Что-то в ней изменилось после бала, устроенного Воландом. Она по-прежнему любила Мастера и физически принадлежала ему. Искренне продолжала ненавидеть людей, причинивших ему зло. Но душа ее рвалась к Воланду. Или нет. Даже не к Воланду. Правильнее будет сказать — в его мир. Она хотела быть наравне со свирепым с виду, но очень добрым и справедливым Азазелло. Творить чудеса рядом с Коровьевым-Фаготом, с его длинной нескладной фигурой и козлиным дребезжащим тенорком. И уж совсем по душе ей был простецкий и компанейский кот Бегемот. И даже с Геллой она могла подружиться. Лишь бы получить право на почтительное «мессир».
А еще она стала свободной. Никакие условности в виде совести, стыда, жалости, раскаяния ее больше уже не связывали. Оставаясь внешне красивой и эффектной женщиной, она чувствовала в себе зарождение некоего мужского начала. Мужественность, бесстрашие, жесткость, гневливость — ее женская натура обрела именно эти черты.
Маргарита не лгала, когда говорила о своей любви к человеку, голова которого доверчиво покоилась на ее обнаженной груди. Но и полной правды бедный Мастер не знал. Его возлюбленная не была уже прежней Маргаритой со всеми ее слабостями и очаровательной простотой. Это была совсем другая женщина. Да и женщиной ее можно было назвать с большой натяжкой. Оставаясь прекрасной телом, Маргарита сутью человеческой уже не обладала. Душа ее принадлежала темным силам и блуждала теперь по мрачным закоулкам необъятного чертога того, кого люди обрисовывали и называли по-разному. Он и был во многих лицах, но един в своей дьявольской сущности.
— Итак, пришла пора расстаться с нашей королевой, — медленно произнес Воланд, — она была хороша?
— Мессир! — скрипуче провещал Коровьев, — лучшей королевы бала у нас еще не было. Она прекрасно справилась со своей ролью.
— Она не играла роль, — одновременно отрицая слова сподвижника и подтверждая заслуги Маргариты, сказал Азазелло, — она была настоящей королевой.
Кот лишь в молчаливом восхищении воздел лапы вверх и закатил глаза.
— Значит, она заслужила большее, — раздумчиво, как бы про себя, отметил Воланд.
— Я дал по твоей просьбе прощение Фриде, освободил Мастера, — продолжил он, обращаясь уже к Маргарите, — но, — он пристально заглянул ей в глаза, — у тебя ведь есть и сугубо личное желание. Я не ошибаюсь?
— Да, — едва слышно сказала Маргарита, — да, — ее голос стал увереннее, — оставь мне умение летать. Это прекрасно, — она умолкла, с мольбой вглядываясь в черный пустой глаз Воланда.
— И? — тот ждал продолжения.
— И сохрани мне сущность ведьмы, — Маргарита зарделась, — и.., я чувствую себя ведьмой — так пусть же ею и останусь.
— Ура, ура, ура, — затрещал Коровьев, — я же говорил тебе, дружище Азазелло, она наша, она полностью наша.
— Да, — низким голосом проголосовал в пользу Маргариты клыкастый Азазелло, — я — за, мессир.
Кот опустился на одно колено и прижал лапы к груди:
— Смею ли я просить мессира об этом? Если да, то я прошу.
Воланд поднял вверх правую руку, сжал ее в кулак и просто сказал:
— Будет так.
От костяшек пальцев оторвалась ослепительная беззвучная молния и ушла косым зигзагом в чернеющее небо. В глазах Маргариты блеснул фиолетовый свет. Она пружинисто вскочила на ноги и сбросила с плеч накидку, белея в полумраке прекрасной наготой. Склонившись перед Воландом в полупоклоне, женщина выпрямилась, крутнулась на месте и свечой взмыла в небо. Сделав круг над Воландом и его свитой и покачав раскинутыми вширь руками, как обычно самолет качает крыльями в приветствии встречного, она полетела на юго-западную оконечность Москвы.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |