(Конспект)
Преклоняясь перед покойным писателем, булгаковеды от всего сердца одаряют его положительными чертами. Исходя из своих представлений о положительных чертах, разумеется. Одни, как А.П. Кончаковский, ставят на его книжные полки все самые лучшие книжки, какие, с их точки зрения, должен был читать хороший писатель.
Другие, справедливо полагая, что интеллигентный человек должен в совершенстве владеть хотя бы несколькими иностранными языками (вот и Булгаков так считал: его герой, мастер, знает пять языков), от чистого сердца объявляют писателя полиглотом.
П.В. Палиевский, например, уверен, что такому писателю, как Михаил Булгаков, надлежит знать (кроме родного русского) по крайней мере еще восемь языков, притом, надо думать, в совершенстве. И в авторитетнейшем справочном издании, в каких принято представлять только бесспорную и краткую информацию, пишет о Михаиле Булгакове:
«Получил прекрасное домашнее воспитание. Впоследствии Б<улгаков> говорил жене: "Знаешь, я очень благодарен отцу, что он заставил меня выучить языки", т. е. французский, немецкий, английский, греческий и латынь. Украинским, выросши в Киеве, владел свободно, испанский и итальянский добавились в 30-е гг. в Москве»1.
Несколько строк, а читается как детективный роман: что ни фраза, то загадка, достойная Эркюля Пуаро.
«Прекрасное домашнее воспитание»... Любопытно, что бы это значило? Гувернеры, что ли? Профессора приходили на дом?
Не было гувернеров. И на домашних учителей денег тоже не было. Семья ведь не помещичья: интеллигентная, трудно жившая семья, семеро детей, и всем надо дать образование... Учились в гимназии, и учиться нужно было хорошо, чтобы претендовать на освобождение от платы за «право учения».
«Впоследствии говорил жене...» Поскольку П.В. Палиевского при цитируемом разговоре Булгакова с женой не было, то должна быть отсылка к источнику. Отсылки нет, и немудрено: этого Булгаков жене не говорил...
Елена Сергеевна рассказывала мне (может быть, не только мне, может быть, другим тоже, например П.В. Палиевскому): Булгаков частенько вспоминал, что отец требовал, чтобы дети изучали языки. В пересказе Е.С. голос Булгакова звучал со вздохом: родители часто дают умные советы, а дети начинают понимать это, когда вырастут и родителей на свете уже нет. Булгаков всегда жалел, что в юные годы так небрежно отнесся к изучению языков...
Приведенный П.В. Палиевским перечень — французский, немецкий, английский, греческий и латынь — всего лишь джентльменский набор, приличествующий порядочному человеку, получившему «прекрасное домашнее воспитание». А украинский, испанский и итальянский неожиданно добавились из моих работ (о чем ниже).
Хорошо, что П.В. Палиевскому не попались в руки мои «Записки о Михаиле Булгакове», иначе он непременно приписал бы Булгакову владение ивритом и исчезнувшим арамейским: в «Записках о Михаиле Булгакове» приведены сделанные Булгаковым выписки отдельных слов на иврите и на арамейском. Выписки, естественно, сделанные латиницей, в немецкой транскрипции.
В ту пору, когда Булгаков учился в гимназии, в программы входили не пять языков, а только три: французский, немецкий, латынь. Древние языки в гимназических курсах были уже заметно потеснены естественными науками, но латынь все еще считалась основой классического образования, была ведущим предметом и преподавалась добротно. В восьмом классе, например, пять уроков в неделю. (Для сравнения: русская словесность — четыре недельных урока, математика — три, французский язык — три, немецкий — два.)
У гимназиста Булгакова по латыни чаще четверки, чем пятерки, в восьмом, выпускном классе — скандальная тройка, перешедшая в аттестат зрелости. Надо, впрочем, иметь в виду относительность школьной отметки не только у разных педагогов, но и в разные эпохи. Ведь не случайно вносили плату не за «учение», а за «право учения». Гимназия не брала на себя ответственность за успехи своих учеников: считалось, что гимназический курс по силам не каждому. Отметки ставились сурово. Второгодничество было в обычае. И, например, вместе с Михаилом Булгаковым третий класс благополучно окончили и были переведены в четвертый тридцать восемь учеников, а семеро сразу же оставлены на второй год и восемнадцать получили осеннюю переэкзаменовку. В четвертом были оставлены на второй год двое, четырнадцать получили «экзамены после каникул». В шестом осенние экзамены назначены двадцати двум ученикам, почти половине класса2.
Латынь — несмотря на тройку в аттестате — Михаил Булгаков усвоил прочно. По крайней мере, в пределах гимназического курса. И когда в его романе «Мастер и Маргарита» Понтий Пилат говорит по-латыни и Иешуа Га-Ноцри включается в диалог на латинском языке, писатель, надо думать, слышит четкое звучание этого экономнейшего из языков.
В библиотеке Булгакова были античные авторы — на русском языке и, полагаю, на латыни. Среди немногих сохранившихся книг его библиотеки, судя по описи переданных в «Ленинку» книг, были Корнелий Непот (на русском языке), парижские издания Тацита и Овидия Назона.
В черновых тетрадях романа «Мастер и Маргарита» выписки на латинском языке (из простейших источников выписки — из «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона, из Тацита, записи отдельных грамматических форм) сделаны уверенно, без затруднений. И, думаю, с детства усвоенные начала латыни помогали взрослому Булгакову так легко ориентироваться в европейских языках, включаться, когда ему было нужно, в английский, испанский, итальянский, совершенствоваться во французском, который он вынес из гимназии в меньшем объеме, чем хотел бы.
Впрочем, Константин Паустовский отметил: «Мы все хорошо знали латынь» («Повесть о жизни», глава «Золотая латынь»). А Булгаков — студент-медик! — обращался к латинскому языку и в университете.
Второй «мертвый» язык — греческий — был отменен как обязательный предмет в гимназии в 1901 году — как раз в год поступления Михаила Булгакова в первый класс. Он еще преподавался факультативно, для желающих; уроки назначались по утрам, за час до общих занятий, и проводил обыкновенно эти уроки старик Поспишиль (которого гимназисты, если верить Паустовскому, называли Опоздалем) или С.Б. Трабша, преподававший у Булгакова латынь.
Михаил Булгаков, по-видимому, эти уроки не посещал. Сужу по тому, что ни в аттестате, ни в Общих ведомостях гимназии никаких отметок по этому предмету у него не значится.
Но дух греческого языка в стенах гимназии еще витал. Этот язык отлично знали учителя, даже самые младшие из них, такие, как Селиханович, — все они в разное время окончили классическую гимназию, большинство — эту самую, Киевскую первую. Все они в школьные годы читали «Илиаду» в оригинале и знакомились с Лукианом3. Некоторые из учителей Булгакова — не только латинист Трабша, но и историк Бодянский — в разное время были преподавателями этого языка.
Культура Древней Греции в детские годы Михаила Булгакова в гимназии была жива. Не знаю, был ли велик интерес будущего писателя к этой культуре, но можно предположить, что это был живой интерес. Язык был жив, реален, конкретен...
А это значит, что Булгаков мог прочесть какую-то фразу на древнегреческом, и какие-то строки из «Илиады» были на слуху не только в переводе Гнедича, но и в оригинале... И Лукиан...
Великий сатирик древности, на которого оглядывались все — Рабле, Свифт, Шекспир... Веселый богохульник Лукиан, переспоривший самого Зевса («...ты и сам висишь, как только что признался, на тонкой нитке...»). И не отсюда ли диалог Иешуа и Пилата?
А живые языки?
Так получилось, что немецкий в гимназии усвоил слабо и в анкете (Большой театр) даже не указал. «Прошу отпустить со мной жену, которая будет при мне переводчиком... (не говорю по-немецки)» — 21 февраля 1928 г. (И что значит — знать язык? Вот Е.С. свободно владела немецким: это же был обиходный язык, и брат ее постоянно бывал в немецкой опере; а когда приехала в Германию к брату — очень мучилась: тяжело говорить на языке, который вне обихода... Тем более читать книги на этом языке — практика же нужна.)
Так что когда булгаковеды уверяют вас, что Булгаков штудировал ученые брошюры на немецком языке, стоит усомниться в этом... Любопытно, что в этом отношении я встретила единомышленника: Дж. Куртис, пришедшую к этому своими путями:
«Хотя Булгаков знал немецкий со школьных дней <...>, тем не менее можно предположить, что он все же знал немецкий хуже французского. Следовательно, можно опровергнуть утверждение И. Галинской, будто Булгаков достаточно хорошо владел немецким, чтобы работать прямо с немецкого источника, когда собирал материалы для "древних" глав "Мастера и Маргариты". <...> Нет никаких документальных или текстуальных доказательств ее теории, и хочется предостеречь критиков от приписывания Булгакову слишком хорошего знания языков. Повторяем, что, насколько мы знаем, он довольно редко читал книги на иностранных языках, и в этих редких случаях читал почти исключительно на французском»4.
(Очень редко встречаю такие превосходные работы. Когда-то меня восхитила Лесли Милн — тоже англичанка. Редактор, смеясь, вымарывал гирлянду эпитетов — и всё в превосходной степени: «Но так же нельзя!» — зато вписывал какие-то нелепые ссылки на М.О. Чудакову.
Другой случай — Кушлина и Смирнов, без ссылок на единственную, но самостоятельную статью которых не обходится ни одна моя книга. И вот третий случай — Джулия Куртис.)
Тем не менее — Гёте разбирал. Он любил оригиналы. Комедии Мольера — на французском... «Дон Кихот» — на испанском... Диккенс — на английском... Гёте, вероятно, был в стихотворном переводе, может быть, более чем в одном. И непременно в переводе прозаическом. Потом — где-то уже в 30-е годы — раздобыл «Фауста» на немецком языке: эпиграф к роману «Мастер и Маргарита» первоначально выписан по-немецки...
Он был талантливым лингвистом, у него было удивительное чувство музыки другого языка. В разные периоды своей жизни он то обращался к французскому, то брал уроки английского, знакомился с испанским или итальянским; степень его ориентировки в каждом из этих языков в разные периоды его жизни можно проследить довольно точно. Но полиглотом Булгаков не был.
Французский язык Булгаков знал лучше, чем немецкий. Правда, все же не настолько, чтобы читать многотомные труды историков на этом языке... Даже французский и Л.Е. и Е.С. знали лучше, чем он.
Французский — самый легкий, конечно, бытовой — был обиходным в интеллигентной среде его детства и юности... в интеллигентной среде, к которой он принадлежал по рождению... Хотя придется признать, что в Первой киевской гимназии, в которой учился Булгаков, и именно в тот период, когда учился Булгаков, преподавание французского языка было поставлено из рук вон плохо.
Но в пору детства Булгакова французский язык был для него живым. Не очень-то изученным, слабо освоенным, но — живым. Мать свободно владела французским. Старуха с Андреевского спуска говорила мне, что женщины иногда говорили между собою по-французски (devant les gens5). Остатки этого легко присутствующего французского языка я помню еще со своего детства.
Поэтому по-французски у него болтает Аметистов. И Милославский в «Блаженстве». Даже Кири-Куки... Язык это? Гм... Очень относительный, очень слабый, но — ходовой. С небольшим, но весьма своеобразным словарным запасом...
Слушал энергию фразы... Разбирал хорошо знакомую комедию Мольера, вслушиваясь в энергию фразы...
Впрочем, в какой-то поздней анкете — в Большом — Булгаков указал французский как язык, который он знает. И немного — английский... Е.С. уверяла его, что он знает французский. А Любаша относилась к его знаниям иронически... Впрочем, что такое «знать язык»? — говорила она мне. Я думала, что знаю французский, а приехала в Париж — оказалось, не знаю...
Нужно разобрать уровень владения украинским, испанским и итальянским. Что значит «украинским владел свободно»? Конечно, любили язык... Конечно, пели украинские песни... И Мурка Лиснянская щеголяет на фотографии в вышитой рубашке...
Вы думаете — всякий, выросший в Киеве, свободно владеет украинским языком? Когда бы так — какое прелестное решение национальных вопросов...
Отлично знал мелодию украинского языка. Именно на слух, музыкально. Читал ли тексты? Разве что «Кобзарь». А может быть, и великого Кобзаря не столько читал, сколько слушал. (Шевченко знал. Доказывать — не буду. Просто — слышу.) Из чьих уст? Да мало ли из чьих...
Джулия Куртис цитирует мое интервью, где я будто бы обнаружила украинизмы в «Мастере».
Совершенно справедливые сомнения. Мелодия украинского языка великолепно слышна в отдельных главах «Белой гвардии». Так же как интонации французского поразительно вплетаются в ткань «Жизни господина де Мольера». И ни того, ни другого вы не обнаружите в романе «Мастер и Маргарита», и потому никаким образом я не могла говорить того, что с недоумением обнаружила в этом интервью Джулия Куртис. Эти строки — целиком на совести журналистки, бравшей интервью. Так сказать, ее сочинение.
О чем говорит испанский язык его писем? О том всего лишь, что по складу своей личности и таланту лингвиста самое малое знание языка становилось для него живым, веселым, активным...
Как я читала его испанские письма? Отправилась в университет — уж не помню, на какой факультет и курс, но именно на тот, где, как мне сказали, училась группа студентов из Южной Америки. Парни и девушки радостно окружили меня, и по тому, как они переглядывались, подавляя смех, все поняла («Как смеялся бы Сервантес», — писал Булгаков)... И то, что в испанском не пропускают глагол-связку, и так не пишут...
Мне повезло: сохранился учебник испанского языка (М. Гирра. Краткое практическое руководство для изучения испанского языка. М.; Пг., 1915), и в нем рукою Булгакова подчеркнуты отдельные слова.
В книге очень мало помет, и это не учебные пометы: по-видимому, он просто просматривал, просто читал учебник, подчеркивая кое-что для писем к Е.С.
Как я нашла те строки из «Дон Кихота», которые использовал Булгаков...
По торжественности отдельных строк я вдруг поняла, что уж это-то не из учебника, а из «Дон Кихота».
Вы думаете, легко было найти в Харькове «Дон Кихота» на испанском языке? В огромной университетской библиотеке мне с трудом разыскали «Дон Кихота» в издании XVIII века! Толстый том на чужом языке, набранный сплошь — без абзацев. Легко ли найти на чужом языке нужный фрагмент? У меня ушла уйма времени — целых полчаса, не меньше.
Могу ли я после этого сказать, что овладела испанским языком? Смешно... Нет, ни в какой степени...
Итальянский... Джулия Куртис попробовала обратиться к итальянским романсам. Мой взгляд обратился к опере...
Булгаков ведь любил оперу с юных лет... В Киев приезжали гастролеры — мировые знаменитости, — а интернациональным языком в опере всегда был итальянский... Неужели недостаточно, чтобы написать Елене Сергеевне несколько слов?
Примечания
1. П.В. Палиевский. «Булгаков М.А.». — «Русские писатели 20 века. Биографический словарь». М.: БРЭ, 2000.
2. Архив города Киева. Ф. 108. Оп. 94. Ед. хр. 80. Лл. 70—70 об. и 169—169 об.; Ед. хр. 87. Лл. 170 об. — 171.
3. См.: Столетие Киевской первой гимназии. Т. 3. Киев, 1911. С. 481.
4. Дж. Куртис. М.А. Булгаков и иностранные языки // Творчество Михаила Булгакова. Исследования. Материалы. Библиография. Кн. 3. С. 119—120.
5. При посторонних (фр.). — Ред.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |