не сметь Зину называть Зинкой. Понятно?

В третьей машинописи в предложении «Вся эта история произошла около часу, а теперь было часа три пополуночи, но двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком с вином» автор убирает «с вином».

Добиваясь точности, автор делает фразу более точной. Для того, чтобы расставить акценты и усилить звучание, прибегает к помощи восклицательных знаков.

«— Абсолютно невозможно, — вздохнул отвердил Филипп Филиппович».

«— Абсолютно невозможно! — вздохнув, подтвердил Филипп Филиппович». Из этой машинописи видно, что М.А. Булгаков после «вздохнув», продиктовал «ответил», но на ходу меняет свое решение, слово забивается машинисткой, а дальше пишется более точное «подтвердил».

Первоначально в тексте первой машинописи до правки автора были слова «революционный», «революционер». После того, как их подчеркнул Н.С. Ангарский-Клестов, М.А. Булгаков заменил эти определения другими: «трудовой» и «труженик».

В третьей машинописи М.А. Булгаков в двух случаях оставляет трудового, а в третьем снимает предыдущую правку и восстанавливает слово «революционного»:

«— Чьи интересы, позвольте осведомиться?

— Известно, чьи. Трудового элемента.

Филипп Филиппович выкатил глаза.

— Почему вы — труженик?

— Да уж, известно, не нэпман.

— Ну, ладно. Итак, что же. ему нужно в защитах вашего революционного интереса?26»

В описании Шарикова «Волосы у него на голове росли жесткие, как бы кустами на выкорчеванном поле, а на лице луговой небритый пух». Слово «луговой» писатель заменил на «был» и получилось: «а на лице был небритый пух».

В тексте «и тотчас волна хлынула в коридорчик. В нем она разделилась на три потока: прямо в противоположную уборную, направо в кухню и налево в переднюю. Шлепая и прыгая, Зина захлопнула дверь в нее дверь» М.А. Булгаков заменяет «в нее дверь» на «дверь в переднюю».

В предложении: «Он долго палил вторую сигару, совершенно изжевал ее конец и, наконец, в полном одиночестве, зелено-окрашенный, как седой Фауст, воскликнул», — слово «наконец» автор переносит в конец предложения.

В тексте: «Засим от тарелок подымался пахнущий раками пар, пес сидел в тени скатерти с видом часового у порохового магазина» писатель магазин изменяет на «склад».

И это далеко не все исправления. Правка третьей машинописи показывает, что Михаил Афанасьевич в ней специально ничего не изменяет, а оставляет текст в том виде, в каком бы он мог быть опубликован в альманахе «Недра».

Работа М.А. Булгакова над третьей машинописью повести, которая является как бы неким вариантом первой машинописи, дает для текстолога бесценный материал о характере работы автора над текстом, который он считает завершенным как по замыслу, так и художественно. Как видно из третьей машинописи, М.А. Булгаков не вносит в текст никаких существенных изменений, меняющих ход повествования, деталей, характеризующих персонажей повести. Более того, он не добавляет никаких больших стилистических исправлений, а делает лишь небольшие поправки, устраняет неточности, которые не были замечены им при первых прочтениях.

Однако есть такие опечатки, которые не были замечены М.А. Булгаковым во всех трех машинописях и были авторизованы. Таким примером является «Кран не «над», а «под» раковиной» в предложении «Зина открыла кран под раковиной и Борменталь бросился мыть руки. Зина из склянки полила их спиртом». Ошибка при печатании текста трижды проникла в машинописи. Это могло получиться из-за неправильного прочтения рукописи повести машинисткой при перепечатывании, произошедшее, видимо, вследствие либо невнимательности, либо из-за особенностей почерка М.А. Булгакова, который когда торопился, писал букву «а», как «о», а «о», в свою очередь, как черточку.

В первой машинописи над буквой «п» М.А. Булгаков графитовым карандашом поставил сверху две вертикальные черточки, а потом ручкой обвел и подрисовал справа у буквы «о» хвостик, сделав из нее «а». Однако исправления были сделаны писателем внутри текста, а не вынесены на поля как в корректурах или не написаны над словом, а внутри его и поэтому, если не всматриваться, то их можно не заметить. Этим объясняется написание во второй и третьей машинописях «под раковиной», которые при подготовке текста повести нужно исправить на «над раковиной».

Еще один пример встречается во всех трех машинописях. Климу Чугункину в одном месте 25 лет, а в другом — 28. Приведем для наглядности отрывки текстов:

Из тетради доктора И.А. Борменталя

«23-го декабря. В 8½ часов вечера произведена первая в Европе операция по профессору Преображенскому: под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские яички с придатками и семенными канатиками, взятыми от скончавшегося за 4 часа 4 минуты до операции мужчины 28 лет и сохранявшимися в стерилизованной физиологической жидкости по профессору Преображенскому.»

«В тетради вкладной лист:

Клим Григорьевич Чугункин, 25 лет. Холост. Беспартийный, сочувствующий. Судился три раза и оправдан: в первый раз, благодаря недостатку улик, второй раз — происхождение спасло, в третий — условно каторга на 15 лет. Кражи. Профессия — игра на балалайке по трактирам».

В данном случае невозможно установить, где автором допущена ошибка, поэтому при текстологической проверке повести предлагается оставить текст без исправлений. Оба варианта имеют право на существование и остаются без изменений, но обязательно оговариваются в комментариях.

Эти примеры и ряд других случаев показывают, что М.А. Булгаков не обладал корректорским взглядом и порой не замечал опечаток или ошибок в текстах своих произведений.

Авторская правка есть во всех трех машинописях «Собачьего сердца». Следовательно, они авторизованы, хотя авторское волеизъявление распространяется не на все пространство текста, в котором есть и опечатки машинисток, поправки редактора и др. Основным источником текста становится, как правило, тот, который признан самим автором за окончательный, либо тот, который является результатом последней по времени творческой работы над текстом произведения. Однако, текстологи в последнее время все чаще говорят о необходимости индивидуального подхода к проблеме выбора источника основного текста и тщательной проверки самых авторитетных источников. При этом исчерпывающим и универсальным критерием научной критики текста является изучение его истории.

Изучив историю текста повести «Собачье сердце» и пользуясь критерием творческой воли автора, можно сделать следующие выводы. Первая машинопись носит больше всего искажений текста, вызванных вмешательством в рукопись третьих лиц: машинистки, редактора, неустановленных лиц. Вторая машинопись содержит вынужденную авторскую правку, но не идущую вопреки внутренним убеждениям писателя и сделанную для того, чтобы повесть была опубликована. Третья машинопись, которая является вариантом первой машинописи «Собачьего сердца», выбрана нами за основной источник текста не только потому, что именно в ней зафиксирован последний по времени этап творческой работы автора над текстом произведения. В третьей машинописи самим автором устранены цензурные и автоцензурные искажения. На основании научной критики текста, комплексного сравнительно-текстологического анализа источников и выявления авторской воли, в целом, и во всех деталях третью машинопись следует считать наиболее продвинутым авторским текстом.

Однако и этот источник не освобожден от искажений, дефектов и при подготовке нового научного собрания сочинений М.А. Булгакова с особой строгостью нужно относиться к работе над точностью и выверенностью текстов.

Авторская орфография и пунктуация М.А. Булгакова

Текст повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» нужно печатать по современным нормам орфографии и пунктуации русского языка, но с тщательной проверкой каждой авторской запятой. Очистка текста от явных и скрытых искажений — главная и сложнейшая задача текстолога при подготовке текста к изданию.

«Собачье сердце» печатать следует с воспроизведением больших букв и с воспроизведением начертаний до-Гротовской орфографии в тех случаях, когда эти начертания отражают произношение М.А. Булгакова или лиц его круга. Например, слово «галстух», которое М.А. Булгаков неизменно пишет через «х», а не «к» на конце, так как два написания допускалось у В.И. Даля. Хотя у Я.К. Грота, по которому в России все обучались до 1917 года в издании «Русское правописание» говорится: «Галстукъ (нем. Halstuch). Галстучекъ. Буква ч в уменьшительной форме слова указывает на неверность начертания «галстухъ»27.

На старинный манер, следует оставить начертание отчеств в доносе П.П. Шарикова на Ф.Ф. Преображенского «Зинаиды Прокофьевой Буниной, Ивана Арнольдова Борменталя»

В отношении пунктуации воспроизводить все авторские точки, восклицательные и вопросительные знаки, тире, двоеточие и многоточие. Из запятых воспроизводить лишь поставленные согласно модернизированным правилам пунктуации. Ставятся все знаки в тех местах, где они отсутствуют с точки зрения общепринятой пунктуации, причем отсутствующие тире, двоеточия, кавычки и точки ставятся в самых редких случаях.

Ударения, поставленные самим писателем, воспроизводятся в тексте. Деление текста на абзацы указывается такое, как в машинописях.

Правка Е.С. Булгаковой в «Собачьем сердце»

В повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» есть следы вмешательств не только машинисток, цензуры, редакторов, но и третьей жены писателя Е.С. Булгаковой, которая хотя и исходила из самых лучших побуждений, но после смерти писателя внесла в повесть достаточное количество исправлений.

Правку Е.С. Булгакова сделала только в тексте первой машинописи. Эта правка сделана уже после смерти автора, скорее всего в 1960-х годах черной шариковой ручкой. Вдова Булгакова внесла в текст 40 исправлений: из них 10 пунктуационных, исправила 16 опечаток, 1 грамматическую ошибку, «восстановила» 5 плохо пропечатанных букв и сделала 5 стилистических и смысловых исправлений, на которых остановимся подробнее.

Следует сразу уточнить характер этих исправлений. Все эти пять стилистических правок сделаны Е.С. Булгаковой на основании контекста повести или по догадке, возможном прочтении непонятного слова. Предположения о том, что эти исправления Е.С. Булгакова сделала на основе каких-то дополнительных записей или оставленных указаний писателя, а тем более по памяти, в данном случае не имеют под собой основы. В письме вдовы писателя к его брату Н.А. Булгакову от 17 октября 1960 года читаем: «Вообще до нашей с ним встречи он уничтожал все свои рукописи, оставляя только машинописи. Но с 1930 года я сохранила каждый листок, каждую строку. Сначала Миша подсмеивался, потом стал мне помогать в этом и ничего не выбрасывал»28. Этим объясняется, почему до 1930 года не сохранилось ни одного наброска, черновика, первых вариантов и редакций текстов М.А. Булгакова, а после 1930 года благодаря Е.С. Булгаковой собраны все документы, характеризующие все этапы работы писателя над текстом своих произведений.

Мы знаем, что рукописи повести у Е.С. Булгаковой не было, а если бы она сохранилась, то ее обязательно изъяли бы при обыске ОГПУ вместе с машинописями повести и дневниками М.А. Булгакова. Однако из выписки протокола обыска известно, что были изъяты две машинописи «Собачьего сердца» (скорее всего, первый и второй отпуск первой машинописи), но вернули только одну машинопись. Есть вероятность, что со временем найдется еще один экземпляр первой машинописи повести.

О том, что Е.С. Булгакова не располагала другими источниками «Собачьего сердца», кроме первой и третьей машинописи, говорит документ, который хранится в архиве писателя под названием «Записи для памяти, связанные с хранением и собиранием архива М.А. Булгакова 1950—1960 гг.». В нем перечислены все рукописи, машинописи и прижизненные издания М.А. Булгакова. Напротив «Собачьего сердца» написано: «2 машинописи 1 экз. ГПУ»29. Версия о том, что Е.С. Булгакова сделала эти исправления в тексте «Собачьего сердца» по памяти, малоубедительна, поскольку правку она внесла спустя по меньшей мере 20 лет, а столько времени помнить все исправления представляется маловероятным. Изучение внесенных Е.С. Булгаковой исправлений в текст первой машинописи подтверждает мысль, что они были сделаны на основании контекста повести.

В предложении: «Сорок копеек из двух блюд, а они оба эти блюда и пятиалтынного не стоят, потому что остальные тридцать пять копеек заведующий хозяйством уворовал», — Е.С. Булгакова исправила «тридцать» на «двадцать», что фактически верно и следует из самого текста. Не замеченная в первой машинописи неточность, была исправлена М.А. Булгаковым во второй машинописи: «тридцать» заменено на «двадцать». Текст третьей машинописи набирался с текста первой машинописи и ошибка перешла из одной рукописи в другую и была авторизована.

Еще в одном месте Е.С. Булгакова заменила «кепку» на «копну». Это сложный случай, не подтвержденный текстом не одной машинописи, а сделан на основании содержания повести. Для того, чтобы было понятнее, приведем отрывок из текста повести:

— Мы к вам, профессор, — заговорил тот из них, у кого на голове возвышалась на четверть аршина копна густейших вьющихся черных волос, — вот по какому делу...

— Вы, господа, напрасно ходите без калош в такую погоду, — перебил его наставительно Филипп Филиппович, — во-первых, вы простудитесь, а во-вторых, вы наследили мне на коврах, а все ковры у меня персидские.

Тот с копной умолк, и все четверо в изумлении уставились на Филиппа Филипповича. Молчание продолжалось несколько секунд и прерывал его лишь стук пальцев Филиппа Филипповича по расписному деревянному блюду на столе.

— Во-первых, мы не господа, — молвил, наконец, самый юный из четверых — персикового вида.

— Во-первых, — перебил и его Филипп Филиппович, — вы мужчина или женщина?

Четверо вновь смолкли и открыли рты. На этот раз опомнился первым тот с копной.

— Какая разница, товарищ? — спросил он горделиво.

— Я — женщина, — признался персиковый юноша в кожаной куртке и сильно покраснел. Вслед за ним покраснел почему-то густейшим образом один из вошедших — блондин в папахе.

— В таком случае, вы можете оставаться в кепке, а вас, милостивый государь, попрошу снять ваш головной убор, — внушительно сказал Филипп Филиппович.

— Я не «милостивый государь», — смущенно пробормотал блондин, снимая папаху.

— Мы пришли к вам... — вновь начал черный с КЕПКОЙ.

— Прежде всего, кто это «мы»?

— Мы — новое домоуправление нашего дома, — в сдержанной ярости заговорил черный. — Я — Швондер, она — Вяземская, он — товарищ Пеструхин и Жаровкин. И вот мы...»

Не имея рукописи повести «Собачье сердце», мы можем только гадать, что написал М.А. Булгаков собственной рукой: «копна» или «кепка». Считать ли это опечаткой машинистки, что тоже возможно, так как эти слова очень похожи по начертанию, состоят из шести букв, четыре из которых одинаковые. Как бы поступил писатель в этом случае, если бы ему указали на это несоответствие, нам так и не удастся узнать. Возможно, он исправил бы «кепку» на «копну», а может быть и вообще вычеркнул «с кепкой». Так он поступил в похожем случае в предложении «взвинченные коньяком с вином», который будет описан ниже.

В самом начале М.А. Булгаков говорит про Швондера, что «у кого на голове возвышалась на четверть аршина копна густейших вьющихся черных волос»

Затем: Тот с копной умолк,

Далее: На этот раз опомнился первым тот с копной.

Еще ниже: вновь начал черный с кепкой

В самом конце: в сдержанной ярости заговорил черный.

И далее он везде по тексту именуется только Швондером.

В «кепке» по тексту повести остался стоять только «персиковый юноша», который оказался женщиной Вяземской.

Этот пример еще раз подтверждает, что исправления Е.С. Булгакова вносила на основании контекста повести. На это исправление обратили внимание и согласились с ним все публикаторы произведений М.А. Булгакова. Во всех печатных источниках текста «Собачьего сердца» вместо «кепки» у Швондера «копна». Этот случай показывает, что в текст повести должны быть внесены конъектуры и их необходимо пояснять в текстологических комментариях.

Другой пример показывает, что если даже по смыслу и из контекста следует какое-то конкретное слово, совсем не обязательно, что М.А. Булгаков, если бы заметил, то сделал бы так, как это исправила Е.С. Булгакова.

У М.А. Булгакова: «Вся эта история произошла около часу, а теперь было часа три пополуночи, но двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком с вином». Е.С. Булгакова на основании контекста изменяет «с вином» на «с лимоном». Как и в предыдущих случаях, Е.С. Булгакова поступила как добросовестный редактор и попыталась «улучшить», сделать более правильным и точным текст повести на основании контекста. Чуть ранее в повести есть такие слова: «Между врачами на круглом столе, рядом с пухлым альбомом, стояла бутылка коньяку, блюдечко с лимоном и сигарный ящик». Спустя несколько страниц — второе «основание» для исправления: «Филипп Филиппович жестом руки остановил его, налил себе коньяку, хлебнул, пососал лимон и заговорил». Фактически Е.С. Булгакова, исправляя «с вином» на «с лимоном» сделала, как ей казалось, правильно. При этом, если она позволила себе внедряться в авторский текст, если видела какие-то несоответствия, то она могла поступить другим образом, так, как это сделал М.А. Булгаков в третьей машинописи. И тем более странно, что она этого не сделала, так как сама же печатала третью машинопись. В ней, как уже говорилось, М.А. Булгаков снял слово «с вином» и получилось «...двое в кабинете бодрствовали, взвинченные коньяком». Во второй машинописи «Собачьего сердца» было, так же как и в первой — «взвинченные коньяком с вином».

Если внимательно вчитаться в текст повести, то становится ясно, что Е.С. Булгакова действовала как редактор, что подтверждает еще один пример. В первой и второй машинописи было так:

«Борменталь подал ему склянку, в которой болтался на нитке в жидкости белый комочек. Одной рукой «Не имеет равных в Европе... ей-богу» — смутно подумал Борменталь он выхватил болтающийся комочек, а другой ножницами выстриг такой же комочек в глубине где-то между распяленными полушариями».

В сцене операции Е.С. Булгакова сделала уточнение, вставив имя и отчество профессора (выделено нами). Предложение «Не имеет равных в Европе... ей-богу» — смутно подумал Борменталь» взяла в круглые скобки и вычеркнула местоимение «он». В результате получилось:

«Борменталь подал ему склянку, в которой болтался на нитке в жидкости белый комочек. Одной рукой Филипп Филиппович («Не имеет равных в Европе... ей-богу» — смутно подумал Борменталь) выхватил болтающийся комочек, а другой ножницами выстриг такой же комочек в глубине где-то между распяленными полушариями».

На этот момент в тексте автор обратил внимание в третьей машинописи и сделал следующее исправление:

«Борменталь подал ему склянку, в которой болтался на нитке в жидкости белый комочек. «Не имеет равных в Европе, ей-богу...» — смутно подумал Борменталь. Одной рукой Филипп Филиппович выхватил болтающийся комочек, а другой — ножницами выстриг такой же комочек в глубине где-то между распяленными полушариями».

Проблема редакторского вмешательства в авторский текст не простая. Существует точка зрения, что редактор не только имеет право, но и обязан исправлять неточности, ошибки текста и т. п., что и делает Е.С. Булгакова. Но существует и другой подход. О нем говорится в одном из рассказов С. Довлатова: «Редактор писателю не требуется. Даже хорошему. А уж плохому — тем более»30. С. Довлатов высказал в художественной форме те правила, которые авторы хотели бы предложить редакторам и текстологам: «Видимо, ошибки, неточности — чем-то дороги писателю. А значит, и читателю. ...Я бы даже опечатки исправлял лишь с ведома автора. Не говоря уже о пунктуации. Пунктуацию каждый автор избирает самостоятельно»31.

Е.С. Булгакова делала не только редакторские исправления. Один момент в тексте повести позволяет высказать мнение, что вдова писателя иногда выступала в роли текстолога и пыталась правильно прочесть слово.

В третьей машинописи, выбранной за основной источник текста, на месте этого слова пропуск:

«Шарик читал! Читал!!! /Три восклицательных знака/. Это я догадался! По Главрыбе! Именно с конца читал! И я даже знаю, где разрешение этой загадки: в . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . зрительных нервов у собаки!»

В других источниках текста:

В первой машинописи: «в пере|р+у л+с к+в с+к е| зрительных нервов у собаки!».

Во второй машинописи до правки автора: «в перерезке», а после авторской правки: «в перекресте».

Е.С. Булгакова, не имея второй машинописи, прочла неразборчивое слово, как «в перерезке», и эта ошибка вкралась во многие печатные издания. Очевидно, что в рукописи у Булгакова было «перекресте», но машинистка не разобрала слова, неправильно его напечатала, а потом исправила, забив сверху другими буквами. Это привело к тому, что слово стало невозможно прочесть. М.А. Булгаков знал это слово и поэтому в первой машинописи не заметил, что слово стало невозможно прочесть. Спустя несколько лет, когда надиктовывалась третья машинопись, сам писатель не смог ни разобрать это слово, ни вспомнить, поэтому на месте слова «перекресте» оставил пропуск, чтобы заполнить его позже.

Во второй машинописи, другая машинистка, прочитала это слово как «перерезке». М.А. Булгаков, имея под рукой рукопись или помня текст, исправил «в перерезке» на «в перекресте». Несомненно, это очень важный для М.А. Булгакова момент. Писатель тщательно подбирал слова, имеющие научно-медицинский смысл. Для М.А. Булгакова это было важно как для писателя, так и для врача. При изданиях повести в основной источник текста и в текст первой машинописи нужно внести конъектуру в «перекресте». Обязательно и подробно объяснять это место в текстологическом комментарии.

Итак, как видно все исправления Е.С. Булгаковой одного характера и порядка, продиктованные желанием сделать текст М.А. Булгакова «более правильным» на основании контекста. Однако не со всеми исправлениями вдовы писателя можно согласиться.

Примечания

1. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 20, ед. хр. 10.

2. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 20, ед. хр. 10.

3. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 27, ед. хр. 7.

4. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 20, ед. хр. 10.

5. Михаил и Елена Булгаковы. Дневник Мастера и Маргариты. М.: Вагриус, 2001. С. 65.

6. НИОР РГБ. Ф. 9, к. 9, ед. хр. 11.

7. Раабен И. В начале двадцатых // Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988. С. 130.

8. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 5, ед. хр. 1.

9. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 5, ед. хр. 1.

10. Раабен И. В начале двадцатых // Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988. С. 128.

11. Колесникова Е.И. Нет документа, нет и человека... Обзор биографических материалов М.А. Булгакова в Пушкинском доме // Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Биография. В 3 т. Т. 3. С. 150—151.

12. НИОР РГБ. Ф. 9, к. 9, ед. хр. 1.

13. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 20, ед. хр. 10.

14. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 20, ед. хр. 10.

15. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 20, ед. хр. 10.

16. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 20, ед. хр. 10.

17. Михаил и Елена Булгаковы. Дневник Мастера и Маргариты. М.: Вагриус, 2001. С. 58—59.

18. Михаил и Елена Булгаковы. Дневник Мастера и Маргариты. М.: Вагриус, 2001. С. 71.

19. НИОР РГБ. Ф. 562. к 27, ед. хр. 13.

20. НИОР РГБ. Ф. 562. к 27, ед. хр. 13.

21. Михаил и Елена Булгаковы. Дневник Мастера и Маргариты. М.: Вагриус, 2001. С. 76.

22. Сахаров В. Михаил Булгаков: писатель и власть. По секретным архивам ЦК КПСС и КГБ. М.: Олма-Пресс, 2000. С. 434.

23. Цитаты здесь и далее по тексту приводятся так, как в авторизованных машинописях «Собачьего сердца» с сохранением авторской орфографии и пунктуации и орфографии и пунктуации 1930-х годов.

24. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 1, ед. хр. 15.

25. Булгаков М.А. Дневник. Письма. 1914—1940. М.: Современный писатель, 1997. С. 71.

26. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 1, ед. хр. 16.

27. Грот Я.К. Русское Правописание. Руководство. 14-е изд. СПб., 1890. С. VII.

28. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 33, ед. хр. 1.

29. НИОР РГБ. Ф. 562, к. 54, ед. хр. 51.

30. Довлатов С. Наши. С. 181 // Собр. Соч в 3 т. Т. 2. С.Пб.: Лимбус-Пресс, 1995.

31. Довлатов С. Наши. С. 182 // Собр. Соч в 3 т. Т. 2. С.Пб.: Лимбус-Пресс, 1995.