Предисловие

«Мастера и Маргариту» сам Булгаков называл «последним, закатным романом». И не потому только, что он знал о приближающейся неизбежной смерти. «Что бы я мог написать после "Мастера"?» — запишет он как-то в своем дневнике. И, опять же, не потому, что творческие силы его иссякли — наоборот, он находился в самом расцвете творческих сил. Не в нем самом было дело, а в жизни, в том состоянии общества, в котором он жил. Великий мастер, тесно связанный со своим временем, он видел закат великой культуры. Вместе с его героем — Мастером сходят со сцены вечные силы, а вот смогут ли они вновь вернуться, кто знает. Ну, а без связи с вечностью какая же может быть культура, какая литература, какое произведение искусства, какое-вообще творчество! Так, что-то злободневное, однодневное, какой, кстати, и стала почти вся наша литература (литература социалистического реализма). Кстати, Воланд, провоцируя Мастера, предлагает ему вместо Пилата начать описывать Алоизия Могарыча, сочинившего когда-то донос на Мастера. Ничего не скажешь, предлагает, как раз идя в ногу со временем. Мастер отвечает ему на это: «Лапшенникова не напечатает, — и прибавляет самое главное: — Да это и неинтересно». Потому-то, наверное, Булгаков так и говорит: «Что бы я мог написать после "Мастера"?» И если Мастер, пожалуй, еще мог бы закончить свой роман, сам Булгаков, думается, такой возможности уже не имел — настолько быстро все менялось, и далеко не в лучшую сторону. Правда, оставляя в живых Ивана — единственного ученика Мастера, он тем самым оставляет и предполагает такую возможность на будущее. И сам Иван обещает Мастеру написать продолжение «Пилата». Но пока что, увы, обещание осталось невыполненным.

Кстати, как разнятся почти одинаковые, на первый взгляд, концы романа Мастера и романа самого Булгакова. Оба романа кончаются словами: «...пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат». Оба героя — Пилат у Мастера и Иван у Булгакова — после перенесенного и пережитого засыпают более или менее спокойным сном: глубоким — Пилат, почти счастливым — Иван. Но Пилат засыпает сам — отчасти от непривычной душевной усталости, отчасти уже чуть-чуть успокоившийся — что-то сделать ему удалось, по крайней мере, он начал свой трудный путь к Иешуа. Ивану же удается уснуть только после успокоительного укола. И самое главное — в романе Мастера перед внутренней силой Пилата отступает постепенно луна, выцветает, и он встречает рассвет уже без нее, то есть без обмана. Иван же просто купается в обманчивом лунном свете. И выйдет ли он из этого двойного обмана — успокоительного укола и луны — кто знает...

Попробуем еще раз уяснить сюжет романа. Он начинается с того, что в час небывало жаркого заката в Москве, когда солнце в каком-то сухом тумане валилось за Садовое кольцо, когда, казалось, уже нечем было дышать, идут к Патриаршим прудам два литератора — председатель МАССОЛИТа, редактор толстого литературно-художественного журнала Михаил Александрович Берлиоз и поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом «Бездомный», и ведут разговор об Иисусе Христе. Дело в том, что Берлиоз заказал Ивану для очередной книжки журнала большую антирелигиозную поэму о Христе. Иван эту поэму сочинил, и даже в очень короткий срок, но, увы, нисколько ею Берлиоза не удовлетворил. Очертил Иван Иисуса самыми черными красками, но получился у него совершенно живой, реально существующий персонаж, Берлиоз же хотел доказать Ивану, что Иисуса-то этого никогда не существовало на самом деле и что все рассказы о нем — простые выдумки, самый обыкновенный миф. Разумеется, все свои доказательства Берлиоз красноречиво подтверждал разного рода теориями, опорой на известных историков, многочисленными свидетельствующими против существования Христа фактами, собиранию которых он, собственно, и посвятил свою жизнь.

Впрочем, начинать, наверное, надо все-таки не отсюда, а с появления романа Мастера, потому что именно роман Мастера нанес первый (и самый ощутимый) удар по Берлиозу (а через него — и по всем тем, кто стоял за ним, как за прикрытием), по всем его теориям и доказательствам, а значит — и по всей его жизни. А Иванова поэма и весь разговор о ней были уже только следствием этого романа, то бишь, этого первого удара. Итак, Мастер написал роман. Одни называют его романом о Христе, другие — о Пилате. Сам Мастер на вопрос Воланда: «О чем роман?» — ответит коротко: «Роман о Понтии Пилате». Что ж, будем его называть романом о встрече Пилата с Иисусом (Иешуа). Повторяю, он нанес первый удар, пробил первую брешь в таком, казалось бы, прочном, налаженном, благополучном существовании Берлиоза (и ему подобных), сумевшего загородиться, забаррикадироваться не только от всего опасного для себя, но, по сути, от всего мало-мальски живого — и своей внешностью, этими вот сверхъестественных размеров очками, и своим ужасающим красноречием, и всеми теориями и доказательствами. И главное — тем, что Иисуса никогда не существовало, никогда не было на свете, то есть ничего иного, никакой иной жизни никогда не было, а, стало быть, существование таких, как Берлиоз, вполне оправдано. И вот роман Мастера — о живой встрече Пилата с Иисусом. Надо еще сказать, что повествование Мастера совершенно не совпадало с евангельскими рассказами. Мастер освободил своего Иешуа от всякой мистики, он нигде не назван Христом, нигде ни слова не говорится о его воскресении. Хотя заметим, что возможность превращения Иешуа в Бога просматривается. Но это превращение обусловлено самой его природой, его внутренней (очень хрупкой) человеческой сущностью, а не чем-то сверхъестественным. Он был реальным и живым, это не требовало никаких доказательств, просто, как скажет Воланд, он существовал — и все. Потому-то, наверное, Берлиоза так ударило. Нет, сам Берлиоз внешне не прореагировал, ни одной статьи за его подписью как будто не появилось, в непосредственной травле Мастера он не участвовал, но вокруг него закричали, завопили, завизжали наиболее возбудимые — Ариманы, Мстиславы Лавровичи, Латунские... Бездна тьмы, куда сильнее тьмы, когда-то пришедшей со Средиземного моря и накрывшей прокуратора Иудеи, обрушилась на Мастера и поглотила, раздавила и его самого, и роман о Пилате. Он бросает в огонь «Пилата», а сам вскоре оказывается в психиатрической лечебнице.

Итак, роман Мастера пробил первую брешь в берлиозовском благополучии. Нет, не в том смысле, что началась какая-то переоценка собственной жизни (или хотя бы неудовлетворенность ею). Это на первых порах недоступно даже Ивану. В Берлиозе же в этом отношении не сдвинулось ничего, но в нем шевельнулся страх или какое-то подобие страха, какая-то внутренняя тревога за свое существование, которая постепенно будет расти. Начнется постепенный разлад в его благополучии, что, в конце концов, и приведет его к гибели. Что же касается Ивана, то у того в голове возникнет все усиливающаяся путаница. Это и была та брешь, о которой мы говорили и в которую сумел пробраться Воланд (не Иисус, а Воланд, потому что прямой путь Иисусу к булгаковским героям закрыт). Начинается что-то вроде поединка между Берлиозом и Иваном, с одной стороны, и с другой — Воландом. Разумеется, ни Берлиоз, ни Иван этой схватки не выдерживают (она оказалась не под силу даже Мастеру), в результате Берлиоз оказывается на рельсах, а Иван попадает в психиатрическую лечебницу. Здесь Иван встречается с Мастером. Эта встреча и для Ивана, и для Мастера оказалась во многом решающей. Она, прежде всего, хоть в какой-то мере встряхнула Мастера. Приговоривший себя чуть ли не к пожизненному заключению в лечебнице, от всего отказавшийся — от «Пилата», от собственного имени, от Маргариты, от жизни вообще — Мастер после рассказа Ивана о Воланде готов теперь отдать за собственную встречу с Воландом последнее, что у него было, — ключи от выходящей на балкон двери, по сути, ключи от последней хоть какой-то свободы.

Встреча эта происходит. Воланд «извлекает» Мастера из псих-лечебницы. Но, увы, эта встреча оказывается не по силам Мастеру. Ни противостоять Воланду, как прежде в романе он во многом противостоял Иисусу своим Пилатом, ни соединиться с ним (хотя бы в той мере, в которой соединяется с ним сделавшаяся ведьмой Маргарита), чтобы отомстить Латунским, он не может. Для соединения не достает ярости, а противостоять — уже нечем. На балу у Воланда он повторно отказывается от своего «Пилата», и Воланд, по просьбе Маргариты, возвращает Мастера в подвал. В тот самый, в котором еще год назад, полный надежд, он писал роман. И там все так же, как и было: и печка, и раковина с краном, и лампа под абажуром, а на столе по-прежнему лежит стопка совершенно целых тетрадей — извлеченный и возвращенный роман о Пилате. Но теперь уже «Пилат» утратил свою былую, живую силу и даже дрожи, даже недавней ненависти уже в Мастере не вызывает. Маргарита, правда, перечитывает главы про «тьму, пришедшую со Средиземного моря», самые живые главы «Пилата», но после этого перечитывания ощущает только одно желание — спать. Все, повторяю, утрачивает свою прежнюю живую силу, а без этого что теперь делать в их подвале? Правда, Маргарита говорит: «Как-нибудь». Но «как-нибудь» все-таки не получается. Мастер, создавший роман о Пилате — о встрече и во многом споре человека с Богом, теперь собирается расположиться в подвале и нищенствовать. В наше время это, наверное, вряд ли кого бы смутило, у нас случаются вещи и похуже. Но во времена Булгакова это еще казалось противоестественным. Противоестественно это, наверное, и для самого Мастера: что-то в нем все-таки еще уцелело. И происходит еще одна встреча Мастера и Маргариты с Воландом. Тот снова «извлекает» Мастера — теперь уже из подвала и, выполняя просьбу прочитавшего его роман Иешуа, уносит его с земли. Теперь облегченный и улетающий с земли Мастер получает внутреннюю возможность освободить и своего героя — Пилата, чтобы уже окончательно освободиться и самому. И он кончает свой неоконченный роман одной фразой: «Свободен, свободен! Он ждет тебя». Освобожденный Пилат по лунной дороге спешит навстречу Иешуа, а Мастер и Маргарита летят в лечебницу, чтобы проститься с единственно близким Мастеру человеком, его единственным учеником — Иваном Николаевичем Поныревым-Бездомным, который уже сам догадался о предстоящей встрече Мастера с Воландом и ждет Мастера. Потом последнее прощание с землей, последний земной спор и дальше — последний романтический приют и покой. Так кончается история Мастера. А что же Иван? Встреча с Мастером стала решающей и для него. Стихи он писать бросил, и, видно, начался и выход его из-под влияния Воланда. Теперь его другое интересует. Как он скажет при прощании Мастеру: «Я другое хочу написать». И Мастер даже оживится: «А вот это хорошо, это хорошо. Вы о нем продолжение напишете». Но вот продолжения этого, как мы уже говорили, так и не последовало. После ухода Мастера неожиданно затопчется Иван на месте, начнется его хождение «по дурному кругу», бесконечное возвращение к одному и тому же, купание в лунном обмане, и выйдет ли Иван из этого обмана, разорвет ли он этот порочный круг, вернется ли к продолжению «Пилата» и тем более — каким будет это продолжение, — на это ответа не дано: роман Булгакова не окончен...